записная книжка

Все, что следует ниже, было занесено в мою записную книжку в прошлом году. Но и сегодня, в дни нового украинского визита патриарха Кирилла, в контексте сопровождающих его поездку страстей, оказывается вполне злободневным.

*Визит святейшего на Украину напоминал  высокой мобилизованностью  команды  и проповедническим напором командировку в горячую точку.

*Украинское паломничество патриарха проявило некое противоречие в его словах и действиях. С одной стороны, твердая вера в чудо, которое бывает нам время от времени явлено в награду за благочестие. С другой, – подчеркнутая рациональность, следование формальной логике в многочисленных дискурсах, обосновывающих необходимую для достижения успеха перелицовку  православия, дабы придать взаимоотношениям между церковью и паствой современный привкус. С одной -- богословское обоснование чудодейственности мощей, коих, ежели эти частицы собрать воедино, хватило бы на целый батальон святых старцев; с другой, --- готовность обратиться к идеологическому инструменту дискотеки, если того потребуют высшие цели. С одной – средневековая схоластичность. С другой – злободневная политизированность. Такую церковь, которую пропагандирует святейший, надо бы снова присоединить к государству.

*Речь архипастыря была размеренной, отчетливой, внятной, как чтение букваря в начальной школе. Правда, в отличие от предшественника, он продемонстрировал с почтением внимающей его словам публике, отнюдь, не букварную образованность. Если отбросить косвенные мотивировки, патриарх требовал адаптировать деятельность церкви к новым условиям, уйти от схоластических схем, сблизить богословие с реальной жизнью. И все это было бы прекрасно, когда б не основной тезис, ради которого выступление и было затеяно: цель церкви ослабить  воздействие на верующих либеральных, просветительских идей, согласно которым человек рождается чистым и безгрешным, хорош сам по себе, равен прочим и достоин полной духовной свободы. Именно это кажется Архипастырю, ловкому и  сладкоголосому, как опытный шоумен, чрезвычайно вредным. Почти таким же вредным, как появление  супермаркетов и торговых центров, своеобразных секулярных храмов, где люди целыми семьями  проводят  субботы и воскресенья, вместо того, чтобы молиться в церквах, и  где  любой обретает, совершая покупки, развлекаясь, лишь кажущуюся личную свободу. Пастырь едва не восплакал над руинами прошлого, где в каждом, самом маленьком городке, было множество церквей, в шаговой, как он выразился, досягаемости, от любого дома, ибо никто не хотел, молясь, толкать других локтями. Повторяю, все бы ничего, если бы  оценка просветительских  идей свободы, равенства и братства, не вызывала у него видимого раздражения и даже тщательно сокрытой, но все равно очевидной   ненависти.  Понятие «светскости»  в его устах становилось синонимом «язычества». Отчего-то позабыв о свободе выбора и приоритете любви, началах, на которых зиждется, как будто, православие, патриарх вел себя как разведчик в  стане врага, чья задача (не врага, а разведчика, конечно)  разложить того изнутри.

И вот это, вкупе с иными выразительными (краски, звук, музыка, декорации, костюмы) элементами  религиозно-политического рейда на территорию, вознамерившуюся учредить автокефалию,  выглядело  попыткой  в двадцать первом  веке, в самом центре светской Европы, установить клерикальный авторитаризм. Ради того многотысячной пастве было  разрешено молиться под открытым небом и, соответственно, таинства, совершаемые обычно в стороне от глаз людских, в алтаре, творились прилюдно или, как любят  выражаться  нынешние политики, прозрачно. Чего не сделаешь для того, чтобы прибрать к рукам непокорную страну! Возможные возражения Архипастырь предупреждал риторическим вопросом: «Ведь это Киевская Русь, наши истоки, наш Константинополь! Как же можно об этом забывать?!» Не ручаюсь за точность цитирования, но смысл его недоуменных, полных горечи восклицаний был именно таков. Но отчего бы тогда не затеять миссию против исторического Константинополя, которому немало обязана и мать городов русских. И пусть все на свете станет одной, большой и неделимой Россией, где в каждом секулярном (см. выше) храме появится, по крайней мере, часовня, а нехристей будут примерно наказывать. Ну, хотя бы чтением книг  патриарха, проповедующего агрессивное православие.

*Киев – на пике политических страстей. Молебен в честь великого князя Владимира, одного из первосвятителей земли русской – грандиозный  спектакль под открытым небом. Взлетающие ввысь храмовые стены, взрывы куполов, черная подкова многотысячной паствы, охватывающая полыхающую золотом сцену. На ней роится, совершая ритуальные  перемещения, упакованный в драгоценные одеяния клир. Начинается чтение святого писания. Разносятся трубные возгласы: «Премудрость!», «Вонмем!» Сюжет, не менявшийся с седой древности, призван соединить зрителей и актеров в ризах в едином порыве, то ли устремленном, в надежде на прощение, к Высшим силам, то ли – к Белокаменной, которая не прочь себя с этими силами идентифицировать. Почему у священников высокого ранга чаще всего громкие, пронзительные голоса с преобладанием альвиолярных звуков? Может быть, в связи с требованиями акустики своеобразных церковных подмостков?

*По ходу следования патриаршего поезда назначаются краткие молебны – нечто вроде брифингов святейшего, посвященных единственно важной для него теме  укрепления русского православия на  территориях, заселенных непокорными или сомневающимися и, стало быть, второсортными славянами.

*Тексты патриарха Кирилла о кризисе, который дан нам свыше, чтобы мы опомнились, содержат в себе столько советов политико-социального свойства, что начинает казаться: ему нужно баллотироваться в президенты. На троне первосвященника этому человеку явно тесно.

Все это ни для кого не обязательно. Но мне ближе европейский подход к религии – там она, по утверждению того же патриарха, вытесняется в сферу частной жизни. И это правильно. Дело ведь интимное.