Егор Холмогоров: Человек исчезает?

На модерации Отложенный



: Человек исчезает? | Продолжение проекта

Истерика нашей либеральной публики касательно проповеди , который назвал человекопоклонничество и «права человека» ересью новой эпохи, сама по себе не заслуживает особого внимания.

Вот уже 5 лет подряд каждую весну, точно по чьей-то указке (а скорее всего, именно по ней) начинается антицерковная истерия, заточенная лично против Патриарха. И повод практически не важен. Как в притче о старике и осле: как ни садись, а публика все равно станет злобствовать — просто потому, что сказал это Патриарх.

Скажем, пока одни СМИ верещали, что Церковь лишает их прав человека, другие просто и со вкусом давали относительно той же проповеди Святейшего заголовки вроде «Патриарх рассказал о тюремном прошлом своего отца и деда». Хорошо хоть не «уголовном».

И это — про подвиг исповедничества за Веру Христову, который понесла семья будущего Патриарха. Нарушение большевиками прав человека (на свободу совести, свободу слова и убеждений) для наших либералов — лишь очередной повод для издевки. Ну да «блаженны вы, егда поносят вас…»


О чем же сказал Патриарх на самом деле? Его проповедь была посвящена празднику  — дню, когда мы вспоминаем героев долгой и тернистой борьбы  за правильное понимание принесенной  Истины — орто-доксию, то есть право-мыслие и право-славие.

ИСТИНА МОЖЕТ БЫТЬ СЛОЖНОЙ, НО ТОЛЬКО ОДНОЙ

Истине противостояли ереси, то есть ошибочные мнения и учения, принятие которых увлекло бы христиан на ложный путь, сделало бы наше учение из слова Бога очередным самообманом человеческих «религий». Об этом часто забывают, повторяя никчемную присказку, что Бог один, а путей к нему много, и все религии по-своему истинны. Напротив, либо истина одна и ее можно установить, либо никакой истины вообще нет. Истина может быть сложной и парадоксальной, не вмещающейся в плоский ум — как христианское учение о Боге Троице или о божественной и человеческой природе Христа, но эта сложная истина — одна. А двух истин не бывает. Это как Крым. Он либо наш, либо… никакого «либо», вообще, нет.

Споры о Боге в эпоху Нового времени сменились спорами о человеке. И в этих-то спорах на смену старым ересям воздвиглась новая, еще более могущественная ересь, против которой и выступил Патриарх — ересь антропоцентризма, человекобожия. В чем суть этой ереси? В том, что отсчет любых идей, законов, принципов начал вестись не от Бога, а от человека. Мол, в существовании Бога можно сомневаться, в существовании дьявола можно сомневаться, а в существовании человека сомневаться нельзя. Чтобы увидеть Бога, нужен труд и благодатное озарение, а я дан сам себе в непосредственном созерцании — не усомнишься. Эту мысль французский философ  сформулировал в принципе «Cogito ergo sum» — «Я мыслю — следовательно, я существую». А раз единственным несомненным для нас фактом являемся мы сами, то, значит, именно человек должен быть в центре мироздания, именно благо его «эго», раз уж именно оно мыслит, должно быть превыше всего.

В ПОГОНЕ ЗА УДОВОЛЬСТВИЯМИ

Так и выработалась доктрина «прав человека». Это права «эго» на максимальное благо, то есть на максимальное удовольствие и комфорт. Свобода — это, в либеральной концепции, возможность делать все, что не мешает такой же свободе другого «эго». Человечество превращается в множество индивидов, которые стараются максимально «не мешать» друг другу. А для того чтобы «не мешать», приходится жертвовать всеми сообществами — Родиной, народом, Церковью, семьей. В идеале человечество должно уподобиться инертному газу, стать совокупностью погруженных в себя и ничем не связанных индивидов, преследующих, как иронизировал , «цели веселости».
Каждый по-своему понимает «права человека».


Каждый по-своему понимает «права человека»

Напоминает ли реальный мир торжествующих «прав человека» эту картинку? В общем-то, нет. Подобно всякой утопии, он занят преодолением временных трудностей на пути к царству света. Подобно всякой ереси, ему приходится подавлять несогласных ортодоксов. Либерализм столкнулся с тем, что никакой единой и понятной человеческой природы, представитель которой может служить «мерой всех вещей», попросту нет. Без божественных заповедей, без идеи миропорядка, который выше человека, на месте «эго» образуются какие-то ошметки. Нормальный человек, к которому обращались и которого освобождали первые антропоцентристы в эпоху Ренессанса, был продуктом христианской цивилизации. Он был воспитан на заповедях — не убий, не укради, не прелюбодействуй, возлюби ближнего, поделись с бедным. Как только эта принесенная заповедями норма стала разрушаться, «нормальный человек» исчез — его место заняли трансгендеры в трансе, каннибалы с самокрутками каннабиса и прочие обитатели разношерстного .

Сегодняшний либеральный мир занят практически исключительно правами меньшинств, разрушая того простого человека, который достался ему от христианской эры.

В ЧЕМ ОШИБКА ?

Где же была та ошибка, та ересь Декарта и его единомышленников, приведшая к самоупразднению человека? Она была в самой первой части утверждения: «Я мыслю». Декарт не задал самого главного вопроса, не высказал самого главного сомнения: «А я ли мыслю?» Для христиан (и его времени, и предшествующих, и последующих) ответ был очевиден: «Нет, не я. Точнее, не только я». Вновь вспомним Достоевского: «Здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца человеческие».

Для христианской традиции был и остается несомненным догматом тот факт, что никакого независимого человеческого мышления и самосознания нет. Душа человека находится под постоянным огнем дьявольских искушений и под постоянным покровом ангельской заботы, божественных внушений и откровений. Наша мысль — это переплетение трех начал — божественного, демонического и собственно человеческого. И лишь искусство аскезы, доступное немногим, позволяет достичь «различения духов», умения отличить глас Божий от нашептываний беса-искусителя.
Ставить в центр мироздания человеческое «эго», которое расколото противоречиями, которое само зачастую не знает, чего хочет, — попросту абсурдно.

Говорить о свободе такого «эго» от норм религии и морали — значит, говорить о свободе нашептывающего искусителя, и ничего больше.
Ни о каких «правах человека» в антропоцентрическом мире говорить не приходится. Речь идет о правах беса. Даже в христианском обществе бороться с демоническим влиянием на человека — нелегкое дело. Но здесь есть внешняя вертикаль: заповеди, учение Церкви, просвещенное этим учением государство, — все это делает нас причастниками большого богоустановленного порядка, дающего возможность человеку опереться на Бога.

Разумеется, антропоцентризму приходится тоже выстраивать свой внешний порядок. И он предсказуемо становится дьяволоцентричным. Вместо заповеди — наслаждение, вместо доктрины-либо религия толерантности, либо жестокость тоталитарных утопий. Впрочем, первое уже начинает превращаться во второе.

И если христианство создало человека как он есть, то антропоцентризм, переходящий в дьяволоцентризм, предсказуемо человека демонтирует. Человек перестает звучать гордо, превращаясь в лего — съемные органы, натяжной пол (простите, «гендер»). Все громче звучит доктрина трансгуманизма, то есть демонтажа человека во имя постчеловека. Завладев обезбоженным «эго» и оставшись без соперника, бес предсказуемо стремится освободиться и от человека — с его плотью, душой, волей, превратив его в управляемого подсознанием киборга. В трансгуманистическом человеке не останется практически ничего человеческого — он становится аватаром демона.

МОДЕРН КАК «ШРЕДЕР» ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

Таков парадокс модерна — он берет человека, созданного традицией, ставит его в центр прогресса и улучшает его жизнь. Модерн может похвастаться множеством полезных и бесполезных изобретений: душем и антибиотиками, телефоном и автомобилем, интернетом и ядерным оружием. Человек модерна стал выше и толще, он дольше живет и в развитых странах ему не грозят пытки, казни и эпидемии. Но только этот прогресс сопровождается исчезновением самого человека.



По мере выработки ресурса, заданного христианской традицией, прогресс угасает или принимает извращенные формы. Там, где вчера боролись за равноправие для женщин, сегодня борются за право носить паранджу. Там, где вчера создавали мир, в котором ребенок был чист и невинен, защищен от взрослой грязи, сегодня вводят «секспросвет» и «гейиноформацию» в школе. Там, где вчера защищали свободу мысли, сегодня борются за легализацию туманящих мысль и убивающих разум, совесть, сознание наркотиков. Там, где вчера утверждали право на жизнь, сегодня почти навязывают право на смерть.

Выходит, никакого вечного человека, который может стоять в центре мира, просто нет. Есть человек Бога или человек дьявола. И там, где человек остается без Бога и Его Откровения, он быстро превращается в человека греха, сына погибели. А потом и перестает быть человеком вообще.
Защитить человека, его права, его право быть человеком возможно только оставив в человеке Бога. Развитие человечества возможно лишь в той степени, в которой оно опирается на фундамент традиции. Причем не какой-нибудь, а христианской традиции, давшей колоссальную историческую «фору» Европе — от Византиии и Руси до Испании и Англии.

И там, где христианская «фора» исчезает под влиянием антропоцентризма, — там исчезает и человек.

Вот о чем напомнил нам в день Торжества Православия Святейший Патриарх.