Захар Прилепин: Скучная, как антисоветская библиотека

На модерации Отложенный

 

  • Они всё-таки добились этого эффекта: слово «советское» воспринимается молодыми людьми зачастую в контексте негативном, как символ косности и отсталости.

    Смотрел недавно фильм «Статус: свободен», время действия – современность, но и там вдруг мелькнула эта тема, когда одна девушка, играющая резидента «Камеди Клаб», пошутила о своей жизни: «Скучная, как советская библиотека».

    А что эти люди знают о «советских библиотеках»?

    Что они помнят о том, как их открывали по всей вопиюще неграмотной стране – когда раньше на целые огромные деревни, а то и городки, не были ни одной библиотеки вообще?

    Когда потом люди – обычные крестьяне и рабочие – стояли в очереди за книжкой Распутина, или братьев Стругацких, или Шукшина или братьев Вайнеров?

    Я всё детство своё провел в «скучной советской библиотеке» – и это было отличное детство. Я все волшебные книжки помню, которые приходили к нам в деревню: «Электроник» с белой обложкой, пухлый, коричневый том из трёх романов о Штирлице Юлиана Семёнова, собрание стихов и публицистики Есенина в одном томе, удивительные раритеты – издания Марины Цветаевой.

     

    Сейчас в моей деревне нет библиотеки вообще. Теперь там не скучно, как прежде. На месте библиотеки растут весёлые лопухи.

    В стране исчезли тысячи библиотек – видимо, по мнению авторов названного фильма, это благотворно повлияло на ситуацию в стране. Ведь теперь у нас есть «Камеди Клаб».

    Публицист Максим Кононенко выступил тут с прославлением Михаила Горбачёва; ему, в качестве контраргумента благодарные читатели сбросили ссылку на какое-то моё высказывание об отце «перестройки», на что Кононенко с лёгкостью необычайной ответил, что «при совке Захар Прилепин работал бы ментом, а сейчас пишет книжки и зарабатывает приличные деньги».

    Кононенко тут просто под руку подвернулся; эти глупости я сто раз слышал.

    То есть мы должны сделать совместный вывод, что в Советском Союзе книги писать было нельзя? И уж тем более зарабатывать на них? Можно было только «ментом» работать?

    В Советском Союзе тысячи поэтов зарабатывали на, Боже мой, стихах! Такого вообще нигде в мире нет и не было. И если Кононенко скажет (а он скажет), что все эти поэты были «про Леонида Ильича и БАМ» – то он просто не знает предмет разговора.

    А прозаики?

    Где, позвольте спросить, публиковался Юрий Трифонов? Неужели Виктор Астафьев писал в стол? Разве существуют не изданные романы Булата Окуджавы?

    Где многомиллионными тиражами были опубликованы Фазиль Искандер и Чингиз Айтматов?

    В какой такой стране публиковались Фёдор Абрамов и Василий Белов?

    «Лейтенантская проза» – по сей день так и не превзойдённая никакими разоблачительными сочинениями про штрафбаты – она где публиковалась? Ошеломительные повести Бакланова, Бондарева, Константина Воробьёва и Евгения Носова?

    В какой стране вышли все главные книги Анатолия Рыбакова, включая «Дети Арбата»? В СССР они вышли, и ни одна в столе не осталась.

     

    Была ли цензура? Была. Шаламова публиковали? Рассказы, увы, нет – только стихи.

    «Москву-Петушки» Ерофеева – не публиковали. Ну, да, бывало. В мире по сей день всякое бывает: одно публикуют, другое – нет, даже в самых свободных европах.

    Работали ли советские писатели «ментами»? Ну, кто-то работал, но едва ли по причине невозможности реализоваться в литературе. Просто учились на «ментов».

    Общался я недавно с замечательным режиссёром Павлом Лунгиным – он уже начал про Ельцина рассказывать и обо всех его достоинствах.

    Я позволил себе мягко усомниться в масштабе этой фигуры, на что Лунгин сразу ответил: если б не Ельцин – ты бы тут не сидел. То есть я не сидел бы «в телевизоре».

    А где бы я сидел?

    Где сидел Алексей Герман, снявший все свои картины в СССР? Где сидел Андрей Смирнов, снявший все свои картины в СССР? Где сидел Марк Захаров, снявший все свои картины в СССР?

    Мне скажут, что они редко снимали – резали их картины, выпиливали из них целые куски, еле допускали на экран, мешали работать. Правда, когда работать разрешили, выяснилось, что Герман и Смирнов и в свободную эпоху работают в том же ритме: одна картина лет в 6, а то и 10.

    Марк Анатольевич Захаров вообще снимать кино перестал.

     

    Когда я был маленький, то видел, где сидел неистовый противник советской власти Эльдар Рязанов. Он вёл программу про кино в «советском телевизоре». Очень бодро и деятельно выглядел, и рассказывал интересно.

    Почему они все сидели там, где они сидели, а я сидел бы где-то в другом месте? И, собственно, в каком? В тюрьме? А Ельцин меня освободил? Я действительно должен в это поверить?

    Из уст в уста передаётся этот замечательный довод: «Знаете, как легко определить истинное отношение людей к советскому времени? Надо спросить: хотел бы ты жить там? Вот хотел бы ты жить при Сталине, Захар?»

    Какой-то, право слово, детский сад. А вы хотели бы жить при Александре Македонском? При Чингисхане? Быть свидетелем Куликовской битвы? Восстания Степана Разина? При Петре Великом понравилось бы вам? В 1913-й год хотели бы попасть?

    Хотели бы оказаться современником Жанны д’Арк? Я вот совсем не хочу.

    Предпочёл бы я посмотреть на 30-е вместо 90-х? Безусловно.

    Мне тут скажут: тебя бы там расстреляли, в 30-е.

    Ну, естественно: что вы ещё можете сказать.

    Когда спустя тридцать лет, господа оппоненты, кто-нибудь скажет вашему сыну: если б ты жил в 90-е, тебя бы убили в бандитской разборке – вы как на такого человека отреагируете?

    Вот и я на вас так же реагирую.

     

    Татьяна Друбич, актриса, которую я очень любил, в недавнем интервью говорит: «У Фёдора Конюхова – классическая советская семья: посаженные, репрессированные».

    По подсчетам видного российского демографа Л. Рыбаковского потери в Отечественной войне составили 11% населения СССР. Учитывая, что среднестатистическая семья состоит из четырёх человек, выходит, что почти половина семей в стране потеряла ближайших родственников.

    А потери от политических репрессий составили, согласно той же статистике, 0,5% от общего населения страны.

    Как в таком случае семья с «посаженными, репрессированными» может быть «классической»?

    Никак не может. И ничего с этим не поделаешь.

    Отменяет ли это ужасы политических репрессий? Нет.

    Но формулировать так, как Татьяна Друбич – некорректно, просто потому что такие утверждения не соответствуют действительности.

    «Он вырос в классической семье средневековой Европы – его мама была ведьмой, попавшей в руки инквизиции». «Он вырос в классической американской семье – семье гангстеров». «Он вырос в классической японской семье – семье якудзы».

    Интеллигенция постсоветской России зачастую путает трагедии сотен тысяч советских номенклатурных семей (почитайте биографические справки про, навскидку, Окуджаву или Сванидзе) – с жизнью десятков миллионов советских работяг.

    В той рязанской деревне, где я родился и вырос, не было репрессированных (это не значит, что не было коллективизации – была; но нашу деревню почти миновала). В моей семье, восходящей к Липецкому уезду и Воронежской губернии, тоже не было репрессированных. А это огромный куст родственников: бабушки и дедушки, прабабушки и прадедушки, и все многодетные. Но если б я родился на Арбате, я бы наверняка слышал уже в детстве совсем другие истории.

    И повторяя то же самое, что говорит Друбич, я бы никого не обманывал – а просто выдавал мучения своей семьи за жизнь всего огромного государства.

     

    Но если житель Якутии скажет: «В 30-е мы были классической семьёй: пасли оленей», – правды в его словах будет не меньше, чем в словах Друбич (которые воспроизводят сотни, если не тысячи представителей либеральной интеллигенции).

    Я специально не слежу за проявлениями вульгарного антисоветизма; хотя мне тут рассказали, что только что по одному из центральных каналов прошёл фильм «Итальяночка» – антисоветский в какой-то кошмарной степени, словно его сняли не сегодня, а в 1993 году по личному заказу Валерии Новодворской.

    Но даже если за этим не ледить, вся эта чепуха и шелуха всё время постоянно сыплется за ворот.

    Сумеем ли мы оспорить все эти вещи в ближайшее время? Нет, наверное, не сумеем. Мы будем с этим жить.

    Ну, пусть тогда и они с нами живут.

    Они будут говорить, мы будем отвечать. Пока кому-нибудь из нас это не надоест.

    Мне – не надоест.

     

    Захар Прилепин