Как Сталин и Гитлер определили судьбу 22 июня

Вот уже полвека постоянной темой советских историков и публицистов является установление вины руководства СССР и, прежде всего, лично Сталина за летние поражения Красной Армии в 1941 году. Кроме тезисов о неготовности и «внезапности нападения», от которых современные школы историков-ревизионистов не оставили и камня на камне, в обороте активно присутствует и тезис о в корне ошибочной стратегии, исходящей из наступательной доктрины Красной Армии. Для всех, способных к тонкому анализу, было очевидно – в борьбе с Гитлером оптимальным было постепенное отступление вглубь страны с опорой на многоэшелонированную оборону. Об этом лишний раз напомнила «Новая газета», процитировав дневники отца писателя Юрия Трифонова.

Жизнь, как известно, полностью подтвердила правоту «оборонительного сценария». И промышленность удалось достаточно эффективно эвакуировать (а можно было и заранее развивать преимущественно на Урале), и первые победы Красной Армии удались лишь тогда, когда передовые части вермахта слишком оторвались от основной массы армии вторжения, бесконечно растянулись линии снабжения.

Отметим, что неизбежность войны СССР с объединенными силами капиталистических держав было основой не только военного планирования, но и вообще советской историософии. Битва Красной армии с армиями гипотетической Антанты-II (Германия-Польша-Франция-Великобритания, не говоря уже о Румынии, Финляндии и Японии) мыслилась как некий коммунистический Армагеддон, после которого должно было наступить «тысячелетнее царство социализма».

Такое видение будущего не только требовало тотальной мобилизации, централизации и милитаризации экономики*, но и соответствующей сугубо оборонительной военной доктрины, хорошо апробированной не только хрестоматийными примерами кутузовской стратегии, но и живым опытом Гражданской войны, когда Красная Армия дала возможность контингентам Антанты-I глубоко вклиниться на территорию бывшей Российской империи, а затем, используя комбинацию ударов на фронтах, партизанской и подпольной борьбы, а также разжигание просоветского движения на Западе, выдавила интервентов.

Вместо этого «единственно рационального» плана, вместо поэтапного перевода военного производства на Волгу и Урал, вместо интенсивного строительства укреплений на восточном берегу Днепра, на Дону и в Дальнем Подмосковье, сталинское руководство, как известно, строит новые укрепрайоны и аэродромы у самой кромки демаркационной линии с Третьим Рейхом, а сталинские маршалы сочиняют сугубо наступательные планы ведения кампании.** Как известно, 22 июня 1941 года все эти планы похоронило, а наступающие части вермахта прошли новые грандиозные оборонительные сооружения «линии Молотова», даже не заметив их.

Что же произошло, какое затмение нашло на «кремлёвского горца» и его окружение, которое, кстати, было совсем не раболепно, и даже, особенно военные, было готово спорить?

Учтем еще два немаловажных фактора – после Польской, а особенно после Западноевропейской кампаний вермахта, у сталинского руководства было точное и абсолютно адекватное представление о тактике, стратегии и возможностях вермахта. Одновременно, опыт войны с Финляндией не оставлял никаких надежд на возможность Красной Армии одним ударом сокрушить сопоставимую по численности и оснащению современную европейскую армию.

Год, прошедший после падения Парижа, можно было с пользой истратить на постепенную эвакуацию военной промышленности и строительство тысяч километров траншей и противотанковых рвов. Причем, это не оказывало бы никакого провоцирующего воздействия на союзный Третий Рейх – страна, лихорадочно создающая трудармии для рытья окопов в сотнях километров от границы, явно непохожа на готовящуюся к агрессии… Однако в реальности, дело шло как раз наоборот – весной 1941 года десятки советских дивизий тайно выдвигались к самой демаркационной линии, что было известно в Берлине и упоминалось в «Меморандуме Риббентропа», объясняющем причины разрыва Великогерманией*** «Пакта о ненападении».

Неужели, советское руководство так уж стремилось любой ценой отстоять восточнопольское и прибалтийское предполье, захваченное им в сентябре 1939 и июне 1940 года, причем, именно в качестве стратегического предполья?

Мне кажется, что загадку парадоксального поведения Сталина объясняет еще одна июньская годовщина – 70-летие знаменитого выступления в Лондоне генерала де Голля, призвавшего французов не соблюдать перемирие, заключенное с Третьим Рейхом, и создавшего «Комитет Свободная Франция».

Надо отметить, что Вторая Мировая война сопровождалось еще несколькими гражданскими войнами между силами, поддержавшими Третий Рейх и их противниками. Это были гражданские войны на оккупированной территории СССР, на территории Франции, Югославии, Северной Италии и Греции. В Югославии эта война приняла характер многосторонней гражданской и межнациональной войны (с партизанами Тито воевали не только прогитлеровские хорватские фашисты-усташи, но и антигитлеровские сербские монархисты-четники, в свою очередь, воевавшие с хорватами и боснийцами). Схожие было в Восточной Польше и Западной Украине, где антигерманские националистические польские и украинские отряды вели страшную этническую резню.

В Греции партизаны-коммунисты попытались силой не допустить возвращение на английских штыках монархии. Во Франции силы «консервативной революции» (правительство Виши) воспользовались падением Третьей Республики и оккупацией урбанизированного индустриального севера страны, для создания фашизоидного режима на патриархальном крестьянском юге. Фактически Гитлер стал для Франции «внешним Франко». Поэтому французское движение «Сопротивление» было и антиоккупационным, и «республиканским» (в испанском смысле). Тоже было и на Севере Италии, после падения Муссолини и нацистской оккупации страны в 1943 году.

О многомиллионном коллаборационизме в оккупированной части ССР написаны не тома – библиотеки: с Советской армией сражались и национальные формирования, движимые и антибольшевизмом, и антиимперским сепаратизмом, и русские – охваченные антибольшевизмом.

Важно обратить внимание на то, что если в Западной Европе сильный лидер появлялся как вождь движения против оккупации и коллаборационизма, то в СССР, напротив, Власов появился именно как прогерманский деятель. Это совершенно уникальный случай в истории II Мировой войны – фактически коллаборационистское восстание.

Как известно, Третий Рейх открыто объявил войну на уничтожение трем народам (евреям, полякам и цыганам) и одной державе - Россия. Среди обреченных народов нацисты даже не искали союзников (эпизодические коллаборации не в счет). Всем остальным было предоставлена возможность создания «суверенной» либо автономной этнонациональной государственности, построенной на принципах ксенофобии, клерикализма и авторитаризма.

Насчет русского народа планов уничтожения не было (рекомендации чиновников розенберговского ведомства поощрять в России этнический и региональный сепаратизм, невежество, лень, пьянство и контрацепцию к планам геноцида отнести трудно).

Гитлер был по-своему мудр. Он видел Рейх преемником Рима и хотел избежать ошибок, приведших к так вкусно расписанным западным историкам «закату и краху Империи». Он не хотел сделать русских нацистами, ибо опыт римских отношений с покоренными и ассимилированными германцами и сирийцами показал ему, что в совсем недолгой исторической перспективе это означает появления воцарения в Берлине русских рейхсмаршалов, а потом русского рейхсфюрера, а то и русского рейхсканцлера. Он не хотел и полного распада русской государственности, потому что предвидел стремительное разложение победителей, превратившихся в изнеженных патрициев, окруженных рабами – славянами и славянками…

Гитлер хотел:

а) ликвидации коммунистической империи Сталина;

б) уничтожения высокой русской культуры и абортирования потенциальной русской националистической великой державы (тайна, которую власовское руководство, по понятным причинам, тщательно скрывало от своих сторонников);

в) вечной тлеющей войны между Рейхом и русскими отрядами из Заволжья, Урала и Сибири – для поддержания тонуса среди истинно-арийских воинов.

Некая возрожденная Римская Империя – в центре Держава, затем – колонии, затем федераты (союзные племена), затем – Вал с крепостями, вдоль которого идет вечная война с варварами.

Так вот, Сталин страшно боялся появления русского Антидеголля – вождя, который, опираясь на население оккупированных советских территорий, создаст антитезу его режиму – некий русский франкизм. Поэтому он категорически отказался от любых военных планов, предусматривающих сравнительно длительную оккупацию врагом целых исторических областей, а тем более республик СССР.

В отличие от сегодняшних апологетов Сталина, сочиняющих мифы о всенародной любви к нему и к большевизму, он сам отлично знал, как относится к нему население, испытавшее и террор, и коллективизацию, и всесоюзный голодомор. Массовое вступление пленных красноармейцев в полицаи и «хиви» (добровольные помощники вермахта), встреча наступающих колонн вермахта цветами и крестными знамениями (вплоть до Подмосковья), нападения националистов на отступающие части Красной Армии в Литве и в Галиции – всё это, полагаю, Сталина не удивило.

Не надо забывать, что Сталин играл существенную роль в Гражданской войне 1918-22 годов, а потом организовал подавление восстаний в Средней Азии и на Северном Кавказе.

Его просчет был в том, что он думал, что раз вермахтом руководят ученики и соратники Гинденбурга и Людендорфа, то и планировать свою стратегию они будут, исходя из опыта кайзеровских полководцев. Вспомним события 1915-18 годов: немедленное установление на занятой территории Польши, Украины, Балтии, Закавказья прогерманских и протурецких формально суверенных консервативных националистических режимов, при одновременной поддержке большевиков – самой радикальной антивоенной политической группы. В Киеве появился гетман Скоропадский, австрийцы создавали антироссийское польское формирование… В Западной Европе началось вроде похоже: Квислинг – для Норвегии, Петэн – для Франции. В Италии, Венгрии и Румынии – и так свои люди…

Если бы вместо визионера Гитлера, провидящего тысячелетний рейх, Великогерманией руководили бы рациональные ветераны I Мировой, то, скажем в ответ на знаменитое сталинское выступление 3 июля «Братья и сестры… к вам обращаюсь я, друзья мои», через пару дней в оккупированном Смоленске было бы опубликовано некое Обращение Русского Национального правительства с вполне ожидаемым содержанием: иудобольшевицкий режим низложен, колхозная система ликвидируется, прекращается гонения на церковь и на свободную культурную и научную жизнь, разрешается частная торговля и печать, все политические репрессированные получают свободу и равенство в правах, российские народности обретают самостоятельность, достаточную для полноценного развития их культурной и хозяйственной жизни, лояльные евреи могут не опасаться за свою безопасность и получат возможность выехать в Палестину (как только оттуда германские союзники выгонят английских колонизаторов)… Солдаты и командиры, обманутые сталинами и мехлисами, переходите на сторону патриотов, вставайте под истиннорусский трехцветный флаг…

Дальше могла быть тактическая развилка – либо в сентябре Русское Национальное правительство переезжает в Киев, а столицей суверенной Украины остается Львов, либо все-таки принимается решение о создании Большой прогерманской Украины, и в Киеве провозглашается восстановление Соборной Украинской державы.

Недостатка в пленных генералах и офицеров для новой Русской Национальной армии, а также управленцев и идеологов (с учетом огромного резерва в эмиграции) для прогерманской администрации бы не было. Дальнейшее понятно: распад Красной армии (есть куда бежать и понятно будущее «под германцем») и вход в Москву уже не Гудериана, но новых русских «национальных» частей.

Как известно, руководство вермахта многократно предлагало Берлину красивый (французский) вариант завершения блицкрига путём привлечения на свою сторону антибольшевистских сил. Это мгновенно превратило бы план «Барбаросса» из многократно осмеянного за прожектерство в признанный шедевр военной мысли. Однако партийное руководство исходило из расовых и мистических теорий.

Но реалист Сталин, за несколько дней перешедший от союза с Гитлером к заигрыванию с международными еврейскими организациями, на такой «догматизм» не смел и рассчитывать. Поэтому он планировал наступать прямо с линии новой границы – понимал, что каждый потерянный им район – ресурс Гитлера. У солдата, идущего во встречное наступление, куда меньше соблазна сдаться в плен или дезертировать, чем у бесконечно отступающего под рефрен нескончаемых воплей: окружили, командиры нас бросили… И хотя жизнь немедленно показала тактическую ошибочность Сталина, безумная политика нацистов на оккупированных территориях и в отношении пленных действительно превратила почти проигранную Сталиным большевистско-нацистскую войну в победоносную Великую Отечественную, а 22 июня, которое могла бы показать, что СССР поистине «колосс на глиняных ногах», стал началом длинной и немыслимо кровавой дороги, в конце которой режим, повально ненавидимый населением, превратился в фундамент современной русской национальной идентичности.