Сергей Алексашенко: «Остается совсем немного до того, чтобы легализовать коррупцию»
В свежем «Маленьком эпизоде большого экономического пазла» Сергей Алексашенко больше всего удивляется Центробанку, который, обжегшись на молоке, дует на воду, и дерзким инициативам Минфина по повышению доходов бюджета
Непонятное решение
Так получилось, что за последние десять дней сразу три центральных банка принимали решение о процентных ставках. Решения двух из них мне показались вполне логичными.
ФРС США сталкивается с проблемой крайне медленного и нестабильного выхода американской экономики на траекторию устойчивого роста: то один, то другой показатель вдруг начинают хромать. Рост ВВП то выйдет на приемлемые 3%, а то вдруг опустится ниже 2% годовых. Доходы населения не растут (хотя, мне кажется, это больше связано с размыванием среднего класса за счет проникающей информатизации в работе многих секторов). Да и финансовые рынки после повышения ставки в декабре сильно лихорадило. Одним словом, решение сделать паузу в такой обстановке вполне понятно и объяснимо.
В Еврозоне еще проще: угроз дефляции и близкие к нулю темпы роста требуют более активных шагов от ЕЦБ, который опустил до нуля ставку рефинансирования, пошел на дальнейшее снижение своей депозитной ставки ставки в отрицательной зоне и расширил программу выкупа ценных бумаг с рынка.
А вот решение Банка России оставить ключевую ставку на уровне 11% меня озадачило. Да, угроза массированной эмиссии в пользу бюджета (за счет использования средств резервных фондов) вполне очевидна. Но и преувеличивать эти риски, о которых ЦБ говорит прямо и открыто, тоже не стоит. В прошлом года аналогичную проблему удалось решить за счет снижения задолженности банковской системы перед Центробанком на 4 трлн рублей (!) — если не принимать во внимание пиковый выброс ликвидности в период острого валютного кризиса декабря 2015-го — января 2016-го.
В этом году Банк России обещает активизировать работу по нейтрализации избыточной ликвидности за счет привлечения депозитов от банков. О чем он опять-таки говорит прямо и открыто.
Да, угроза снижения цен на нефть на уровень $30 за баррель, который Банк России заложил в свой текущий прогноз, существует. Следовательно, рубль может снова провалиться вниз — до $75–78.
Но опасаться того, что это сильно разгонит инфляцию, на мой взгляд, нет серьезных оснований: на этом уровне рубль уже был, и психологически экономика к нему готова. Кроме того, предстоящие три-четыре месяца в силу сезонных факторов будут благоприятными для рубля, что при удешевлении нефти сделает падение российской валюты менее значительным.
Похоже, обжегшись на молоке, дуют на воду. Эта пословица лучше всего характеризует решение ЦБ. Напомню: уровень ставки центральные банки устанавливают, исходя из своего инфляционного прогноза, а российский регулятор уверенно говорит о 6%-ной инфляции к концу года. Поэтому, когда и темпы инфляции объективно снижаются, и спрос населения продолжает сокращаться (что является залогом сохранения давления на текущую инфляцию), решение Банка России о сохранении ставки на высоком уровне 11% приведет лишь к одному: подогреванию инфляционных ожиданий. Вопрос в этой связи лишь один: зачем?
А может, все гораздо проще: слишком велика неопределенность, потому золотое правило бюрократа «не сделаешь — не ошибешься» в такой ситуации работает безотказно?
Немного конспирологии
Я не люблю конспирологических теорий. Мне кажется, они делают жизнь сильно непривлекательной: всегда есть кто-то, кто оставляет тебя в дураках. Но сегодня мне хочется воспользоваться этим инструментом, связав два факта. Первый: Банк России не пошел на снижение ключевой ставки. Второй: Банк России не опубликовал по итогам февраля ставшую уже привычной оценку трендовой инфляции — обычно она выходит 13–15 числа следующего месяца.
Вот и думайте: то ли непосредственный исполнитель этой работы заболел, и никто не смог его подменить, то ли руководству ЦБ этот показатель сильно не понравился (он не носит официального характера, являясь продуктом исследовательского блока), то ли данные за февраль преподнесли сильно неприятный сюрприз, и регулятор решил пощадить наши нервы.
Рост, который не внушает оптимизма
По оперативным данным Росстата, промышленное производство в феврале снова слегка подросло — на 0,1%. Да и в январе динамика промышленности имела позитивную направленность.
Казалось бы, есть основания надеяться на долгожданный разворот экономики — наконец-то! Но думаю, время для таких оптимистических прогнозов еще не пришло.
Во-первых, в этот кризис промышленность в целом падает совсем не сильно — благодаря мощному фактору оборонного заказа и сохраняющемуся высокому спросу на российское сырье на мировых рынках.
Во-вторых, в прошлом году промышленность росла на протяжении четырех месяцев с июля по октябрь. Но в ноябре снова случился спад — об устойчивом позитивном тренде речи пока не идет.
В-третьих, рост и в январе, и в феврале, на мой взгляд, связан с разовыми факторами. Январскими цифрами мы обязаны холодной погоде и резкому увеличению энергопотребления, а февральская прибавка сконцентрирована в добывающей промышленности (внешний спрос) при спаде в обработке и стагнации в инфраструктурных секторах.
Кроме того, вклад первых двух месяцев года в итоговый результат никогда не бывает большим. Поэтом мне представляется правильным воздержаться от каких-либо прогнозов и произнести любимую в таких случаях фразу: «Поживем — увидим».
Нужно ли чиновнику знать про параболу?
Напряжение в федеральном бюджете продолжает нарастать. Вот уже Алексей Кудрин — очевидно, пользуясь инсайдом, — говорит о высокой вероятности 5–5,5%-ного дефицита бюджета по итогам года. Такая оценка сильно меня озадачивает. Если предположить, что все падение доходов будет связано исключительно с нефтегазовой составляющей, тогда падение именно нефтегазовых доходов должно составить 20–25% от уровня прошлого года. С учетом того, что в январе — феврале эти доходы упали на 40% по сравнению с началом 2015-го, то чтобы выйти на 20–25%-ное падение по итогам года, нефтегазовые доходы до конца года должны устойчиво расти, и в последние два месяца года достигнуть среднего уровня 2015-го. Именно здесь и зарыта собака.
Для федерального бюджета важен не только уровень экспортных цен на нефть, но и курс рубля к доллару, поскольку бюджет формируется в рублях. Помните, пару лет назад все обсуждали формулу «нефть умножить на курс равно 3600»? В определенный период она действительно работала, но дьявол, как известно, в деталях.
Любому человеку, окончившему советскую или российскую среднюю школу с классической программой математики, должно быть известно, что функция типа f=x*y является параболической, то есть не линейной.
При планировании бюджета специалисты Минфина должны были бы учесть, что магическая формула x*y =3600 будет работать тем хуже (с точки зрения бюджета), чем ниже опускается цена на нефть.
C точки зрения же реального сектора экономики это означает, что эластичность спроса на импорт по курсу доллара падает тем быстрее, чем дороже становится доллар.
На приведенном ниже графике показаны параметры рублевой нефтяной цены для первой — докризисной — версии бюджета–2015 ($96 за баррель и 37,7 руб./$) и для второй версии того же бюджета для $50 за баррель и 61 руб./$.
Для упрощения графика на нем не показана аналогичная кривая для бюджета–2016, которая мало отличается от второй версии бюджета–2015 ($50 за баррель и 63,3 руб./$). Ломаная кривая проходит через точки, координатами которых являются фактические значения цены нефти Urals и курса рубля к доллару. Если точка находится ниже параболической кривой, значит, в этот день рублевая цена нефти была ниже заложенной в бюджет. И наоборот.
Поправки к бюджету–2015, принятые весной прошлого года, довольно сильно — на 18,7% — опустили цену за баррель экспортной нефти: с 3619 до 3050 руб. После этого, и это хорошо видно на графике, фактическая рублевая цена экспортной нефти практически весь год была выше заложенной в бюджет, что позволило получить солидные сверхплановые доходы.
Ситуация начала быстро меняться осенью прошлого года, когда цена нефти опустилась ниже $50, и параболическая функция устремилась вверх: чем ниже уходила цена нефти, тем больше становился разрыв между фактическим курсом рубля и тем, который был нужен Минфину для получения заложенной в бюджет рублевой цены нефти.
Когда нефть начала дорожать, разрыв стал ожидаемо сокращаться, но все равно остается достаточно большим и исчезнуть, скорее всего, сможет только при цене нефти выше $45-47.
Живое творчество масс
Критическое положение дел в федеральном бюджете возбудило творческие силы российских чиновников, и они стали стремительно выдавать на-гора предложения по наращиванию доходов бюджета — не только в этом году, но и в будущем.
С 1 апреля, как известно, повышаются акцизы на бензин.
Минфин задолго до начала планирования бюджета–2017 заявил, что никаких сомнений в том, что пенсионные накопления снова будут конфискованы, быть не должно. Более того, прозвучало предложение окончательно отказаться от обязательной накопительной части, передав все взносы в солидарную схему, и ввести добровольно-принудительные пенсионные накопления: то есть ввести для всех в обязательном порядке, но те, кто не захотят в этом участвовать, смогут отказаться. Еще Минфин вынул из закромов замшелое предложение о повышении ставки пенсионных взносов для высоких уровней зарплат — естественно, без повышения предельного уровня зарплат для исчисления пенсий.
Не остался в стороне и любитель радикальных и простых решений, помощник президента Сергей Глазьев, который предложил ввести на все валютообменные операции налог Тобина по ставке 1%, который должен собрать примерно 4,5% ВВП.
Но больше всего меня поразило предложение ввести сбор с авиапассажиров на развитие московского авиационного узла — давно обсчитанную и одобренную бюджетную программу, на которую у Минфина не находится денег.
Отличная получается схема: нет денег на строительство дорог — вводим систему «Платон», нет денег на московский авиаузел — вводим новую плату с пассажиров.
Остается совсем немного до того, чтобы легализовать коррупцию: нужно просто переименовать взятки в сборы на функционирование конкретного чиновника.
А чтобы не перегружать парламент дополнительной работой я предлагаю право на введение такого сбора и установление его ставки передать самим чиновникам — им же виднее, с кого нужно брать и сколько!
Сергей Алексашенко
Комментарии