Памятник

Рассказ

Цикл "Сидориада"

Целый месяц Иван Семенович Сидоров, простой служащий, добивался приёма по личному вопросу у мэра города. Мэр был человек занятой: то он был на открытии очередного супермаркета, то вручал призы на соревнованиях местной секции сумо, а то и просто отдыхал в отпуске. Наконец долгожданный час настал. Вечером в квартире Сидоровых раздался официальный телефонный звонок из приемной мэра и сладкий голос секретарши сообщил, что ему назначено на завтра, на 15:00. Всю ночь Иван Семенович не спал, то и дело пил валерьянку, два раза брился и без конца курил. И вот, за час до назначенного времени, он надел белую сорочку, красный галстук, ни разу не надеванный темно-синий костюм и туфли, начищенные настолько, что в каждой отражалось по взволнованному глазу Ивана Семеновича. Его жена, Марья Петровна, трясущейся рукой срезала этикетку с ценником с костюма, смахнула несуществующую пылинку с плеча супруга, перекрестила его и подала глянцевую папку с единственным листом бумаги внутри. Иван Семенович гулко сглотнул и вышел из квартиры. На улице он сторонился машин, собак и вообще всех предметов, которые могли невзначай испачкать его костюм. О том чтобы воспользоваться общественным транспортом не могло быть и речи. Вид Ивана Семеновича должен быть безупречен и параден.

Внешность секретарши мэра была призвана валить с ног любую особь мужского пола. Хотя Иван Семенович старался не отвлекаться на детали корпуса секретарши, ему не удалось с первой попытки нащупать ручку двери, ведущей в кабинет мэра. Дверь издала звук открываемого холодильника и распахнулась.
- Здравствуйте, - произнес Иван Семенович, шагая через порог, пытаясь придать голосу твердость.
- Добрый день, - сказал мэр, Федор Григорьевич Сергеев, приглашающе указывая рукой на ближайший стул. – Что у Вас?
- У меня, собственно, вот. Заявление. – Иван Семенович достал сиротливый лист бумаги из глянцевой папки, подал его мэру и чуть было не промахнулся по предложенному стулу. Сидя он почувствовал себя увереннее.

- Так-с, посмотрим, - Федор Григорьевич принялся читать заявление. По мере чтения, его брови ползли на лоб все выше, подбираясь к лысине. На мгновение Сидорову даже показалось, что они скрылись на затылке, но тут же вернулись на свои места и остановились, подрагивая, как бы размышляя: а не рвануть ли куда еще. – Но, Семен Иванович, на каком, простите, основании, Вы требуете установить себе памятник на центральной площади города? – Брови мэра собрались к переносице на совещание.
- Там, в заявлении, все есть. За достижения. Они перечислены на другой стороне.
Мэр перевернул лист и процитировал: «1. Помог перейти 37-ми старушкам на другую сторону улицы. 2. Собрал 1 тонну металлолома и 100 килограммов макулатуры. 3.

Посадил 7 деревьев». Ну и так далее. Но, Сидор Иванович, этого маловато будет для памятника.
- Может быть, Вы в числах сомневаетесь, Федор Григорьевич? – Иван Семенович достал из внутреннего кармана пухлую стопку потрепанных листков бумаги. – Старушек было на самом деле больше. Это уж потом я догадался с них расписки брать, для отчетности. Вот, не хотите ли взглянуть?

- Что вы, Иван Сидорович, - я вам верю. – Но с деревьев Вы же расписки не могли брать?
- Конечно, нет, но у меня есть соответствующие справки из профкома. Вот, пожалуйста. - Иван Семенович достал еще одну стопку листков.
- Семен Сидорович, Вы меня не правильно поняли. Дело вовсе не в количестве, а… - мэр подумал бровями, – так сказать, в качестве.
- Что старухи какие-нибудь не те? Других надо было переводить? Королевы к нам в город как-то редко попадают.
- Мы работаем над этим, - сухо заметил мэр. – Вот если бы Вы подвиг совершили. Мы бы Вам, Сидор Семенович, тут же памятник установили. Посмертно.
- Вы на что намекаете? Погибели моей хотите?
- Нет, нет, что Вы! Я так, для примера. Но тогда нам было бы проще. Посмотрите статистику, Иван Семенович. Много ли людей добились памятника еще при жизни? Да еще за старушек! Было бы все так просто – каждый бы насобирал расписок и у нас вся площадь была бы битком набита старухами, то есть э… памятниками.
- Но ведь никто еще не приходил к Вам с подобным заявлением. Значит, маловато насобирали или макулатуры, или старушек.
- Нет, Семен Иванович, подвиг. Только подвиг. Идите и без подвига не возвращайтесь. Всего доброго. – Федор Григорьевич и его брови занялись бумагами, разложенными на столе, дав понять, что прием окончен.

Иван Семенович вышел из мэрии, ослабил галстук и закурил. К нему обратилась какая-то бабулька, потеребив старческой рукой за рукав:
- Мил человек, не поможешь пожилому человеку улицу перейти? А я уж тебе расписочку…
- Э, нет, мать, некогда мне. Мне подвиг надо совершать.
Тут над Иваном Семеновичем пролетел голубь и оставил метину на безупречно-синем костюме. Фантазия Сидорова нарисовала его памятник весь в подобных пятнах. А может быть и правда: ну его этот памятник?!
Бабулька все еще стояла, не решаясь перейти улицу. Иван Семенович подошел к ней, галантно взял под ручку:
- Идем, мать! - и перевел на ту сторону. Из ее расписки он смастерил голубя и запустил его над площадью.

Сидоров вошел в свою квартиру, сунул папку в руки встретившей его жены.
- Ну, как сходил, Ваня? – спросила Марья Петровна и ахнула, увидев голубиное пятно на костюме.
- Потом, Маша, потом, - Иван Семенович прошел в гостиную, сел за стол, придвинул к себе чистый лист бумаги, взял ручку и начал писать: «Уважаемая Елизавета II...»