Ужасное пятно Горбачева

На модерации Отложенный

Я уже писал о перестройке как о сложнейшей технологии, с помощью которой разобрали на запчасти Советский Союз.

В ту пору я не был связан ни с какими политическими структурами, я никогда не состоял в партии, я путешествовал по миру, писал свои геополитические романы. Когда началась перестройка, я, как и многие, обольщенный велеречивой риторикой Горбачева, думал, что настал момент, когда государство станет реализовывать мою мечту — начнет ускоренное развитие. Не дождавшись этого, я написал статью "Трагедия централизма", в которой предсказывал распад Советского Союза, уничтожение промышленности и армии. Это была статья-вопль, как мне сейчас кажется. Она получила большой резонанс. Мне говорили, что она лежала на столе у председателя КГБ Крючкова. Ему было интересно, как общественное сознание реагирует на перестроечный бум.

Своей статьей, фактом ее публикации я сделал себя оппозиционером. Первые годы перестройки я был государственником на тысячу процентов. Эта статья впервые поставила меня против государства, потому что государство олицетворял Горбачев. С тех самых пор и по нынешний день я оппозиционер. Очень часто я нахожусь во фронтальной вражде с этим государством, которое, я считаю, погубило и продолжает губить мой народ, мою великую Империю.

Не так давно я наблюдал, как все лидеры мира, включая и наших лидеров — прежних и нынешних — съехались в Германию праздновать великое событие — снос Берлинской стены. С цветущими от счастья глазами они праздновали объединение немецкого народа. Но объединение немецкого народа и разрушение Берлинской стены — это разъединение русского народа, это распад СССР, в результате которого 30 миллионов русских оказались за пределами нынешних границ России. Мы превратились в груду развалин, мы превратились в гниющий социум, не способный подняться. Я удивляюсь тому, каким пышным, нарядным, вкусным, как розовый батон, выглядел в Берлине Горбачев. Я был поражен утверждением Путина, сказавшего, что объединение Германии и разрушение Берлинской стены является самым значительным событием ХХ века. Я-то грешным делом, по наивности своей считал, что самым большим и значительным событием века является Победа СССР над Германией в 1945 году. Но, видимо, я ошибался…

Горбачев постоянно хвастает, что объединение Германии произошло гармонично, без кровопролития. В этом проявляется весь горбачевский цинизм. Ибо именно после разрушения Берлинской стены произошло нападение на Ирак и кровавое уничтожение Югославии. После падения Берлинской стены исчезла сверхдержава — Советский Союз.

Разрушение стены — это прорыв фронта. В эту брешь устремились духи тьмы, уничтожающие мою Родину. По существу, в эту дыру устремилось НАТО, туда потекли натовские генералы и разведчики. НАТО сегодня подошло уже к Смоленску, к Пскову… Более того, оно перепорхнуло наши рубежи. Оно уже в Москве, в МИДе, в Кремле, на Урале. Оно добивает наш военно-промышленный комплекс, оставляет нас без армии.

Берлинская стена — это кромка, на которой постоянно искрило. Сражались оружием и интеллектами две суперсистемы — СССР и Запад. Стена была частью нашей обороны. Снос Берлинской стены предшествовал выводу наших войск из Германии. Не следует забывать, что в Германии стояла самая сильная советская военная группировка, самая сильная группировка в мире. По представлениям советских стратегов, через четыре дня эта группировка, рванувшись в наступление, могла достичь Пиреней и выйти к Бискайскому заливу. То были ударные танковые группы — элита нашей армии. Помню, как загоняли эти танки на платформы и отправляли их на Урал, где их в скором времени ждали мартены. Помню, как пьяный Ельцин плясал "Калинку-малинку" перед немецким оркестром. Это был реквием по Советскому Союзу. Под эту омерзительную пленную музыку отправлялись в глубокий тыл разгромленные без единого выстрела советские дивизии.

АФГАНИСТАН был также предан, продан Горбачевым. Лидера Демократической Республики Афганистан Мухаммеда Наджибуллу после вывода наших войск схватили, пытали, терзали и повесили на дереве в центре Кабула. В период вывода войск из Афганистана у меня было ощущение, что мы уходим из огромной формы нашего геополитического бытия. Я еще не знал, что вслед за выводом из Афганистана последует отторжение от нас среднеазиатских пространств: Казахстана, Узбекистана, Туркмении. Я еще не знал, что впереди две чеченских войны, на которых против нас будут сражаться исламисты. Что впереди "Норд-Ост" и Беслан. Я помню, как выводили из Афганистана первые пять танковых полков. Как выстроили личный состав в Шинданте, как звучали пафосные речи дипломатов о мире и процветании. Я помню печальные, тоскливые глаза афганских офицеров. Они понимали, что их предали, отдали всех на заклание.

Мне было невыносимо, я не мог дождаться конца этого ритуала. Я подошел к командиру танкового полка и попросился в попутчики. Когда прозвучала команда "на марш", я как был, в белом костюме, прыгнул в головной танк к командиру, и мы на огромной скорости, потому что все ожидали диверсии, обстрела танковых колонн, выехали из Шинданта на Север, по направлению к Кушке. Я не забуду этот марш-бросок танковой колонны, эти могучие машины, которые шли на большой скорости, развернув пушки ёлочкой. На склонах гор могли быть засады, и танки время от времени постреливали, создавая предупреждающий, тревожащий огонь. Уже тогда мне было ясно: мы сдаем не только своих афганских товарищей и друзей, которых потом растерзают. Мы сдаем не только Среднюю Азию… Мы сдаем всю Русскую Империю, перечеркиваем огромную часть русской истории.

ПОМНЮ 1990 ГОД, завершающий год этой трагикомедии, мерзкого фарса, называемого перестройкой. Урал, советские военные заводы. Я видел закрытые производства, цвет военно-промышленного комплекса, авангард советской индустрии, созданный Сталиным, ковавшим ядерную и космическую оборону страны. Я видел знаменитый танковый завод в Нижнем Тагиле, выпускающий танки самых современных конструкций и модификаций. Я увидел ракетное производство. Ракеты, которые были снабжены потрясающей электроникой, удивительными системами наведения — начиная с телевизионных, заканчивая астрономическими.

Прибор ловил в окуляр звезду, вел махину ракеты по созвездиям. Я видел производство, создававшее невиданные сплавы. Я посетил цех, где применялись новые технологии обогащения урана. Передо мной была коллекция советских хайтеков. Я присутствовал на совещании директоров. Это были титаны, люди, которые ворочали миллиардами, создавали новые технологии. У них был гигантский масштаб деятельности. Это были бизоны советского огромного царства, обреченные на уничтожение. Они жаловались на недостаток финансирования, спрашивали, что такое конверсия. Я выступил перед ними, предупреждая, что их великие производства очень скоро будут разграблены. Что разрушение централистской экономики приведет к анархии и хаосу. Что демократические, выборные процедуры, внедряемые повсеместно, приведут к тому, что многие из директоров будут заменены на проходимцев и бездарей. Что исчезнет сырьевая база. Что рухнет система обороны и в военной продукции не будет нужды. Они слушали, я помню, меня угрюмо. Смотрели на меня, как на врага или как на идиота. Они просто не могли помыслить то, что такое возможно.

Я в прошлом году был на Урале. Видел, что большинство названных производств исчезло. Их сожрали.

Пришли бандиты, распродали скопившиеся ценные металлы, вывезли станки. Оставшиеся станки забили насмерть. Вместо ракет там стали производить зубные щетки. Кто-то из директоров скурвился и сам стал богачом, кто-то ушел на пенсию, иные умерли от инфаркта. Сейчас "Уралвагонзавод", который мог бы выпускать танки, загибается. Готовится выпускать инвалидные коляски вместо танков. И найдутся люди, которые возрадуются тому, что великий танковый завод станет выпускать инвалидные коляски. Сейчас на Урале самое важное и интересное из всего того, что можно посмотреть, это Ганина Яма, куда в 1918 году были сброшены обугленные останки царской семьи. Гигантский сталинский, индустриальный Урал, застроенный заводами и лабораториями, ухнул в Ганину Яму. Это еще один элемент перестройки, еще один результат взлома Берлинской стены. В Россию сквозь дыру в Берлинской стене устремились те, кто раскассировал, уничтожил отечественные высокие производства. В 90-е годы американцы научную секретную информацию вагонами вывозили из России. Они перекупили ученых, установили контроль над оставшимися научными центрами.

Михаил Горбачев — лучший немец, известный в мире своим гуманизмом и просветительством. Как мне хотелось пожать руку Горбачеву, и сказать: "Спасибо тебе, что ты разрушил мою Родину, спасибо, что ты обрек моих соотечественников на множество унижений и страданий и сделал Россию жалкой и беспомощной". Я этого никогда не забуду и не прощу.

ОСНОВНОЙ ЭТАП ПЕРЕСТРОЙКИ связан с уничтожением армии. Горбачеву и компании надо было подготовить разгром армии, чтобы в момент "Ч" армия повела себя бездарно и беспомощно. Надо было обескровить армию, ввязывая ее в межнациональные конфликты на территории СССР.

Я был наблюдателем карабахского процесса. Я помню, как разгорался конфликт, когда из Кафанского района Армении были изгнаны азербайджанцы. Армяне выдавили их, погнали их через перевал, стариков с женщинами и детьми. Они выгнали эту мешавшую им азербайджанскую диаспору. Часть этих беженцев погибла, часть перешла через хребет и пришла в Сумгаит. Сумгаит был наполнен оскорбленными, избитыми азербайджанцами, он был наполнен еще и бандитами, и отребьем. И в Сумгаите начался страшный реванш. Стали резать армян. Началась бойня. То была месть за кафанские избиения. Убивали детей, армянским женщинам бутылками вырезали груди. Вслед за этим вспыхнул Карабах. Вместо того, чтобы ввести войска, задавить в зачатке хаос, как это делает любой правитель во время внутренних восстаний, Горбачев сказал примерно следующее: "Пускай они разбираются сами, это вопрос внутренних отношений Азербайджана и Армении". Горбачев дождался, когда "внутренний вопрос" перерос в большую войну.

Русские солдаты воевали как на стороне азербайджанцев, так и на стороне армян. Как наемники сражались вчерашние братья по оружию, как наемники, как убийцы собственной страны. Это было ужасное зрелище.

ПЕРЕСТРОЙКА — это часть организационного оружия, которое было применено против Советского Союза. В информационной войне или, точнее сказать, организационной войне очень важным было завоевание культуры. Враг хотел завоевать культуру, людей культуры. Союз писателей СССР, как и прочие творческие союзы, был оплотом государственного конформизма, советской стабильности. Хотя внутри писательского Союза существовали различные фланги. Внутри него пребывали и русские деревенщики, и авангардисты "левого" толка, и либералы. Союз возглавлял Георгий Мокеевич Марков — фронтовик, государственник — человек, которого приглашали на Мавзолей во время государственных торжеств. Он собой олицетворял советскую культуру — этот огромный комбинат, осуществлявший поддержку государственных, централистских тенденций. Помню перестроечный съезд Союза писателей, который проходил в Кремле. Меня пригласили в президиум — это был знак того, что меня принимают в ближайший круг писательских бояр. Тут же рядом сидели Горбачев и Александр Яковлев. Я помню, как Георгий Мокеевич Марков начал читать свой доклад. Он вышел на трибуну и стал читать, но он не дочитал даже до середины. В какой-то момент он одну и ту же фразу прочитал два раза, потом еще один раз, а потом замолчал. После этого он закачался и стал проваливаться вглубь трибуны. Его подхватили и вывели из зала. Горбачев указал другому секретарю дочитать этот доклад, и мы уже знали, кто будет следующим председателем Союза писателей СССР. За время обморока Маркова Яковлев произвел внутрисоюзный переворот внутри Союза писателей. Он вычеркнул всех ставленников Маркова и быстро ввел в секретариат либералов. Тем самым он обезвредил Союз писателей СССР, который в дни ГКЧП и позже был вынужден бездарно молчать, не в силах защитить себя и свои ценности. То же самое произошло и с другими крупными творческими организациями в СССР.