«Запретное искусство» - постмодерн заканчивается

В понедельник, 12 июля Таганский районный суд города Москвы признал экс-директора Музея имени А.Д. Сахарова Юрия Самодурова и экс-завотдела новейших течений Третьяковской галереи Андрея Ерофеева (брата писателя Виктора Ерофеева) виновными в оскорблении религиозных чувств. "Пострадали" они за организацию выставки “Запретное искусство – 2006”, которая проходила с 7 по 31 марта 2007 года в Общественном центре на Земляном валу. Прокуратура требовала наказать виновных лишением свободы до трех лет, но суд постановил наказание в виде штрафа общей суммой в 350 тысяч рублей.

Многие комментаторы приговора видят в нем проявление каких-то конкретных политических тенденций и чуть ли не спецзаказов, причем могущество заказчика возводится в абсолют. Лично я уверен в том, что на примере конфликта вокруг выставки, которую, если честно признаться, мне даже не хочется называть громким словом “выставка”, мы наблюдаем столкновение двух, количественно несопоставимых, частей российского гражданского общества, каждая из которых действует абсолютно самостоятельно и свободно, но при этом одна часть, а именно меньшая, объективно нарушает моральные основы, а другая отстаивает эти основы и поэтому была поддержана в лице государства, которому, – что очень приятно отметить, – эти моральные основы оказались совсем не безразличны.

Не потерять смысл 

Самая главная опасность в скандальных дискуссиях подобного рода – потерять предельную смысловую суть скандала и не столько даже увести, сколько уронить разговор в неизбежной игре на понижение, которая очень выгодна всем тем, кто хочет конвертировать скандал в политический капитал.

Всё время играя в эту игру, сторонники выставки пытаются свети скандал вокруг неё к четырем разнокачественным конфликтам, в которых есть одна общая черта: в каждом из них почти любой человек со стороны может занять ту или иную позицию, как равносильную другой, и в этом смысле только увеличивать соответствующий капитал, поскольку в политике враги нуждаются друг в друге больше, чем друзья в жизни. Поэтому необходимо обнажить реальную жизненную сущность этого конфликта, ту самую сущность, где речь идет именно об оскорблении и унижении верующих людей, а не о политических спекуляциях.

Так вот, вопреки искреннему заблуждению или сознательному внушению сторонников выставки “Запретное искусство” конфликт вокруг неё, во-первых, не сводится к конфликту знания и незнания. Апологеты выставки периодически намекают на то, что их оппоненты чего-то очень важного про эту выставку “не знают”. “Не знают”, что она представляла собой собрание артефактов, когда-либо почему-либо не разрешенных институциональной цензурой до 2006 года, включая работы известных советских художников-диссидентов. “Не знают”, что каждый объект на этой выставки можно было увидеть только в специальную щелочку через фальшстену, тем самым усложняя доступ к нему. “Не знают”, что – самое прекрасное, – они признаны какими-то биеннале и какими-то арт-критиками, и уже поэтому их надо уважать.

Однако эти аргументы подобны последнему самооправданию любого подсудимого, совершившему преступление на почве антисемитизма о том, что у него “есть друзья-евреи”. Извините, но если что-то где-то предлагается для всеобщего осмотра, то какие бы меры предосторожности там ни принимались, всеобщий осмотр остается всеобщим. Выставка “Осторожно, религия!” 2003 года в Музее им. А.Д. Сахарова проходила без этих мер, на “Запретном искусстве” их ввели, но что эти меры дают? Так что это совсем не конфликт знания и незнания.

Скандал также не сводится к конфликту направлений в искусстве, конфликту стилей, конфликту “старого” и “нового”, “классики” и “актуального искусства”. В России каждый день проходят выставки “актуального искусства”, и общественная реакция на них зависит от их содержания. Сторонники выставки глубоко заблуждаются, если считают современных православных активистов сплошными поклонниками хохломы и глазуновского китча. Вообще, хотя я сам постоянно указываю на недостатки нашей околоцерковной субкультуры, – почему имею право об этом говорить, – но представления среднего антиклерикала о сознании и вкусах этой среды не только не соответствуют реальности, а просто выдуманы – не меньше, чем наполовину. В целом эти представления соответствуют упрекам Русской Православной Церкви в том, что она “в средние века” “сожгла Коперника и Галилея”, пепел которых стучится в просвещенные сердца.

Поэтому, считающие себя заведомо образованнее своих оппонентов сторонники “Запретного искусства”, должны понимать, что если бы их выставка демонстрировала картины в стиле академического реализма, то претензии к ним были бы ровно те же самые. Тема же “актуального искусства” к этому конфликту не имеет никакого отношения. Недавно в притворе храма святой Татьяны при МГУ прошла выставка “актуального искусства” «Двоесловие/Диалог», где все экспонаты претендовали на выражения христианских смыслов. Таким образом, здесь нет конфликта форм, здесь есть только конфликт содержания.

Кроме того, скандал этот также не сводится к конфликту Запада и России, хотя ему очень хотят навязать этот сугубо политический смысл. На Западе есть очень много христианских и полу-христианских сил, более или менее консервативных, реакция которых на подобную выставку была гораздо более жесткой и которые уж точно не хотят считать свои страны источником подобных квазикультурных экспериментов, как мы не хотим считать себя страной, которая 70 лет распространяла по миру безбожие, если смотреть правде в глаза, когда в той же Америке Православная Церковь обретала для себя территорию элементарной свободы. Так и сегодня в нашей стране далеко не всех людей вообще интересует этот конфликт, и нет никаких гарантий, что подобная выставка прошла бы у нас совершенно незамеченной, и ни один крещеный и верующий человек, узнав о ней, не решил бы хоть как-то отреагировать.

Наконец, этот скандал также не сводится к конфликту секулярного общества и Русской Православной Церкви. Сама РПЦ не делала никаких официальных заявлений по поводу этой выставки, хотя бы потому, что прецедент мелковат – нельзя же в лице Патриарха реагировать каждый эксцесс с фальшстенами: для этого у нас есть православное сообщество, политически активная часть мирян, готовых брать на себя эту миссию. В этом контексте конспирологические подозрения наших антиклерикалов, которые в любой религиозной активности видят специальный заказ РПЦ, ничем не отличаются от параноидальных теорий иных патриотов, которые во всем видят “заговор против России”. Кроме того, неужели сам факт “заказа”, если бы он действительно имел место быть, хоть что-то должен изменить в отношении сторон друг к другу?

Следовательно, сущность конфликта вокруг “Запретного искусства” находится совсем в иной плоскости, чем эстетические вкусы или политические предпочтения, сама эстетика и сама политика как таковые здесь вообще не при чем, но чтобы дойти до сущности, я считаю, что апологетам выставки нужно последовательно задать четыре вопроса, каждый из которых стоит недвусмысленного ответа, без игры на понижение и постмодернистских уверток.

"Четыре вопроса апологетам запретного искусства"

Вопрос первый. Неужели художники и кураторы, представляющие “актуальное искусство”, не понимают, что поскольку само это искусство, по своей сути насквозь политизированное и провокационное, по своей задаче предполагающее острую общественную реакцию, то возмущаться этой реакции нет никакого смысла?

Если вы выходите с мессиджом, очевидно задевающим религиозные чувства большинства населения страны, причем, в очень пошлой и кричащей форме, то как можно удивляться тому, что какая-то часть этого населения решила ответить вам по закону?

Скажите им спасибо ещё, что именно по закону, а не как-то иначе, что только свидетельствует в пользу высокой цивилизованности этой страны, где подобные провокации проходят довольно мирно. Если же в ответ на этот вопрос мы услышим, что такие перфомансы должны проходить и дальше, где к образу Христа приставляют голову Микки-Мауса, а окружающие люди никак не должны на это реагировать, то лично я уверен в том, что утверждающие это – либо асоциальные инфантилы, либо сознательные провокаторы. Так что давайте признаемся – “выставка” удалась: за что боролись, на то и напоролись.

Вопрос второй. Неужели эти художники и кураторы так же не понимают, что их обвинения в антирусскости и антиправославности со стороны иных людей неизбежно связаны с тем, что в качестве предмета их оскорбительных коллажей выставлялись образы именно христианского культа? Неужели они не понимают, какая могла бы быть реакция, если бы они оскорбили не христиан, а мусульман? Могут предположить? Или не христиан, а иудеев? Тоже могут предположить?

Мне почему-то трудно себе представить подобные выставки под кураторством Самодурова и Ерофеева, хотя римейков “Запретного искусства” я могу представить сколько угодно. Видимо, просто православные совсем безобидные, они терпят оскорбления и унижения, не создают проблем, с ними так можно поступать сколько угодно, – во всяком случае до сих пор, и считать себя борцом за “современное искусство” и “права человека”? Только где то искусство и где те люди, которые нуждаются в такой борьбе?

Вопрос третий. Неужели эти художники и кураторы также не понимают, что они действительно совершили оскорбление, причем не какое-то виртуальное оскорбление абстрактных ценностей, а совершенно конкретное оскорбление конкретных людей? Есть одна тонкая деталь, которую многие антиклерикалы не понимают и не хотят понимать. Как свободные существа, люди могут не верить в Бога и в то, что Иисус Христос – это Сам Бог, но они должны понимать, что для двух миллиардов людей, живущих во всех странах мира, это именно так. А это означает, что для особенно воцерковленных среди них Иисус Христос – это живая личность, не просто самая главная, а самая родная и близкая, самая нужная и самая долгожданная, и что любое высказывание о Христе для них звучат гораздо серьезнее, чем про их собственных родственников и про них самих. 

Я не думаю, что у каждого художника и куратора на самом деле “нет ничего святого”. У каждого из них есть родители и близкие, есть возлюбленные и друзья. И пусть каждый из них представит себе, что в Москве проходит какая-то пафосная выставка, где их родную мать, или их любимую жену, или их любимого ребенка, выставляют в оскорбительном для них виде. Я понимаю, что Иисус из Назарета для них – это “давно и неправда”, но родные люди у них все-таки есть? И пускай они задумаются, как бы они тогда отреагировали на такие выставки и как долго согласились бы обсуждать с умным видом “кризис толерантности” и “семиотические слои”.

Уверен, даже не начали бы обсуждать. Между прочим, понимание того, что отношение к Христу у христиан можно сравнить с отношением к самому любимому и родному человеку, очень хорошо объясняет на психологическом уровне, зачем христианам праздники, посты, иконы, храмы и т.д. У каждого человека в жизни есть и сакральные праздники, и посты, и иконы, и храмы, только там речь идет не о Христе, а ком-то другом, так что сравнить может каждый.

Вопрос четвертый, на сей раз о сущности. Неужели эти художники и кураторы также не понимают, что на самом деле они нанесли удар не просто по религиозным чувствам отдельно взятых верующих, а по изначальным основам того самого либерального мировоззрения, которое они исповедуют? Дело в том, что мир человеческих ценностей возникает и существует не в вакууме, а в конкретных исторических культурах. Конечно, эти ценности могут отрываться от своих культурных корней, тем более если сами культуры умирают, но они в любом случае должны быть представлены в определенной системе и обладать определенным онтологическим фундаментом.

Целый ряд ценностей классического Модерна был открыто унаследован от средневекового христианства, и среди них центральная ценность человеческой личности, созданной по образу и подобию Господа, свободная и сознательная, но лишенная в Модерне своего онтологического обоснования, источника своего образа и подобия, то есть Бога. В этом заключается главный порок Модерна, породивший в нем множество противоречий, приведших его к тоталитаризму и нигилизму ХХ века, которые мы слишком хорошо помним, а потом и к вырождению в Постмодерн с его полным ценностным релятивизмом. В результате этого процесса европейская цивилизация, неотъемлемой частью которой всегда была Россия, оказалась полностью беззащитной как перед внутренней нравственной анархией, так и перед внешней экспансией азиатских религий. 


Оставаться в этом состоянии дальше смерти подобно, но превращаться в ответ в очередной “рейх” – то же самое, что перестать быть Европой и превратиться в “Азию”. Единственный выход – не отказываться вовсе от европейской правовой культуры, как призывают некоторые, а декларировать её христианские корни, признать христианскую идентичность Европы. Иными словами, начать уважать ту культуру, без которой идея Свободы никогда не могла бы победить в Европе и которая требует от каждого европейца уважать права другого человека не потому, что это “написано в конституции”, а потому что так нужно делать каждому человеку по самому своему назначению.

Я понимаю, что иные любители “актуального искусства” настолько погрязли в этой актуальности, что живут уже только одним днем и ничем больше не думают, но ведь не все же из них такие. Есть же среди них те, кто не может не задуматься над ключевым вопросом – как обеспечить цивилизацию “прав человека”, если сами эти права не более чем пожелание группы существ, произошедших от обезьян? Следовательно, не о тонкостях “актуального искусства”, и не об искусстве вообще, и не о России конкретно, и даже не о Русской Православной Церкви в данном случае идет речь.

Оскорбляя и унижая христианство, люди наносят удар по основам той цивилизации, которая обеспечила им ценность свободы и личного творчества, которая заставляет каждого их оппонента после этого оскорбления ограничиваться правовыми мерами, терпеть и милосердствовать. Поэтому прецедент этой выставки, будучи ничтожным по своему эстетическому масштабу, крайне важен в масштабе всей нашей, европейской христианской цивилизации, которая ради сохранения ценностей свободы слова и самовыражения должна научиться оперативно реагировать на такие "события". В данном случае это была реакция здорового организма на затянувшуюся болезнь. 

Однако самое замечательное в этой реакции было то, что Постмодерн в нашей стране, действительно, заканчивается.