«Можно сказать — испытали себя» Монологи российских граждан, воевавших в Донбассе

Александр Нелюбин

Позывной «Крест», Санкт-Петербург

До войны я арендовал с другом небольшой продуктовый магазин в Ленинградской области, бизнесом занимался.

На Донбасс поехал в июле 2014 года. Конечно, защищать наш русский мир от нападок Запада. На рубежах встретить врага надо было. Кровь закипела после событий в Доме профсоюзов в Одессе. Вспомнились слова Владимира Высоцкого из «Баллады о борьбе»: «Если в схватку ты не вступил с подлецом, с палачом, значит в жизни ты был ни при чем, ни о чем».

В августе 2014 года я принял присягу ДНР. Служил в разведывательно-диверсионной группе — спецподразделении «Кальмиус». Потом в другом местечке. Я был вместе с несколькими бойцами — они говорили, что из ГРУ. Командир моей разведгруппы тоже говорил, что оттуда.

Поддержка из России была, конечно. Сначала от волонтеров и патриотических организаций. Позже, конечно, очень хорошее снабжение пошло. Оружие сперва сами захватывали, потом стало приходить новенькое, в смазке еще.

По организации и согласованности между командованием в ДНР были очень большие вопросы. Многие из-за дурости и некомпетентности командиров погибли.

Было это 24 августа 2014 года. Наступление на поселок городского типа Еленовка. За два дня нас подняли по полной боевой готовности. Сообщили, что надо прорываться в южном направлении. А у нас пацаны на 80% не обстреляны, без опыта. Автоматическим оружием и достойным обмундированием вооружена только наша группа, да еще пара отрядов. У остального состава в основном карабины чуть ли не времен войны. Были даже люди в спортивных костюмах.

Наш командир предложил провести предварительную разведку, как и должно быть. Однако местный деятель в грубой форме потребовал выполнять приказ — наступать «в лоб» по трассе.

Впереди противник — 51-я механизированная бригада и спецбатальон «Днепр», у которых было 32 танка и другая техника. А среди наших я видел пацана с карабином, а в нем всего один патрон. Еще на подступах к первому блокпосту нас сразу накрыли минометами. С большими потерями, но блокпост мы уничтожили. Нам приказали двигаться дальше, на захват поселка. И тут началось. Нас начали уничтожать.

Бой только начался, а штабисты уже сообщили, что Еленовка взята. В интернете, оказывается, уже отчитались. Наврали все. Якобы и огневая подготовка была, и поддержка техникой. Я видел всего три танка, только они даже в бой не вступили. Заклинило у них башни. Треть подразделения в этом наступлении погибла — по халатности командиров-штабистов.

Мы, оставшиеся в живых — все израненные и контуженные — вырвались из котла. Так нас тот приказавший идти «в лоб» деятель еще и расстрелять хотел — за отступление. А сам после этого боя стал замом министра обороны ДНР.

Россией были выделены средства на похороны ребят, для их родных. Большие деньги. Но пацанов быстро закопали, деньги раздербанили. Об этой стороне войны молчат все.

Я получил осколочное ранение и тяжелую контузию. Потом с двумя автобусами раненых был направлен на лечение в Россию, в Севастополь.

Потом вернулся домой — мы стали ненужными. У меня не было согласия с местным командованием по многим вопросам. Плюс больная супруга, ей забота нужна.

Практически все мои боевые товарищи тоже давно ушли оттуда. И особенно способствовало этому решению убийство [Алексея] Мозгового и других достойных командиров. Всем ясно, кто это сделал — власти «народных республик». Из-за денег и неподчинения. Там все продукты из гуманитарных конвоев были на следующий день на рынках. Помощь и лекарства из России нещадно разграблялись казаками и другими подразделениями, подконтрольными главам республик.

Сейчас многие ребята возмущаются тишиной на телевидении. Как будто кто-то нарочно замалчивает реальное положение дел. А ведь там, хоть и меньше, но так же гибнут люди.

После службы было очень сложно вернуться в мирную жизнь. Супруга переживала за мое душевное состояние. Отвык от тишины. Вскакивал ночами. Выпивая, вспоминал своих боевых товарищей и рвался обратно на войну. Пил корвалол.

Магазин, который был у меня до войны, я арендовал с приятелем. И уехав на войну, потерял контроль над ним. Приятель вогнал меня в долги — продал товар и пропал.

Светлана

Позывной «Кама», Соликамск

До того, как уехала на войну, я была менеджером в типографии, в свободное от работы время занималась скалолазанием, спортивным туризмом, альпинизмом. В марте 2014 года получила наградной значок «Альпинист России», сдав нормативы.

Начиная с июля 2014 года, стала все чаще смотреть по телевизору новости о событиях на Донбассе. Происходящее трогало до глубины души — возродившийся фашизм, геноцид русского населения, обстрелы мирных городов — я не могла быть равнодушной. В начале осени собирала и отправляла почтой гуманитарную помощь, а в ноябре поняла, что нужно ехать. Взяла на работе отпуск. 1 декабря 2014 года прибыла в Донецк и сразу попала в интернациональную бригаду — «Пятнашка» она называется, я и сейчас здесь.

До приезда на Донбасс у меня не было никакого опыта обращения с оружием и уж, тем более, опыта участия в боевых действиях. Все было ново, приходилось быстро учиться. Командир и ребята из группы в этом помогали — тренировки, обучение. 23 января 2015 года первый раз взяли на боевые позиции, в аэропорт Донецка. Была в прикрытии штурмовой группы и при необходимости оказывала медпомощь раненым. В апреле нашу бригаду поставили на передовые позиции в Марьинке. Там были как ближние стрелковые бои, так и противник отрабатывал по нам артиллерией. Находилась я там месяц, это, пожалуй, самые запоминающиеся дни моей службы.

Службу продолжаю и по сей день. Пусть сейчас и режим тишины, но в реальности это не так. Обстрелы продолжаются. Украина не отводит свои войска от границ, и в любой момент они могут пойти в наступление. Да и привыкла я тут уже ко всему. Сложно просто взять и уехать.

В последнее время много россиян уезжает домой. Скорее всего, это связано с тем, что прекратились активные боевые действия. «Ополчение» плавно превращается в регулярную республиканскую армию. Только разговоры о том, что «Путин слил Донбасс» звучат все чаще.

Жизнь в республиках еще не до конца настроилась, и хотелось бы верить, что здесь не будут процветать коррупция и беззаконие.

Донбасс поменял меня кардинально.

Пересмотрела взгляды на жизнь, теперь знаю ей цену. Да и характер закалился. Стала более выносливой, меньше обращаю внимания на мелкие неурядицы. Стала тщательнее разбираться в людях. Знаю истинное значение слова «дружба». Ведь тут не просто друзья, здесь рядом люди, от которых в любой момент может зависеть моя собственная жизнь.

Ни на минуту не пожалела, что приехала сюда.

Александр Фомиченко

Позывной «Лопарь», Мурманск

До поездки на Донбасс я служил в сухопутных войсках. Носил офицерские погоны. Потом ушел в отставку, работал в сфере безопасности. Каждый год ездил в город-герой Одессу. Там родственники у меня. Мне вообще нравилась Украина.

На меня очень повлияло произошедшее в Доме профсоюзов. Вот я и поехал летом 2014-го, людям помочь. Раньше в боевых действиях участия я не принимал, но, тем не менее, армейский опыт пригодился.

Когда попал на Донбасс, понял, что между тем, что по показывают в СМИ, и тем, что на самом деле, есть большая разница. Все было не так радужно. Я ожидал, что там армейский порядок, какая-то подготовка. Но этого не было. А в СМИ преподносилось все очень красочно.

Подготовки у нас не было. Научили правилу: «Слышите выстрел — падайте на землю». Мы делали так, и это спасало нам жизни. Изначально нам выдавали карабины СКС (были на вооружении советской армии с 1949 года — прим. «Медузы»), а автомат только после первых боевых столкновений — если человек не убежал и не передумал. Форма была своя — за свой счет.

Был период, когда на день мы варили большую кастрюлю макарон с салом, и больше ничего из еды не было. Иногда местные казаки помогали, давали хлеб. Бывало, борщ готовили. Было много брошенных огородов. Мы выкапывали что росло, чтобы не пропадало. Но это ни в коем случае не мародерство. Просто сложный период.

Много было случаев, когда наш отряд, в те времена, когда [нынешний глава ЛНР Игорь] Плотницкий был министром обороны, посылали в лобовую атаку без серьезного вооружения. Но мне повезло — мы попали к хорошему командиру, казачьему атаману, который нас берег и в расход не пускал. За это он пару раз был даже арестован.

Отношение населения было хорошим. Помню, когда мы были в городе Красный Луч, зашли во двор посидеть. Подошел дед, спросил, как можно попасть к нам в ополчение. Мы ему ответили, что он может обратиться в местную комендатуру. Но он сказал: «Нет, я хочу в подразделение к россиянам!»

Потом за службу стали платить, и это были деньги по местным меркам неплохие. Многие россияне отказывались, чтобы не попасть под статью о наемничестве. А местные сразу потянулись.

Местные командиры звания лепили себе, какие хотели. Видел паренька 22-х лет, ребенка по сути, которому звание майора дали. Потому что у него мама местная коммерсантка. Ну это же не серьезно.

Был случай, когда двое моих товарищей погибли от рук славного [сепаратистского] батальона «Заря», состоящего из местных. Они напились, и расстреляли машину с нашими. Может, у них белая горячка уже была, не знаю.

Было и такое, что все списки нашего личного состава оказывались у противника. Было, что двое наших ребят в плен попали, и стало понятно, что их кто-то из своих сдал. Предательство. А не так давно один из старших офицеров просто перешел на сторону противника. Стали опасаться не чужих, а своих.

После того, как вернулся с Донбасса, какое-то время работал по своей специализации. Но сейчас все закрывается, сокращается. У бизнеса денег нет, экономят. В итоге сейчас я работаю грузчиком. Но это так, чтобы без дела не сидеть.

Из сослуживцев многие смогли вернуться к прошлой работе, но кто-то хочет уже обратно на Донбасс. Я себя тоже ловил на мысли, что если начнется серьезная заваруха, то тоже снова туда поеду.

Жалко ребят, кто ранения получил. Все мы, в той или иной степени, получили психологические травмы, многие получили контузии. Но ладно, если так. Ноги-руки есть, можно работать. А вот те, кто остались инвалидами — должна быть поддержка от государства.

У многих, кого я знаю, жизнь поменялась сильно. Несколько человек после увиденного там сильно пьют. У кого-то на нервной почве обострились другие болезни. Кого-то уже нет в живых.

Хорошая все-таки идея была — «Новороссия». Но как-то не получилось. Когда я туда приехал, мы все ждали, что пойдем дальше и дальше на запад. Но команду стоп давали главы республик.

Изменилось мировоззрение после всего этого. Стал больше жизнь ценить. Нисколько не жалею. Можно сказать, испытал себя. Испокон веков же Россия воевала — правильно?

Дарья

Позывной «Феникс», Московская область

В ряды «ополчения» я вступила в начале декабря 2014 года. До того я работала в фирме по продаже недвижимости. Это была работа ради денег. А для души — делала татуировки, давно у меня такое хобби.

Я с самого начала всей этой заварухи в Украине с тревогой наблюдала, как обостряется ситуация, но даже не думала, что это перерастет в такое. А уж когда начались боевые действия — просто не смогла остаться в стороне. Славяне убивают славян — как же так?!

В первое время занималась отправкой гуманитарки — с этим очень помогали мои друзья из МЧС и медики. Потом все обдумала, получила благословение от моего духовника и поехала. Для меня это было решающим фактором — на такой шаг нельзя идти от балды, а лишь заручившись помощью свыше.

Подготовилась, навела справки и решила идти именно в бригаду «Призрак», к Мозговому. Знающие люди порекомендовали — сказали, он своих бережет, и, как оказалось потом, были правы. Я не штатный военный, мне эта гарнизонная жизнь с ее рутиной не по душе — но я туда ехала воевать.

Поначалу, когда я только приехала — все было совсем по-другому. Из нашей группы, прибывшей на «учебку», лишь половина были «обстрелянные», отслужившие в армии и поучаствовавшие в тех или иных военных действиях. Остальные — типа меня — оружие только в тире или на пейнтболе видели; партизаны плюшевые! На «учебке» пробыли около месяца, после чего примерно треть отсеялась. И слава богу. Иначе «двухсотых» — трупов — было бы на треть больше.

В январе 2015-го нас перебросили на передовую. Бои шли в нескольких километрах от нашего расположения. Постоянные артобстрелы — мы уже и внимания на этот грохот не обращали. Наоборот, тишина настораживала.

Переломный момент наступил 8 февраля. Мы в числе других подразделений закрывали тот самый «Дебальцевский котел». Начался жесткий штурм хорошо укрепленных позиций противника. И вот мне со вторым санинструктором пришлось под шквальным огнем вытаскивать с поля боя тяжело раненого разведчика. Нас накрыло из минометов, а сразу за этим — из танка. Был ад в прямом смысле. На месте погибли трое, мой товарищ в их числе. У остальных — тяжелейшие ранения, травматические ампутации конечностей, контузии. У меня — ни царапины, хотя буквально в метре от меня людей разорвало на куски. Ничем иным, кроме как защитой высших сил, я это объяснить не могу.

Когда в Дебальцево зашли — там такое творилось, что даже у бывалых мужиков крышу срывало. А я просто озираюсь. Кое-кто с неодобрением говорил потом: «Ты бесчувственная, ничем-то не проймешь». Это не совсем так. Просто эмоции сами выключились. Так было надо.

Про сегодняшнюю ситуацию в рядах ополчения Донбасса я не скажу ничего. Все очень сложно, и поймет только тот, кто в теме. Настроения там сейчас всякие. Да, Донбасс сливают. Это настолько очевидно, что даже неинтересно.

Сейчас у меня есть ряд глубоко личных, внутренних проблем, требующих моего присутствия дома. На данный момент это для меня важнее. Но если вдруг начнется новый этап жестокой войны, забью на все и присоединюсь к своим братьям.

По данным ООН, к окончанию активной фазы боевых действий в Донбассе летом 2015 года с обеих сторон погибли почти семь тысяч человек, больше 17 тысяч были ранены. Беженцами стали 2,3 миллиона человек. Стороны сейчас, как правило, соблюдают перемирие, о котором договорились, подписав минские соглашения. Однако сообщения о нерегулярных перестрелках продолжают поступать с обеих сторон.