Коррупция в царской России перед революцией 1917 года ( полезные воспоминания )

Коррупция в предреволюционной России была - об этом сказано немало, это очевидно даже далекому от исторических исследований человеку. Распутин загубил страну, разложив по ходу дела царский двор, промышленники поставляли сапоги с картонными подошвами и шинели с расходящимися швами .

Знакомство с воспоминаниями двух виднейших царских контрразведчиков - генерал-майора Батюшина Н.С. и следователя по делам о шпионаже Орлова В.Г., - существенно дополняют картину для тех, кто мучается вопросом о том, из-за чего царский режим потерпел крах. Да-да, господа, в том числе и из-за зашкалившей в империи коррупции. 
Комментарии бывшего пресс-секретаря ФСБ Здановича А.А. дают опору на архивные материалы. 

Скажу сразу - из этих материалов ясно, что одной из главных причин поражения России в Первой мировой войне и краха существовавшего монархического строя была продажность чиновничьего аппарата, по-современному - коррупция, приведшая к потере управления страной. Именно коррупция послужила основой для ряда очень громких дел о шпионаже, поскольку формировала в обществе отношение терпимости к обделыванию личных делишек за казенный счет, создавала ложно понимаемые ценности - такие, как "своих жандармам не выдадим" - и, соответственно, вела к разложению действовавшей системы власти. 

Безалаберность в управлении войсками, выразившаяся, в частности, в том, что австрийцы разгадали русский радиотелеграфный код 19 сентября 1914 года, а германцы, по предположению Н.Батюшина, имели доступ к нему с начала войны, привела к тому, что противник вел фронтовые действия с "заблаговременно открытыми картами, в то время как Россия все время вела их вслепую". 

Коррупция, охватившая все сферы жизни, не позволила вовремя консолидировать госаппарат, изолировала от него широкие массы и привела сначала к февральскому, а затем к октябрьскому переворотам. 
Более того, прочитав воспоминания Н.Батюшина и В.Орлова, можно прийти к выводу, что Великая война, как её тогда именовали, была проиграна в подавляющей степени в области спецопераций - в работе спецслужб и психологической войне. Неудачи, выражаясь определеннее, провалы, в разведке и контрразведке привели к чувствительным поражениям первых двух лет войны. Утрата контроля над внутренней ситуацией вылилась в потерю управления в войсках и огромное недовольство гражданского населения. Это, в свою очередь, привело к тому, что образованная в конце 1916 года комиссия Н.Батюшина для борьбы с военными, шпионами и мародерами тыла (читай, с коррупцией) запоздала и не смогла выполнить свою миссию. 

Теперь по порядку о том, как обстояли дела в те времена и что об этом писали наши главные герои. Первым по важности вопросом и, одновременно, главным поражением российских спецслужб, Н.Батюшин расценивает состоявшуюся дискредитацию царской семьи. 

"Выбор объектов пропаганды представляет собой тоже немало затруднений, так как, желая разрушить моральные устои страны, надо принимать во внимание и психологию народа. В этом отношении работа английской пропаганды заслуживает большой похвалы. Желая надломить боевую мощь Германии, английская пропаганда никоим образом не решается развенчивать ее народного героя фельдмаршала Гинденбурга, а все свои стрелы направляет на бывшего в тени фактического генералиссимуса ее армии генерала Людендорфа, беспощадно заливая его грязью клеветы. 
То же самое делалось и у нас еще задолго до революции. Грубо колебать в глазах русского народа престиж монарха было бы нецелесообразно, а потому к этому адскому делу осторожно приступает  пропаганда сейчас же после неудачной Русско-японской войны и следовавшей за ней малой революции. Для этого она придвигает к ступеням императорского трона простого мужика, хлыста по своим религиозным убеждениям Распутина, снабдив его даже чудодейственной силой. 

В книге его секретаря Арона Симоновича подробно описана встреча Распутина (в 1906 году - прим авт.), возвращавшегося с богомолья в Иерусалиме к себе, в Тобольскую деревню, с приехавшими помолиться в Киев Великими Княгинями Анастасией и Милицей Николаевными. Случайно, якобы, приходит к ним во двор Распутин, им заинтересовывается Великая Княгиня, приглашают даже его пить с ними чай и в разговоре узнают, что Распутин умеет лечить гемофилию, неизлечимую болезнь, которой страдал Наследник-Цесаревич. Благодаря этому, из чувства любви матери к ее единственному сыну, Распутин вводится ими не только в царский дворец, но даже полонит душу Императрицы. При содействии подкупленных лиц мистифицируются чудеса не только над А.А.Вырубовой, но и над самим Наследником-Цесаревичем. 

Достигнув этой главной своей победы, пропаганда приступает к ее эксплуатации путем распускания не столько в простом народе, сколько в кругах интеллигенции гнусных инсинуаций на Государыню и ее дочерей и достигает, в конце концов, своей цели - расшатывания доверия народа к монарху. Особенно знаменательна в этом отношении речь П.Н.Милюкова в Государственной Думе 2-го ноября 1916 года, договорившегося чуть ли не до государственной измены самой Императрицы. 

Сила этой пропаганды была настолько велика, что даже такой, казалось бы, столп правого крыла Государственной Думы как Пуришкевич, идет в заговор с одним из лидеров кадетской партии в Государственной Думе Маклаковым для убийства Распутина, этого мавра, сделавшего уже свое дело, то есть в достаточной степени уже поколебавшего императорский трон в глазах почитавшего его русского народа. В интересах  Пропаганды Распутин должен быть убран не руками создавших его левых партий, а правыми деятелями, для чего в заговор приглашается даже член императорской фамилии Великий Князь Дмитрий Павлович. 

Убран был, наконец, с политической арены Распутин. Но Россия продолжала катиться в пропасть при дружном содействии своих союзников, в слепоте своей не желавших видеть, что они рубят тот сук, на котором покоится залог их победы и их будущего благополучия". 

Почти наравне с опорочиванием высшего руководства страны Н.Батюшин расценивает внедрение пораженческих настроений в российское общество посредством культуры и идеологии, конкретнее, с использованием работавших в этих сферах незаурядных личностей. При этом оценки его весьма неожиданны и, подчас, прямо противоположны тем, которые дает им современная образовательная программа. Большую и крайне негативную роль в этом процессе сыграли международные общества. 

"Методы политической пропаганды должны быть чрезвычайно деликатны, дабы лозунги ее не били в глаза своей резкостью, а как бы носились в воздухе, незаметно создавая настроение масс, то есть народное движение. Конечно, такая тонкая работа по плечу лишь недюжинным натурам, которые за плату или в погоне за создаваемой им работодателями славой творят дело политической пропаганды, развращая народные массы. 



Пожалуй, самым опасным средством политической пропаганды являются международные общества, преследующие якобы исключительно лишь гуманные цели, - насаждение Царства Божия на земле, а не политическую работу, будут ли то масонские ложи - как смешанные по своему составу, французская, английская, американская и др., или находящиеся в той или иной зависимости от них бесчисленные пацифистские и другие общества, Общество Христианской Молодежи (так называемое ИМКА) и пр… 

О своей политической пропаганде в лагерях русских военнопленных в Австро-Венгрии открыто говорит секретарь Общества Христианской Молодежи (ИМКА) Ю.Ф. Геккер в книге "Христианский Союз Молодых Людей". Если даже не углубляться в область политической Пропаганды, все же вред всех вышеупомянутых международных обществ виден из того, что центр управления ими находится вне пределов воюющих государств, обыкновенно в C.A.C. Штатах или же в Швейцарии, и контроль над их служебными сношениями почти невозможен… 

Из вышеизложенного вытекает, что Великая война, наряду с огнестрельным оружием, выдвинула в равное с ним положение и психическое оружие - слово, явившееся могучим средством политической пропаганды, действующее на моральный элемент народов, - главный фактор, по словам Наполеона, победы над врагом". 
Здесь стоит, наверное, сделать оговорку, что генерал Батюшин, будучи контрразведчиком, имел профессиональную слабость к конспирологии. Возможно, в его оценках есть и преувеличения, и натяжки. Но, в целом, картина России, которую он представляет в своей книге, совпадает с фактами, которые нам известны о том времени, из других источников. 

Непосредственно коррупция расцвела в сфере снабжения сырьем, товарами, оружием и продовольствием фронта и тыла. Не наладив их, страна оказывается не в состоянии вести войну и быстро проигрывает, как это случилось уже с Германией после революционного разложения России. Кстати, основным мотивом помощи российской Добровольческой армии со стороны Англии в 1918 году было недопущение германских войск к нашим сырьевым и продовольственным ресурсам, о чем напрямую заявлял тогдашний военный министр Уинстон Черчилль. 
В России наиболее сильный резонанс вызвало дело о поставках сахара за границу вместо удовлетворения нужд русской армии и населения. Занимался им следователь В.Орлов, специализацией которого были дела о шпионаже. 
"Экономическая блокада Германии проводилась Англией не только путем морской блокады, но и при помощи контроля морской торговли граничащих с Германией нейтральных государств: Швеции, Норвегии, Дании и Голландии. 
Бывший во время Великой войны английским военно-морским агентом в северных государствах Европы контр-адмирал Консетт издал в высшей степени интересную книгу "The Triumph of the unarmed Forces" ("Торжество невооруженных сил"), в коей при помощи сравнительных таблиц ввоза предметов первой необходимости в вышеназванные страны в мирное время и за период Великой войны доказал огромное увеличение его за время и за период Великой войны. Естественный из этого вывод - этот излишек шел в Германию. 

То же следует сказать и относительно недостававших в Германии металлов, которые в большом количестве везлись из Швеции. Генерал Людендорф на странице 341-й своих военных воспоминаний пишет так об экономической разрухе в Германии: "В 1917 году нас, Австро-Венгрию и Константинополь, спасла (в продовольственном отношении) одна Румыния... Нейтральные страны, особенно Дания, Голландия и Швейцария, доставляли нам многое". 

Для того чтобы лишить Германию недостающих ей предметов Англия принимала, например, такие меры, как скупку у Норвегии ее улова сельди, хлеба у Румынии и пр. Мало того, Англия не останавливалась, по словам ее министров Черчилля и Мильнера, перед денежными затратами для создания русских Добровольческих армий, дабы тем лишить Германию после заключения Брест-Литовского договора огромных запасов хлеба, скота, нефти, металлов и пр. на юге России, на Урале и в Сибири, а равно помешать передаче большевиками Германии больших запасов огнестрельных припасов, ставших им из-за прекращения военных действий ненужными. 

Приблизительно в том же виде как и в Германии, представлялась экономическая разруха и в России в период Великой войны, как то установлено разведыванием учрежденной приказом начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал-адъютанта Алексеева 31 мая 1916 года моей комиссии (Н.Батюшина - прим. авт.) для борьбы с военными, шпионами и мародерами тыла. В район этой комиссии входила не только территория Европейской России, но и оккупированная часть Персии. 

Толчком для расследования причин царствования тогда у нас экономической разрухи явилось исчезновение с рынка сначала сахара, а затем хлеба и других предметов первой необходимости, и это в такой земледельческой как Россия стране - бывшей житнице Европы. Правительство решило взять в свои руки контроль над распределением сахара и пр., учредив Бюро по продаже сахара - Центросахар, введя даже и хлебные карточки. 

Невзирая на то, что во главе Центросахара стал энергичный, глубоко знающий свое дело Черныш, неподкупной, притом, честности, утечка сахара была все-таки огромная. Всего Россия производила около 90 миллионов пудов рафинада в год, причем значительная часть его вывозилась за границу, между прочим, в Персию - 5 000 000 пудов, в Финляндию - 2 000 000 пудов и пр. С началом войны вывоз сахара в воюющие страны прекратился, и, тем не менее, войскам пришлось давать вместо сахара-рафинада сахарный песок, да и того было ограниченное количество, поэтому было сокращено потребление его и населением. 

Расследованием моей комиссии и отобранными у наших сахарных королей Абрама Доброго, Израиля Бабушкина и Иовеля Гопнера - председателей правлений Александровско-Корюковского, Тульско-Черкасского и Могилянского сахарных товариществ было документально установлено, что около 30 000 000 пудов рафинада, или одна треть годового его производства, была сосредоточена на нашей границе с Персией, на Кавказе и в Средней Азии. Согласно показаниям Иовеля Гопнера, сахар этот даже почтовыми посылками отправлялся в эти районы из мест его производства. 

Вместе с тем произошла метаморфоза и с вывозом сахара в Персию, размер коего был повышен на 2 миллиона 500 тысяч пудов, то есть на 50 процентов, якобы ввиду увеличившегося его потребления персами. Кроме того, вместо мягкого, так называемого марсельского рафинада, официально разрешенного к вывозу в Персию, употребляемого персами для холодных напитков, стал якобы ими требоваться наш русский, то есть крепкий рафинад. 
Так как головы мягкого рафинада были небольшие, 10-фунтовые, то для введения наших правительственных агентов в заблуждение большие головы рафинада приходилось спекулянтам распиливать, подгоняя их под 10-фунтовый вес. Бакинский уполномоченный сахарозаводчиков при этом цинично заявлял, что в настоящее время персы стали настолько цивилизованы, что уже не довольствуются мягким рафинадом, а требуют себе наш русский рафинад. 
Дальнейшим, однако, расследованием было установлено, что этот сахар-рафинад переправлялся нелегальным путем через границу, а затем караванами шел на Багдад для снабжения наших противников. То же приблизительно было установлено и с отправкой во время войны за границу жмыха для корма скота". 

Что же сталось с сахарозаводчиками? 

"Еще большие терзания пришлось испытать при передаче вышеописанного дела киевских сахарозаводчиков: Абрама Доброго, Израиля Бабушкина и Иовеля Гопнера, повинных в незаконном вывозе во время войны в Персию одной трети годового нашего производства рафинада в район противника (события происходили в 1916 году - прим. авт.). На допросе меня следователем по особо важным делам киевского Окружного суда Новоселецким прокурор киевской Судебной палаты Крюков, не оспаривая самого вывоза сахара-рафинада, потребовал от меня доказательств, что это делалось по предписанию германских властей. Конечно, такого документа я представить не мог, и дело в конечном результате было прекращено, причем Государь Император наложил на этом деле приблизительно такую резолюцию: "Освободить, и если они в чем-либо виноваты, то пусть своей дальнейшей деятельностью заслужат себе оправдание". 
Лишь вышедший уже после революции труд секретаря Распутина Арона Симановича разъяснил истинную причину прекращения этого дела. Арестованный Иовель Гопнер обещал дать Симановичу за свое освобождение сто тысяч рублей, в счет каковой суммы он и дал ему десять тысяч рублей, обещав уплатить остальное по его освобождении, чего, однако, не сделал. За это Симанович, будучи на освобожденной от большевиков территории юга России, привлек его к ответственности через одесский Окружной суд. Симанович в этом случае действовал через Распутина, а последний воздействовал на министра юстиции Добровольского, чем только и возможно было объяснить исходотайствование помилования этим крупнейшим спекулянтам". 

Не меньшие злоупотребления творились в других отраслях хозяйства, а также в страховом и банковском деле. 
"Однажды штабом Северного фронта была получена подробная докладная записка одного из наших видных честных работников по страховому делу о том, как наши военные секреты делаются достоянием противника через так называемые перестраховочные конторы. Вся эта записка была проникнута глубоким желанием помочь военному ведомству в борьбе с этим злом. Сущность дела заключалась в том, что существовавшие у нас страховые общества брали на себя лишь одну треть страховой суммы, передавая остальные приблизительно две трети так называемым перестраховочным конторам, главным образом германским и отчасти австрийским. Таким образом, ни мы, ни наши союзники таких перестраховочных контор не имели. 

Техника страховки заключалась в занесении в особые досье подробных сведений о страхуемом предмете с точным указанием срока страховки: касается ли это заводов, работающих на оборону, или расширения их путем постройки дополнительных сооружений и установки новых машин, или постройки новых военных и торговых судов или же их снаряжения, или же это касается военных грузов, следующих на торговых океанских судах, главным образом из C.A.C. Штатов и пр. В последнем случае точно указывался путь следования судов и время, на которое действует страховка. Дубликат такого досье должен был быть отправлен в перестраховочную контору, то есть в Германию или Австро-Венгрию через нейтральные конечно страны. 

То есть, благодаря перестраховочным конторам, наши противники, сидя у себя дома, могли, не прибегая к денежным затратам, а наоборот, извлекая даже барыши из дела перестраховки, последовательно фотографировать развитие работавшей на оборону промышленности нашей и наших союзников, а также следить за подвозом к нам и к ним недостающих для войны припасов из C.A.C. Штатов, Японии, Южной Америки, Австралии, Индии и пр. Я думаю, отчасти этой осведомленностью надлежит объяснить успешность действия германских подводных лодок в первую половину Великой войны. 

Ознакомившись с этим делом, я по указанию начальника штаба фронта командировал в Петроград военного юриста полковника Резанова для осмотра делопроизводства перестраховочной конторы "Шварц, Брант и К°" и др., причем сведения вышеупомянутой докладной записки вполне подтвердились. В результате этого обследования все перестраховочные конторы у нас были закрыты, и возбужден был в Министерстве внутренних дел вопрос о передаче столь прибыльных перестраховочных операций самому правительству. Незадолго до революции министр внутренних дел Протопопов в разговоре поздравил меня, что перестраховку взяло на себя правительство. 

Кроме того, тогда же штабом Северного фронта был возбужден вопрос о начале предварительного следствия против председателя страхового общества "Россия" А.И.Гучкова по обвинению его по ст. 108 Уголовного уложения в содействии противнику через перестраховочные конторы. Казалось бы, бывший председатель комиссии по государственной обороне Государственной Думы, всегда интересовавшийся военными вопросами, не мог не быть осведомлен об утечке этим путем наших военных тайн. К сожалению, дело это было передано следователю по особо важным делам Петроградского окружного суда Середе, между прочим допрашивавшего по нему и меня в качестве свидетеля, и было им прекращено. Этого, впрочем, надо было ожидать от зараженной революционной пропагандой петроградской юстиции… 

К разряду этих же дел, разработанных при содействии лишь внутренней агентуры, относится в свое время много нашумевшее дело директора Русско-Французского банка Д.Л.Рубенштейна.

Устанавливать за ним наружное наблюдение было бесполезно, настолько он был ловок. При обыске, например, у него был найден дневник установленного за ним Департаментом полиции наружного наблюдения. Он был в хороших отношениях с директором этого Департамента генералом Климовичем; да вообще у него были очень хорошие знакомства в высших сферах. 
Накануне, например, обыска у него обедал министр внутренних дел Протопопов. Его очень хорошо знала Вырубова. Про Распутина, которому доставал любимую им мадеру, и говорить нечего. Ввиду этого разработка дела Рубенштейна представляла огромные трудности не в техническом отношении, а главным образом благодаря его связям в Петрограде. 

При обыске у него был найден секретный документ штаба 3-й армии. Вероятно, у него было бы найдено несравнимо большее количество секретных документов, если бы он не был предупрежден о готовящемся у него обыске человеком, близко стоящим к председателю Совета Министров Штюрмеру, что выяснилось лишь впоследствии. 
Кроме того, расследованием было выяснено, что Рубенштейн зарабатывал до 40 процентов прибыли с заказов на оборону путем выдачи возглавляемым им банком гарантий, бравшим эти заказы частным заводам и предприятиям. Результатом этой лихвенной наживы была несвоевременность поставок предметов обороны и несоответствующее притом их качество, чем наносился ущерб армии". 

Нельзя не упомянуть о громких шпионских делах, явившихся прямым следствием царивших в обществе настроений безалаберности, попустительства и покрывательства "своих" людей. Это, прежде всего, дело служившего в Ставке Лемке, дело военного министра Сухомлинова и ряд других дел. 

"Насколько контрразведка во время Великой войны была в загоне, видно хотя бы из того, что контрразведывательное отделение для охраны самой Ставки, а впоследствии и Государя Императора было сформировано лишь после принятия Его Величеством на Себя Верховного Командования. Это обстоятельство, конечно, было учтено врагами Императорской России, несомненно, имевшими там свои уши. В изданной Михаилом Лемке в 1920 году в Петрограде книге-дневнике "250 дней в Царской Ставке (25-го сентября 1915 года - 2-го июля 1916 года)" автор ее штабс-капитан запаса, переводчик в Ставке совершенно откровенно говорит о том, как он использовал доверчивость и халатность чинов Ставки до генерала Алексеева включительно, чтобы похищать секретные военные документы. Он копировал их почти что на глазах у всех и ежедневно в казенных пакетах отправлял их в Петроград с фельдъегерями. 
На 216-й странице своей книги Михаил Лемке пишет: "Как я и думал, к Носкову (Генерального штаба полковнику, служившему в Ставке) приходил фельдъегерь спросить, знает ли он, что от меня ежедневно идут толстые пакеты на фельдъегерский корпус... Было отвечено утвердительно". Невзирая на подобное предупреждение, Михаил Лемке ни на йоту не изменяет своего поведения вплоть до откомандирования его из Ставки 7-го июня 1916 года… 
Штабс-капитан запаса Лемке попадает в Ставку благодаря своему очень давнему знакомству с еще 1891 года с генерал-квартирмейстером при Верховном главнокомандующем генералом Пустовойтенко в доме его жены. Это обстоятельство создает непонятную между ними откровенность, доходящую даже до того, что он ставит Михаила Лемке в известность о веденной за ним "жандармской слежке". Мало того, генерал Пустовойтенко заставляет смотреть на него, Михаила Лемке и генерала Алексеева как на жертву "жандармского" произвола. 

В Ставку Михаил Лемке попадает 25 сентября 1915 года в качестве переводчика. Его сначала привлекают к работе по делам печати, а затем с декабря и к дежурству по секретной аппаратной, где в открытую по аппарату Юза передавались секретные оперативные и другие распоряжения фронтов, военного министерства и др. Это свое положение в связи с неограниченным к нему доверием генералов Алексеева и особенно Пустовойтенко Михаил Лемке использовал очень мудро. 

"Материалами для меня, говорит он в главе "О Дневнике", служили, прежде всего, бесчисленные документы, проходившие через или около меня, чаще же (и в очень большом числе) попадавшиеся мне под без устали искавшую их руку. Все они тщательно копировались, когда на месте, в управлении же (генерал-квартирмейстера), когда дома, когда в театре, в ресторане, на дежурстве, в аппаратной секретного телеграфа (больше всего) и так далее. Вторым источником были ежедневные беседы с самыми различными по своему положению людьми, хорошо знавшими то, что ставилось предметом умышленно направлявшегося мной разговора, причем я видел и знал - знаю и теперь, - что говорившие со мной никогда и не подозревали, с какой целью я затрагивал ту или другую тему... Вполне понимая ясно такого своего рода неслужебные занятия, я в самом же начале основательно пригляделся к мерам наблюдения за каждым из нас и когда понял, что и в Ставке все делалось по-русски спустя рукава и только формально, стал смелее, чем достигнул возможного максимума в выполнении своей цели, увеличивая, конечно, степень риска и тяжесть грозившей мне кары." 

Сведения, копировавшиеся Михаилом Лемке, касались и организации нашей армии в самом широком смысле слова, то есть не только ее устройство, но и пополнение, вооружение, снаряжение, питание и пр., и оперативные задания и выполнение их в виде секретных отчетов об операциях, указаний для ведения и подготовки их и секретных дипломатических сношений, и пр., и пр… 

Инициатива изгнания Лемке из Ставки принадлежит штабу Северного фронта. Когда в его контрразведывательном отделении собралось достаточно агентурных данных против Лемке, то я (Н.Батюшин - прим. авт.) как исполнявший должность 2-го генерал-квартирмейстера его поручил начальнику разведывательного отделения Северного фронта полковнику Рябикову запросить данные о нем в Ставке. 

Для характеристики наивности чинов ее в смысле охраны секретов я приведу следующие выписки из "Дневника" Лемке, касающиеся этого запроса: "При раскладке бумаг по делам" натолкнулся (Лемке) на телеграмму Ассановича начальнику разведывательного отделения штаба Северного фронта полковнику Рябикову, посланную в Псков 6 февраля (1916 г.): "В должности переводчика состоит штабс-капитан в распоряжении полковника Носкова по делам печати. Слова в кавычках... зачеркнуты. Очевидно, это обо мне. Когда я спросил Ассановича, что это значит, он, вспыхнув, сказал, что это не обо мне и, взяв телеграмму, разорвал ее... Чую что-то недоброе, надо беречься". 
Хотя Лемке и был спугнут как шпион после 4-х с половиной месяцев работы в Ставке (с 25-го сентября 1915 г.), но до 2-го июня, когда он ушел из нее, то есть в течение еще четырех месяцев он продолжал интенсивно работать по собиранию секретнейших документов в Ставке. Базировался он в этом преступном деле, прежде всего, на доверии к нему генерала Пустовойтенко, а через него и генерала Алексеева… 
Лишь вмешательство Дворцового коменданта, генерала Воейкова в целях охраны Государя Императора заставило Ставку после долгих препирательств с "жандармами" уступить и откомандировать Лемке в Главное управление Генерального штаба". 

Можно было бы и отпустить какое-нибудь едкое словцо в адрес царских генералов и подтрунить над порядками в Ставке, если бы все это не было так печально. Планы российского командования становились без промедления известны Германии и Австро-Венгрии, гибли и попадали в окружение и плен российские полки, дивизии и армии. Такова оказалась цена ложно понимаемого чувства чести, покрывательства "своих" людей и всего прочего, что свелось ныне в емкое понятие коррупция. 

Отдельно стоит дело о шпионаже в пользу Германии и Австро-Венгрии военного министра Владимира Сухомлинова, обстоятельства которого плохо укладываются в понимание того, как же все это могло произойти. Вот что пишет ведший его дело следователь В.Г.Орлов. 

"Его назначили военным министром, и незадолго до войны он заявил: "Мы вооружены. Мы можем пойти в наступление в любой момент". Но уже первые выстрелы показали, что это не так. Ни о какой готовности к войне не было и речи. Неприступные крепости пали. В плен сдавались целые полки, им не хватало твердости и выдержки, сказывалась и нехватка оружия. 

Ни продовольствия, ни оружия, ни боеприпасов. Устаревшая армия и полное отсутствие резервов! 
Разразился грандиозный скандал. И, естественно, вся ответственность сразу же легла на плечи военного министра. 
Складывалось впечатление, что многие грубые ошибки были совершены им умышленно, поэтому на царя оказывалось давление с тем, чтобы он принял строгие меры. 

В Петрограде была создана комиссия, в состав которой вошел и я. В задачу комиссии входило расследование обстоятельств данного дела. Моя задача состояла в том, чтобы выяснить, не был ли он связан с иностранными шпионами, и определить круг его знакомых. За четыре месяца я собрал массу уличающих его доказательств и составил досье, где на четырехстах страницах были изложены все факты, которыми располагала Россия в отношении своего бывшего военного министра". 

Из приведенных В.Орловым фактов особо остановимся на отношениях с австрийским вице-консулом Альтшиллером. 
"Альшиллер один стоил многих! Любой ребенок в России знал, что он шпион, для которого все средства хороши. Только военный министр, казалось, ни о чем не подозревал! Он и его жена были очень дружны с этим обаятельным и весьма состоятельным господином. Альтшиллер фактически оплачивал счета портного экстравагантной мадам Сухомлиновой. Он всячески поощрял ее склонность к расточительству, безропотно оплачивал все счета! 
В итоге он мог творить в кабинете военного министра все, что пожелает. Он вскрывал письма, просматривал всю корреспонденцию, помогал принимать решения о том, что, у кого и в каких количествах закупать. Фактически всем министерством руководил Альтшиллер. 

В ходе следствия мы столкнулись со множеством странных фактов. Мадам Сухомлинова, например, носила такие наряды, какие не могла позволить себе сама царица. Она заказывала платья разных цветов, оттенков и фасонов и белье под стать им на сумму, более чем в три раза превышавшую министерский оклад ее мужа со всеми дополнительными выплатами. 

Эта женщина в огромной степени ответственна за его падение. 

На основании всех изобличающих его фактов в 1916 году Сухомлинов был помещен в Петропавловскую крепость и приговорен к пожизненному заключению. Однако в 1918 году он был помилован революционным трибуналом, через Финляндию бежал в Берлин, поселился в одной из комнат приюта Фриденау, где и умер от голода! 
Екатерина Сухомлинова к тому времени давно забыла о нем. Во время революции она сбежала с молодым красавцем грузином. Впоследствии ее арестовали где-то на Волге, при ней было два фунта сахару. И она, и ее друг были расстреляны за спекуляцию!" 

А вот как была, по воспоминаниям В.Орлова, организована деятельность германских компаний в России, фактически хозяйничавших на территории страны и в значительной степени предопределивших ее развал. 
"Германским шпионским центром во время войны была гостиница "Астория" в Петрограде. Здесь работали германские шпионы Зигфрид Рай, Кацнельбоген и барон Лерхенфельд. Вся информация направлялась в Стокгольм, а затем - в Берлин. Все административные должности занимали германские солдаты и офицеры. Их концерн принимал заказы на строительство крепостей по ценам более низким, чем у всех конкурентов, и нес фантастические убытки. Таким образом, они узнавали самые сокровенные военные секреты, которые немедленно передавали через Стокгольм в Берлин. 

Российские компании по производству электрооборудования - "Сименс и Хальске", "Сименс Шукерт" и АЕГ, являвшиеся филиалами германского "Электротреста", получали заказы, связанные со строительством российских кораблей. Эти фирмы не только служили источником информации для германского верховного командования, но и выполняли, по документальным данным российского Генерального штаба, определенные задания, вследствие чего завершение строительства военных кораблей во время войны задерживалось. 

Хотя компания "Зингер" является американским концерном, ее делами в Европе заправляли немцы. Российскими филиалами компании руководил Аугуст Флор, который прекрасно знал, как использовать мощный механизм этой богатой фирмы в интересах германской разведки. 

Когда разразилась война, Флор, якобы от имени фирмы, попросил управляющих всеми филиалами, даже в самых отдаленных уголках России, ответить на следующие вопросы: сколько человек ушло на войну? сколько лошадей и крупного скота имелось у населения? каковы настроения большинства населения? сколько человек, подлежащих призыву на военную службу, уклонились от призыва? Такую информацию следовало представить по каждому уезду, по каждому церковному приходу, и собранные данные отправлялись в Германию. 

Почти всеми транспортными компаниями, в том числе "Герхардт и Хай", "Книп и Вернер", руководили немцы. Они поставляли ценную информацию о состоянии железных дорог и других путей сообщения, о подвижном составе, о перевозке войск, провианта и т.д. Кроме того, они оказывали германскому командованию помощь, провоцируя беспорядки в войсках и как можно дольше задерживая транспортировку самых необходимых грузов… 

Российско-американская компания "Треугольник" по производству изделий из резины и обувная фабрика "Скороход", принадлежавшие немцам, открыто поставляли в Германию через Швецию шины, изделия из резины и обувь. По указанию верховного командования и полицейского управления фирмы "Треугольник" и "Скороход" были вынуждены объявить о ликвидации, поскольку имелись многочисленные доказательства их связей с Германией. Основными держателями акций этих фирм были барон Краускопф и его зять Утеман - оба германские подданные. Судебным исполнителем был назначен один известный общественный деятель, но поскольку ему было назначено жалование в триста тысяч рублей, он, естественно, старался затянуть производство по делу. То же самое произошло со страховой компанией "Россия", которая через датских и шведских посредников занималась перестрахованием конвоев, направлявшихся из Америки в Англию. 

Борьба против подобных компаний требовала огромных усилий. Так, к примеру, штабу Северного фронта потребовалось два года упорной работы, чтобы закрыть гостиницу "Астория", которая, как уже выше говорилось, являлась настоящим шпионским гнездом немцев. 

Вскоре Генштаб обнаружил, что наиболее прочно немцы обосновались в банках. Оттуда они руководили деятельностью всей сети вражеских шпионов в России. Крупнейшая банковская группа - Внешнеторговый банк, Сибирский банк, Петроградский международный банк и Дисконтный банк - полностью контролировались немцами, равно как и другие коммерческие и торговые банки, являвшиеся филиалами германских банков. 
К примеру, Азовско-Донской банк контролировал Мендельсон. До войны он управлял личным состоянием царя, но за месяц до объявления войны был уволен. Влияние немцев не распространялось лишь на Русский азиатский, Волго-Камский и Московский коммерческий банки. И все же в первый из вышеназванных банков немцам удалось внедрить своего человека, некоего Чари. 

Наиболее важными были Петроградский международный и Российский внешнеторговый банки. Первый возглавляли сын бывшего министра финансов Вишнеградский и господин Шайкевич, незадолго до этого ставший руководителем Харьковского отделения; вторым банком руководили камергер и бывший директор казначейства Давыдов и Абрам Добрый. В этих двух и в Азовско-Донском банке была сконцентрирована почти вся экономическая жизнь страны. Внешнеторговый банк принадлежал двум сахарозаводчикам (Александровск и Крюково), производившим примерно половину всего рафинированного сахара. Этот банк контролировал всю торговлю зерном в Поволжье, а также деятельность крупнейшей российской страховой компании. Петроградскому международному банку принадлежали крупнейшие заводы - Коломенский, Исетский и Сормовский, производство пеньки и огромное количество угольных шахт. Этот банк контролировал значительную долю общего производства угля и большой сектор рынка зерна на юге России. 

Сибирский банк заправлял добычей золота и платины, сибирскими рынками зерна и нефти. Имея неограниченный капитал, эти банки, а через них, конечно, и немцы, полностью контролировали рынки, хотя до войны они работали только с производителями, оптовыми торговцами и покупателями, предоставляя ссуды под залог товаров и продавая продукцию заинтересованным клиентам. 

Мы получили от нашего военного ведомства информацию, которую подтвердил один из директоров Юнкер-банка, о том, что в мае 1915 года председатель совета директоров Внешнеторгового банка Давыдов ездил на переговоры в герром фон М. - одним из крупнейших германских банкиров. Вскоре после этого член правления Петроградского международного банка Шайкевич также отправился в Стокгольм, где у него состоялась встреча с Варбургом. 
В результате этих переговоров германским управляющим были даны определенные указания (соответствующие документы позже были обнаружены при проверке Международного банка), суть которых, как говорят, была в том, чтобы начать спекулятивные сделки с продовольствием и другими товарами первой необходимости. При этом преследовалась цель взвинтить цены и вызвать недовольство населения в расчете на пробуждение революционных настроений. 

И действительно, вскоре после этого, к концу июля 1915 года, в крупных российских городах стали пропадать сахар, мука, уголь и т.д. Одновременно стали расти цены, а с ними росло и недовольство населения. Удар был нанесен внушительный, особенно в провинции. Местные власти ряда губерний были бессильны сделать что-либо для улучшения ситуации. Они были беспомощны перед такими влиятельными силами, как банки. 
Преступная деятельность многих российских банков, которые выполняли волю иностранной державы, направленную на уничтожение экономического и военного потенциала страны, была разоблачена, лишь, когда суть дела стала известна военному командованию. Было доказано, что, помимо спекуляции, в ряде случаев было сокрыто, а затем продано за границу большое количество продовольствия и товаров первой необходимости. 
Огромные суммы были израсходованы на газету "Воля России", руководство которой осуществлялось из Берлина через Стокгольм. Репортеры этой газеты, вращаясь в правительственных и думских кругах, собирали много важной информации, не подвергавшейся цензуре, а редактор газеты герр Хакебуш направлял эти материалы послу Германии в Стокгольме фон Люциусу. 

Должен заметить, что здесь приведен лишь ряд фактов неприкрытой шпионской деятельности Германии. Обидно, что пособниками в этом грязном деле выступали не только люди с приобретенным российским гражданством (так в тексте - прим авт.), но и коренные россияне. Как всегда, деньги делали свое дело". 

Рассказ можно было бы продолжить, но приведенных фактов, на мой взгляд, вполне достаточно, чтобы составить полную картину происходившего в те дни и степени разложения российского общества. Оценивать, комментировать, критиковать действия тогдашней власти - предоставляю вам, читатели. От себя хочу лишь выразить надежду в том, что опасность коррупции для российского общества (аналогий с современностью можно провести массу) не оставит вас равнодушными. 

Андрей Бондаренко