ПАРАНОИДАЛЬНАЯ МОБИЛОМАНИЯ или СКОВАННЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ.

Круговая порука мажет как копоть

Я беру чью-то руку, а чувствую локоть

Наутилус.

Вы никогда не задумывались, о чем люди разговаривают по мобильному?

Не те, у кого полно каких-то непонятных заморочек в виде покупки в одном месте, продажи в другом, перекидки из первых рук в третьи и съема площадей под неизвестно откуда свалившийся товар, который необходимо реализовать.

Не те, у кого немедленно спросили, как доехать до определенного места или сами они, используя телефон, пытаются доехать до нужной цели.

Представьте себе, что Вы в своем родном городе в те времена, когда мобильного нет. Чтобы выучить дорогу, вы внимательно смотрите по сторонам, глаз отмечает заметные ориентиры, мозг запоминает последовательность зданий, ноги – примерное количество улиц.

Определенного рода маршруты намертво укладываются в голове, и со временем ранее незнакомое становится для вас родным и близким, и, как следствие этого –следующим ориентиром, от которого вы отталкиваетесь, уже идя по другому пути.

Ведь понятно, что не каждому посчастливилось или не посчастливилось жить всю жизнь в одном месте, работать на одной, любимой работе или даже просто провести всю жизнь в одном городе.

Когда вас ориентируют по мобильному, взгляд выхватывает из окружающей вас серой неизвестности то, что, возможно, и не стало бы вашим ориентиром, а просто доминирует для другого человека в его пространственной сфере. А если для вас ориентир другого человека не представляет интереса, то вряд ли вы вспомните о нем в следующий раз.

А значит, в следующий раз вы снова будете идти не по улицам города, а по голосу в мобильном. Который неумело подводит вас к нужному месту.

Недавно столкнулся я с тем, то студенты, по нескольку лет живущие в Одессе, ежедневно едущие из учебных корпусов к общагам, а иногда – к месту, на котором они подрабатывают к скудной стипендии, которой в лучшем случае в Украине хватает на общежитие, совершенно не представляют себе, где именно они находятся.

Расхожая среди местных жителей шутка «Ты что, с Пересыпи ехал?», как правило, звучащая, когда человек до тебя долго добирается, не вызывает у них не только улыбки, но и сотой доли понимания.

Ну, хотя бы по той простой причине, что прожив в Одессе пару-тройку лет, они так и не удосужились узнать о том, что такое Пересыпь.

Молдаванка и Пересыпь, о которой так бодро распевается в популярной песне про Костю-моряка, остается для них каким-то пустым именем собственным, а некоторые и песни-то этой не слышали.

Не подумайте, что я хвастаюсь или ностальгически вспоминаю прошлое, но, когда я учился в Киеве, я часть Киева исходил пешком, а часть объездил на трамваях и троллейбусах. Потому что мне было интересно в этом городе, потому что и сам город был интересен.

В любом городе, в который меня, пусть ненадолго, заносила судьба, я ходил пешком и смотрел на улицы, потому что только так можно составить впечатление о месте, в котором ты оказался.

Сказочные прогулки по Питеру, колоссальный по пространству Ташкент, потрясающая Москва, незабываемый летний цветущий Харьков. И так до бесконечности.

Садясь в маршрутку, я увидел студента, по виду уже явно не первокурсника, который, одновременно беседуя по мобильному и прощаясь с реальным собеседником, настойчиво и нахально допытывался у водителя, доедет ли он на этой маршрутке до вокзала.

А уставший от пробок и жары водитель делал вид, что его не слышит. Потому что на этой самой маршрутке с трех сторон большими буквами было написано, что вокзал – конечная.

В статье про недолгий век фаталиста я приводил вам пример со старушкой, которая, ежедневно катаясь на Привоз, не знала, где находится универмаг, стоящий напротив этого самого Привоза.

Однажды я ехал в трамвае с женщиной своих лет, которая жила на Красном Кресте и ездила на трамвае на работу до Тираспольской. Пребывала она в полной растерянности и все пыталась у своих попутчиков выяснить, особо никому не доверяя, где ей надо выйти, чтоб попасть на Соборку. А Соборка, чтоб вам было понятнее – это СЛЕДУЮЩАЯ за Тираспольской ОСТАНОВКА. То есть дальше Тираспольской, на Дерибасовскую и Греческую, ей так нечасто доводилось хаживать, что она даже не знала, где находится Соборка. Соборка, на которой стоит памятник Воронцову, а ранее стоял Собор, который снесли в начале прошлого века, а потом, с шумом и помпой уже в наше время отстроили.

Все эти события так и прошли мимо ее внимания. Ездила она себе на работу, выходила на остановку ранее и что было далее за этой остановкой, ее совершенно не интересовало.

Поскольку она сильно меня напрягала непрерывными вопросами и кудахтаньем, я объяснил ей, где выходить, а заодно уже и как пройти на Льва Толстого через эту самую пресловутую Соборку, которой она так боялась. И, проникшись ко мне чувством неизмеримой благодарности, она стала излагать мне историю своей жизни. Дочь живет далеко, уехала с мужем. А она, в свое время, еще до рождения дочери, переехала сюда из маленького городишки под Житомиром.

Были у нее друзья, которым удалось здесь неплохо устроиться, и позвали они за собой, и поехали они с мужем в Одессу, купили комнатку в коммуне, а потом удалось ее со временем продать, и, добавив денег, прикупить однушку на Красном Кресте. Не самый плохой, но и не самый престижный район.

Видимо, непосильные заботы о единственном ребенке, да работа бухгалтером в какой-то непонятной конторе на Тираспольской, отнимали у нее столько времени и сил, что не сподобилась она за двадцать лет жизни в городе пройти дальше на одну остановку и узнать, как называется следующая за той, на которой она выходила.

А ведь в трамвае, как правило, пусть через раз, водитель объявлял на чистом русском языке, что следом за улицей ТираспОльской (такая имеется только в Одессе) будет Соборная площадь и Дерибасовская.

Боюсь предположить, что и Дерибасовскую моя случайная попутчица нашла бы с большим трудом.

Дело вовсе не в том, что приехала она из-под Житомира. Есть у меня очень хорошая знакомая, которая, переехав в Одессу не только переучилась на русский и вытравила из речи украинизмы, которые сейчас у нее самый придирчивый филолог найдет с трудом.

Она исходила вдоль и поперек все исторические места, пока училась в университете, и никогда не стеснялась спрашивать о том, чего не знала, но что хотела бы знать. И теперь по части истории и географии города, в котором живет в силу обстоятельств, может заткнуть за пояс многих из тех, кто здесь родился.

Дело и не в том, что знание истории, по мнению многих среднестатистических обывателей, настолько же никчемушное, как и алгебра, геометрия и биология.

Медики, изучая химию, считают, что знание химии для них абсолютно ни к чему, да и некоторые химики попросту не учат предмет, потому что после вуза надеются работать торговыми представителями фирмы по продаже лекарств.

Дело в том, что в силу пробелов в воспитании человека, неважно, будь то география или история, или сложная наука о человеческих взаимоотношениях, находятся те, кто заполняет эти самые пробелы необходимой им псевдоисторией или псевдогеографией, или просто политизирующей странной информацией, и в результате этого заполнения умирают целые пласты истории настоящей, а улицы заполняются людьми, которые говорят по мобильному.

Ну, вот. Мы снова вернулись к тому, с чего начали.

О чем говорят по мобильному люди, у которых рука приросла к уху?

О чем беседуют мамочки, с трудом толкающие одной рукой перед собой коляску с детенышем, который хнычет или заходится от крика?

Почему им не приходит в голову, что надо разговаривать с ребенком, выяснять, от чего он хнычет, жарко ему или холодно, голодно или хочется пить, или он просто хочет, чтобы ему улыбнулись и поворковали с ним, показали, что проплывает мимо коляски, которую мама везет необходимыми для этого двумя руками?

О чем говорят девушки в троллейбусе, которым неинтересно, что проезжает троллейбус или трамвай, как называется улица, по которой она проезжает, кому поставлен памятник в сквере, что такое Пересыпь, и где она находится?

О чем говорят мамаши, беспристрастно наблюдающие, как ребенок носится за кошками и собаками, гоняет голубей, заходит по колено в лужу, падает в грязь и бросает камнями в других детей?

Что в телефонном разговоре может быть такого интересного, что человек утрачивает интерес к жизни, которой он должен, по идее, жить, и находит в противовес этому, как НИ О ЧЕМ проговорить час-полтора?

Не сомневаюсь, что и вам, не раз и не два, приходилось ехать с щебечущей всю дорогу девушкой, которая подробно рассказывает собеседнице о том, как она провела утро и проводит день, или со стариком, который орет так, как будто просто перекрикивается с собеседником через шумную реку, и полчаса прощается по телефону, повторяя:-Ну, все, давай, пока.

Или старушкой, которая те же полчаса ухитряется говорить собеседнику, что она не может разговаривать, потому что едет в трамвае, и что она обязательно перезвонит, когда приедет домой.

Я не говорю о тех, кто сидит в Интернете или играет в игрушки, или читает книгу с планшета.

Я говорю именно о тех людях, которые ухитряются РАЗГОВАРИВАТЬ НИ О ЧЕМ.

Так проходит драгоценное время, которое можно было бы употребить с пользой.

Так не остается в памяти маршрут, который необходим тебе, чтобы на третьем году учебы не спрашивать водителя маршрутки, доедешь ли ты до вокзала, который находится в трех остановках от твоего универа.

Так обезличиваются улицы города, с которыми у других людей связано многое в жизни, потому что они на них живут.

Так получается, что кроме собеседника, которому ты подробно рассказываешь, как ты покакала и что надела на работу, и какая на улице погода, а еще что ты ела на завтрак и какой купила чай, остальные люди перестают для тебя существовать как таковые.

А тогда становится вполне понятно, почему ты не знаешь, на какой улице находится твой универ, в честь кого он назван, и как от него проехать к вокзалу, который находится в трех остановках.

Вот недавно случилось мне в сериале услышать человека, который разговаривал по мобильному примерно шесть часов в день, и все это время составляли исключительно деловые переговоры.

И со вздохом он признал тот печальный факт, что мог бы разговаривать намного меньше времени, если бы его собеседники могли отбрасывать словесную шелуху, говорить коротко и по делу и уметь достаточно четко излагать свои мысли и формулировать требования.

Зато живу я в доме с людьми, которые ухитряются разговаривать по мобильному с мужем или женой, которые сидят в квартире в то время, как их вторая половина гуляет во дворе с ребенком.

И у меня как-то плохо укладывается в голове, почему бы им не погулять с ребенком ВДВОЕМ, раз уж есть такая насущная потребность в общении. И, судя по тому, что есть возможность разговаривать по телефону, нет неотложной потребности в готовке или уборке, при которой болтовня по мобильному невозможна.

Знаю, знаю, есть скайп, есть громкая связь, есть куча других приспособлений для того, чтобы совмещать разного рода деятельность и телефонный разговор.

Когда-то кто-то из великих, кажется, Эйнштейн, сказал, что со временем информационные технологии достигнут таких высот, что заменят простое человеческое общение. И это будет страшно.

И это и в самом деле страшно даже тогда, когда крестьянка, продающая на базаре яблоки, разговаривает по мобильному с кем-то, кто всяко интереснее для нее, чем деньги, яблоки, рынок, грядущие закупки продуктов и билеты на автобус, которым она поедет назад.

Я не говорю о мамочках, которым стало совершенно не до детей.

Не говорю о студентах, которым пофиг, почему Одесский Национальный Университет носит имя

Ильи Ильича Мечникова, и чем таким этот самый Илья Ильич знаменит.

Речь идет уже о том, насколько ты являешься или не являешься рабом мобильного, насколько в состоянии общаться с живыми людьми, и насколько сам остался человеком.

Ну, а когда, живя в городе 20 лет, ты не знаешь, как называется остановка следующая за той, на которой ты выходишь, или как доехать на вокзал, который в трех остановках от вуза, в котором учишься, или даже не удосужился увидеть универмаг напротив Привоза, на который ежедневно катаешься, то, понятное дело, тебе глубоко пофиг, где и кого расстреливают их тяжелой артиллерии, как на Донбассе, подрывают взрывными устройствами, как сегодня в Брюсселе, или вчера, скажем, в Турции, или просто физически уничтожают.

И более того, когда по мобильному тебе приходит приглашение разогнать сепаров на Куликовом, и за это еще капнет денежка, ты перезваниваешь знакомым, выясняешь, де находится это самое Куликово и едешь туда с бейсбольной битой.

Ведь это же так весело. Едут те, с кем ты болтаешь ежедневно по мобильному, перекидываешься смс-ками, иногда встречаешься лицом к лицу потусить.

А там-враги, которых ты никогда не видел, и ничего о них не знаешь, кроме того, что тебе успел в двух словах поведать по телефону друган, Да еще и денежек срубишь.

Любители разговоров по мобильному, подробно и дотошно сообщающие матери в далеком селе о том, насколько хорошо ты позавтракал и опорожнил кишечник, начинающие каждую фразу с придыхательного «мамо», или матерных бессодержательных диалогов с такими же друганами, или разговоров в стиле «а вона що? А вин ийий що?» с любимой девушкой, живущие в воображаемой виртуальной Украине, которая по недоразумению разместилась в той самой Одессе, в которой украинству никогда ранее не было места.

Но если учесть, что и Киев я некогда помню русскоязычным, с редкими вкраплениями украинского языка, планируется сделать городом, в котором запрещен русский язык, то ситуация с людьми, которые живут в Одессе, ничего о ней не зная, уже перестает удивлять.

Ну, а тем упоротым посетителям Макспарка, которые зашли порыть по диагонали мою статью, чтобы найти там очередной повод для отрицания реальных фактов, почему-либо мешающих параллельной вселенной, в которой они существуют, могу только посочувствовать.

Ничего такого, к чему они радостно могли бы прицепиться, в этой статье нет.

Ни бандеровцев, ни Дома Профсоюзов, ни боли нашей, ни людей убитых.

Только биороботы с мобильными, без которых им жизнь не жизнь.

Только убогие мобиломаны.

Только

Виктор Гром.