Почему осужденных военных расстреливали так быстро
Почему осужденных военных так быстро расстреливали? Поначалу вопрос покажется странным, но на самом деле он очень важен.
Многих осужденных военных, маршалов, командармов, комкоров, комдивов расстреливали сразу же после вынесения приговора.
Как например расстреляли маршала Тухачевского, командармов Якира, Уборевича, комкоров Фельдмана, Эйдмана и Корка.
На первый взгляд в этом нет ровным счетом ничего удивительного, принято считать что таков был порядок. Но это далеко не так. Часто было по другому.
Вот например маршала Егорова расстреляли далеко не сразу, на следующий день после вынесения приговора. Комдивов Шмидта и Зюка расстреляли на следующий день после вынесения приговора, дав им время написать прошение о помиловании, обратится в верховную коллегию суда или руководству страны
Какой был смысл так торопится с расстрелом Тухачевского и его сообщников?
Вот примерный список расстрелянных военных сразу после вынесения приговора:
1. М.Тухачевский
2. И.Якир.
3. И.Уборевич.
4. Б.Фельдман.
5. А.Корк
6. П.Эйдман
7. В.Путна
8. И.Белов.
9. И.Федько
10. П.Дыбенко
Стоит отметить что этих военных можно поделить на две группы--на состав группы Тухачевского (1-7) и группы Егорова (8-10).
Этот список можно продолжить, суть в том что их расстреляли сразу же после вынесения приговора. Почему? Разве у власти были причины боятся приговоренных к смерти?
Нет, не было. Но тем не менее их расстреляли сразу же. Может у кого-то были причины их побаиваться?
Чтобы понять в чем суть еще раз приведу цитату из показаний Генриха Ягоды
«Летом 1936 г. из политизоляторов в Москву для привлечения к следствию по делу центра троцкистско-зиновьевского блока были доставлены Зиновьев и Каменев.
Мне, как я уже говорил, нужно было с ними покончить: они все равно были уже провалены, третий раз привлекались; и я очень беспокоился, чтобы они где-нибудь на следствии не болтнули лишнего.
Поэтому я счел необходимым поговорить с ними. Ясно, что ни на допросах, ни вызывать их в кабинет для разговора я не мог. Поэтому я стал практиковать обход некоторых камер арестованных во внутренней тюрьме.
Почти во все камеры я заходил вместе с начальником тюрьмы Поповым. К Зиновьеву и Каменеву (в отдельности к каждому) я тоже зашел, предупредив Попова, чтобы он остался за дверью.
За время 5-10 минут я успел предупредить Зиновьева и Каменева о том, кто арестован, какие имеются показания. Заявил им, что никаких данных о других центрах, принимавших участие в заговоре, тем более об общем центре, следствие не знает.
"Не все еще потеряно, ничего не выдавайте сами. Центр заговора действует. Вне зависимости от приговора суда вы вернетесь ко мне," - говорил я им.
И Зиновьев и Каменев на следствии и на суде, как вы знаете, выполнили мои указания. А после приговора они были расстреляны. Это было в августе 1936 г.»
Этот рассказ Ягоды ясно показывает у кого были причины опасаться обвиняемых заговорщиков. От них нужно было как можно скорее избавится.
Как можно скорее, в самом прямом смысле слова. Зиновьева и Каменева расстреляли в самые короткие сроки, наследующий день после вынесения приговора.
При всем желании их нельзя было расстрелять сразу же, они проходили по резонансным процессам освящяемым в международном уровне, просто вывести во двор и расстрелять их было нельзя.
Но военные на закрытых процессах могли подвергнутся немедленному расстрелу и в этом был смысл
Потому что арестованные и осужденные военные после оглашения приговора прекрасно понимая что их никто не спасет, могли обратится с письменным обращением к руководству страны и рассказать обо всех оставшихся на свободе заговорщиках.
Конечно же этого нельзя было допустить. Их надо было расстреливать сразу же--лучше всего сразу же после вынесения приговора.
...............
Мы вряд ли когда-нибудь узнаем точные подробности как это было с высокопоставленными военными. Но можно попытаться реконструировать события, так как они примерно могли происходить.
Представим себе что маршал Тухачевский был арестован в Куйбышеве и заговорщики зная это опасаются за свое положение. Конечно маршал и сам знает что лучше молчать , не выдавая сообщников на воле. Но профилактическую беседу с ним надо провести.
Вот примерная реконструкция событий.
\\\\\\\\\\\\\\\\\
Место действия—следственный изолятор НКВД, камера №…. Участники событий—Н.Ежов, И.Леплевский, З.Ушаков и М.Тухачевский.
В камере находятся И.Леплевский, З.Ушаков и М.Тухачевский (сидит). Входит Н.Ежов.
Леплевский говорит:
«Товарищ нарком. Арестованный Тухачевский доставлен из Куйбышева, все прошло без эксцессов»
Ежов взглянул на арестанта и сказал:
«Оставьте нас».
Леплевский и Ушаков переглянулись, но не пытались возражать и вышли.
Тухачевский до этого хранивший молчание обратился к Ежову:
«Николай Иванович! Это все какое-то недоразумение. Я ни в чем не виноват и никогда не изменял родине. Пожалуйста мне нужно….»
Ежов его прервал:
«Помолчите. Сейчас буду говорить я. Вы полностью разоблачены. У нас есть показания Медведева, корка и Фельдмана. Они все изобличают вас. Вы понимаете свое положение?»
Тухачевский побелел и сказал:
« У вас не может быть показаний Фельдмана.»
Ежов:
«Они есть, скоро у вас будут очные ставки с Корком и Фельдманом. Ваше бессмысленное запирательство вам не поможет. Давайте на чистоту, я здесь чтобы вам помочь, такую задачу мне дал генерал Кестринг.»
Тухачевский удивленно взглянул на Ежова и сказал:
« Я не имею представления о чем вы»
Ежов:
«Я агент немецкой разведки и на этот день руководитель общего «право-троцкистского» центра.
Вы знали только об Ягоде но тяжкое положение вынуждает меня открыться вам.»
Тухачевский не знал что думать—правда ли Ежов «свой» или это провокация с целью заставить его признаться?
Ежов продолжал:
«Слушайте меня внимательно. Ваше положение почти безвыходно, но мы можем сохранить вам жизнь. Вам в качестве наказания дадут заключение в лагере, а потом мы вас освободим. Право-троцкистский центр функционирует, совсем скоро мы избавимся от Сталина»
Воцарилась тишина, после чего Ежов продолжил:
«Михаил Николаевич, в своих признательных показаниях вы ни в коем случае не должны компрометировать наших маршалов, Егорова и Блюхера. Они опора борьбы против существующего режима. Постарайтесь запутать следствие заведомо ложными показаниями»
Ежов подошел к Тухачевскому, похлопал его по плечу и сказал:
«Вас никто не расстреляет, но вы должны молчать о главном. Таковы установки право-троцкистского центра и генерала Кестринга. Это ваш путь к свободе».
Ежов вышел.
////////////////
7 июня 1937 года, место действия кабинет Ежова. Участники Н.Ежов и М.Фриновский.
Ежов говорит:
«11 июня состоится заседание специального судебного присутствия где будет оглашен приговор. После чего все обвиняемые должны быть сразу же выведены во двор и расстреляны»
Фриновский:
«Так быстро?»
Ежов:
«Да, они провалились. Они рассчитывают что им сохранят жизни, но мы не можем себе этого позволить. Когда огласят приговор нельзя допустить никаких письменных обращений в коллегию или руководству страны, если они окажутся в безвыходном положении они могут нас выдать»
Ежов добавил:
«Расстрелом будет руководить Блюхер, мы с ним уже все обсудили, наша задача довести все до этого»
/////////////
Вот такая картина. Конечно это можно не принимать всерьез, но разве это не похоже на правду? Только так логически можно объяснить немедленные расстрелы военных.
В показаниях Фриновского есть такой эпизход о чекисте Буланове
"Раз ЕЖОВ беседовал с БУЛАНОВЫМ, причем беседу начал в присутствии следователя и меня, а кончил беседу один на один, попросив нас выйти. Причем БУЛАНОВ начал разговор в этот момент об отравлении ЕЖОВА. О чем был разговор, ЕЖОВ мне не сказал.
Когда он попросил зайти вновь, то говорил: «Держись хорошо на процессе — буду просить, чтобы тебя не расстреливали».
После процесса ЕЖОВ всегда высказывал сожаление о БУЛАНОВЕ. Во время же расстрела ЕЖОВ предложил БУЛАНОВА расстрелять первым и в помещение, где расстреливали, сам не вошел."
Ежов лично говорил чекисту Буланову что его не расстреляют, а затем он сам приказал его расстрелять
Дело Белова
В отличие от дела Тухачевского, в деле командарма Белова есть весомые факты позволяющие говорить, что командарм хотел что-то рассказать, но не успел.
Белов во время судебного процесса два раза просил суд организовать ему встречу с Сталиным, заявив что он должен
«сообщить товарищу Сталину сведения государственной важности»
Но суд отказал ему в этом
Чрезвычайно интересные сведения на сей счет содержатся в деле по обвинению бывшего начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР комбрига Н.Н. Федорова, осужденного Военной коллегией в феврале 1940 года к высшей мере наказания.
В заявлении на имя заместителя наркома внутренних дел от 30 ноября 1938 года он писал:
«Однажды я Вам начал докладывать о заявлении Белова, сделанным им после приговора его ВК (Военной коллегией.) к расстрелу. Я доложил Вам, что записку Белова на имя И.В. Сталина взял на ВК у прокурора Шапиро и что он с ней сделал, неизвестно.
Вы сказали о том, что Белов возможно не обо всем дал показания и затем прервали мой доклад… У меня остались не доложенные показания Белова от 27 июля…»
Относительно записки Белова Сталину на заседании Военной коллегии. Конкретного ее содержания мы не знаем и, по всей видимости, никогда не узнаем, но известно другое: до Сталина она не дошла, осев в бумагах Ежова.
Командарм Белов пытался добится встречи с Сталиным, но ему отказали. Тогда Белов попытался обратится к Сталину через письменное обращение и оно было отправлено
И все-таки предположим, что когда-нибудь и этот документ увидит свет и мы узнаем, о чем была записка для Сталина накануне своего смертного часа командарм 1-го ранга Белов.
Обстоятельства же передачи записки осветил бывший начальник 1-го спецотдела НКВД СССР И.И. Шапиро, о котором выше упоминает Федоров.
Шапиро в собственноручных показаниях от 29 декабря 1938 года свидетельствует:
«Всякий материал, который каким-то образом мог бы показать отрицательные стороны руководства НКВД, тщательно скрывался…
После заседания Военной коллегии Белов (бывший командующий Белорусским военным округом) подал через председателя суда Ульриха заявление на имя тов. Сталина, в котором он просил уделить ему несколько минут для передачи чрезвычайно важного сообщения государственного значения.
Докладывая Ежову о том, как прошло заседание Военной коллегии я, между прочим, доложил ему и о заявлении Белова. Ежов страшно разволновался:
«Зачем приняли от него заявление, поезжайте сейчас в Лефортово, возьмите у Ульриха и привезите мне это заявление».
Я выполнил поручение Ежова, получил у Ульриха заявление Белова и привез его Ежову, полагая, что Ежов его направит срочно в ЦК. Заявление это тов. Сталину не было передано (я это заявление через довольно долгий промежуток времени видел среди бумаг Ежова).
Сам Ежов даже не вызывал и не опросил Белова по поводу его заявления и Белов в тот же вечер был расстрелян»
Ежов узнав что Белов отправил Сталину письменное обращение стал волноватся и приказал немедленно вернуть его . Чего он так испугался?
После этого Ежов приказал немедленно произвести расстрел Белова
....................
Скорее всего командарм Белов понял что право-троцкистский центр и зарубежные разведки не собираются бороться за его жизнь и решил сдать своих сообщников в НКВД. Но ему не позволили это сделать.
Комментарии