Три небольших зарисовки о родном городе.

Днепропетровск, Волгоград, Самара. Глазами жителей, умеющих немного писать.

Кот.

Днепропетровск.

Привокзальная площадь. Летнее утро.
Все куда-то спешат. Кто-то приехал, кто-то уезжает. Забитая под завязку, как всегда, автостоянка. Ларьки…Газировка, пиво, газеты, пирожное-морожное. На трамвайных остановках толпится народ. Трамваи лихим перезвоном пугают зазевавшихся прохожих, и маршрутки, маршрутки, маршрутки…
Прямо в центре площади, за спиной монолитного тов. Петровского, в честь которого и был переименован когда-то Екатеринослав в нынешний Днепропетровск, разбита аллея, или сквер, а может просто газон с насаженными деревьями. Деревья небольшие, стоят довольно редким строем. На зелёной травке уютно расположилось человеческое существо непонятного полу и такого же непонятного роду-племени. Оно спит, наплевав на всю суету бытия. Вот оно приподняло голову, солово оглядело чужой для него мир, почесало заскорузлой пятернёй сто лет немытые космы. Женщина. Вернее то, что было когда-то женщиной. Зевнула, показав всем бездонную черноту рта, сплюнула и снова улеглась. Она сегодня здесь живет. Это её дом. Вся окружающая метушня ей абсолютно по боку.
Недалеко от неё, метрах в пятнадцати, расположилась пара. Он и она. Эти обустроились с комфортом - у них две большие сумки (непременный атрибут, визитная карточка), сидят они не на траве, а на чём-то вроде одеяла. Зажиточные. Да и выглядят неплохо по сравнению с «женщиной». Он встал, отошёл метра на три (культурный, блин) расстегнул ширинку, достал орган и, позёвывая, стал справлять малую нужду прямо в сторону толпы, ожидающую трамвая. Дитя природы…
Народ безразлично взирал на это действо (привыкли, что ли ? ).
Безразличие…
Он сделал своё дело, деловито стряхнул конец. Вернулся к товарке. Она что-то доставала из сумки. Ага, ну как же , она, родимая, поллитровка, заткнутая бумажной пробкой. Пара пластиковых стаканчиков, яблоко. Сладкая парочка , видимо , решила позавтракать. Она зубами вытащила затычку из бутылки, и с превеликой бережностью наполнила стаканчик. Умело опрокинула, не поморщившись. Протянула ему стаканчик и яблоко. Он с радостью и нежностью посмотрел на него, лихо опрокинул, потом с ненавистью взглянул на яблоко и швырнул его на траву. А и правильно, закусь градус крадёт! Утёрся рукавом. Всё, позавтракали. Достал из необъятной торбы баян (!!!), старый, задрипанный, но всё же баян ! Пристроил его на груди , и ….
«Маэстро, урежьте марш!!» - И как грянул что-то ухарское и залихватское , и как пошёл в сторону ожидающих трамвая бочком, бочком, с прижимками и пританцовкой ! Толпа зашевелилась, ожила. Кто-то брезгливо отворачивался, кто-то посмеивался , кто-то бросал монетки в пристроенную к баяну коробочку. ...
Затренькал приближающийся трамвай…
Солнышко поднималось выше и выше .
***
Дмитрий.

Волгоград:
День города, теплый сентябрьский вечер, толпы неприкаянной молодежи, ныряющие в магазины и павильоны на пр. Ленина, отдельные группы заполнившие сквер перед Вечным Огнем. Запах пива и еще какой-то кислятины стоит в воздухе, его нельзя, может быть, уловить ноздрями, но снующие вокруг малолетки обеих полов, по отдельности или вместе, создают соответствующую ауру центру города. По аллеям еще гуляют семьи с детьми, но их скоро уже не будет – все будет отдано во власть бессмысленной и шумной массе молодежи, наехавшей сюда со всех концов растянувшегося вдоль Волги города-героя. Санитары города, центральные бомжи, наиболее зажиточные по сравнению со своими периферийными коллегами, уже заранее подготовились к огромному урожаю следующего утра, поделили территорию и только несколько их представителей о чем-то ругаются под деревом, толкая друг друга в демисезонную одежду. Хотя предмет их ругани можно вполне понять – территория. Которая будет усыпана банками и бутылками, большая, и требует четкого разграничения охотничьих угодий. Снизу, с набережной, слышно какое-то буханье и позвякивание, там внизу вовсю выступают то ли детские коллективы на сцене, не привлекающей ничьего внимания, то ли многочисленные забегаловки с потасканными русскими официантками и джигитами в глубине служебных помещений. Сама набережная забита машинами, под знаками «Остановка запрещена» утыкались крутые джипы с номерами из нулей и одинаковых цифр. Приближение к фонтану увеличивает риск столкновения с очередным одуревшим от выпивки и курева подростком, уже совершенно отчетливо слышны матерные выражения, особенно звонко вырывающиеся из глоток школьниц. Нет, с детьми тут точно делать нечего. Слышится чей-то отдаленно знакомый голос: «Диман!» - и на глазах вырисовывается кто-то, кого не видел сто лет и столько же еще не видеть. «Выпьем?» «Нет, за рулем, извини». Какофония снизу приобретает другую тональность, видимо на сцене внизу уже не детский коллектив, а какие-то, типа популярные в каком-то дворе исполнители. Мат, хохот и хаос вокруг становится сильнее. По лавочкам, забитым молодежью еще с утра, льется в стаканчики и мимо разнообразная алкогольная жидкость, кто-то с кем-то почти совокупляются прямо на скамейке, ППСники поигрывая дубинками наблюдают за тем, чтобы не началась спонтанная драка, на остальное их не хватит физически и количественно.
А время идет. Когда окончательно стемнеет, окрестные дворы заполнятся теми, кому надо отлить литры выпитого хренового пива. Градус и его количество держит всех в напряжении и заставляет забить местечко у парапетов, чтобы лучше видеть салют. Действо должно получить свой конец. Залпы из-за Волги, как эякуляция и толпы удовлетворенной человеческой массы отправляются по домам в разные стороны. Последний трамвай и его вагоновожатый – они в этот день должны взять на себя весь героизм и все российское терпение в концентрированном виде.
И вместе с тем, недвижимость на набережной – самая дорогая в городе…
***
Самара.

Самара.

А я как-то с Жетоном в отпуске встретился.
Вечернее солнышко окрашивало Волгу и старую часть города в розовато-лиловые оттенки. Полуденная жара спала, и люди в Самаре после работы стремились в любимое место отдыха всех жителей приволжских городов – будь то Волгоград, Саратов или какой-нибудь Хвалынск.
Набережная… Набережная – это лицо города. Это - и душа его.
Капитан в отставке, а ныне – борющийся с кризисом средний предприниматель, (за время прохождения службы к нему приклеилось прозвище «Самара», поэтому и мы будем называть его так), бодро шагал по Красноармейскому спуску вниз к Волге. В кармане футболки лежали три тысячи рублей - сумма, вполне достаточная для приятного проведения вечера. Настроение Самары, несмотря на кризис, было веселым и куражливым. Если зимой Самара сильно переживал из-за того, что запланированная на 2009 год покупка новой «Бэхи» Х5 откладывается на неопределенный срок, то сейчас, услышав от друга сумму налога, который тот уплатил за «Порш Кайен», Самара от души поблагодарил Бога, который уберег его от столь дорогой и ненужной покупки.
- Здравствуй, газоноид – раздалось у него за спиной.
- Бааа! Привет, мерчендайзер! Жетон! Ты-то что здесь делаешь?
- Вот решил ознакомиться на местах со страданиями народа, угнетаемого газоноидами.
- Пипец! Да расслабься ты. Идем на набережную лучше, пивка попьем.
- Я российское разливное не пью – это мой жизненный принцип!
- Да? А «Гиннес» разливной будешь?
- «Гиннес» – буду, что ж я, не разбираюсь в пиве по твоему?
В пабе «Шеннон» симпатичная официантка, которой Самара сделал при входе незаметный знак, сразу принесла по пол-литра настоящего ирландского пива.
Жетон, отхлебнув полбокала, принялся изучать меню. Глаза его полезли на лоб.
- Пол-литра пива – сто пятьдесят рублей!!! Однако!
- Ты же хотел настоящий «Гиннес» - ухмыльнулся Самара.
- Но сто пятьдесят рублей! Дерут с трудящихся втридорога! Давай так… Я вот тут половину недопил… Давай его назад вернем. Вот 75 рублей, на которые я выпил…
- Ты что, с дуба упал? Пей, если я пригласил, то я и плачу!
Жетон залпом допил и попросил счет.
- А вот тут еще 10% за обслуживание… Что это еще за обслуживание? Я никакого обслуживания не заказывал. Совсем озверели, газоноиды!
- Да заткнись ты, не позорь ни себя, ни меня – Самара рассчитался, накинув еще полтинник на чай, и они направились на саму набережную.
На перекрестке мимо них проехал тот самый знакомый, на «Порше». Жетон проводил его ненавидящим взглядом:
- Наворовали денег у народа, газоноиды, на ферарях разъезжают!
- Это не «фераря», а «Порш». Хорошая немецкая машина. Говорит о хорошем вкусе хозяина.
- Ага, ты же немчура. Фашистские машины расхваливаешь! Правильно - ваши же ВАЗовские консервные банки только лохи покупают, кхе-кхе!
Настроение у капитана Самары начало портиться.
В одном из кафе было особенно шумно. Человек пятьдесят кавказцев что-то праздновали. Хозяин кафе, старый знакомый капитана, армянин, закричал из-за стола:
- Эээ… Самара-джян, дарагой! Заходи, присаживайся! У меня плэмянница замюж выходит!
- Поздравляю, дорогой Армэн-джян, от всей души поздравляю! Извини – я с человеком, занят сейчас, дела.
- Вах! Какие дела?! У нас нэ дела – у нас – делищьки. Дела – знаещь где? На, дарагой, возьми, пожалюйста.
Самаре и Жетону были вручены два здоровенных шампура с настоящим кавказским шашлыком и два фужера с домашним армянским коньяком.
Жетон залпом опрокинул фужер, быстро сожрал шашлык и снова завел свою шарманку:
- С чурками якшаешься? Скоро русских не останется, одни чеченцы с грузинами будут в России жить. А потом вас китайцы завоюют. Ты, Самара, учись лучше китайскими палочками шашлыки есть!
Капитан вздохнул и ничего не ответил. Объяснять что-либо Жетону было совершенно бесполезно.
Впереди показался тир.
- Идем, постреляем. Кто больше выбьет. На кружку пива спорим?
- Кхе-кхе. Вот ты и раскололся. Стрелять любишь? Представляешь, как стреляешь в беззащитных оппозиционеров? Тебе что, людей убивать нравится?
У капитана Самары действительно появилось желание пристрелить Жетона.
Вскоре Жетону приспичило в туалет. Подойдя к аккуратной синей кабинке, он вновь разразился гневной речью:
- Довели страну, проклятые газоноиды! Посцать нельзя бесплатно! Целых десять рублей! А если я еще через пять минут захочу?! Это уже двадцать рублей! Олигархи проклятые сосут кровь народную!
- Там за углом — бесплатно — заметил Самара, которому Жетон уже осточертел своим нытьем.
Жетон отправился за угол — в общественный сортир, оставшийся с советских времен. Вскоре оттуда раздались его причитания:
- Засрали всю страну, газоноиды! Наступить некуда! Совки проклятые!
Жетон на цыпочках вернулся и принялся вытирать свои сандалии об траву.
Впереди показались две симпатичные девчонки в мини-юбках. Самара толкнул Жетона локтем:
- Идем, познакомимся. Хоть что-то будет в твоей никчемной жизни как у нормальных людей!
- Нет уж. Лечи потом триппер и плати им алименты. Знаю я эти газоноидные штучки.
- Тьфу, блин! Ты хоть о чем-то хорошем можешь думать?
- Могу. Я вот в Уол Стрит Джорнл читал, что НАБУККО будут строить из бамбука. Экономический эффект колоссальный! Теперь газоноиды точно задохнутся своим газом…
Самара его не слушал. Его внимание привлекла еще одна девушка, в белом полупрозрачном платье. Она, грациозно балансируя, переходила вырытую возле светофора траншею по перекинутой узкой доске.
- Щас навернётся, щас навернётся, давай, падай... – зашептал Жетон.
Словно услышав Жетона, девушка взмахнула руками, взвизгнула и по шею ушла в грязную желтоватую воду. Траншея была неглубокой – метра полтора. Самара обернулся, чтоб съездить, наконец, Жетону в глаз, но замер, пораженный. Лицо Жетона утратило свое язвительное и брюзгливое выражение. Жетон улыбался как ребенок, которому родители неожиданно купили самую красивую и дорогую машинку.
- Здорово она навернулась! Классно! Спасибо, Самара! Замечательно прогулялись! Замечательная у вас набережная! Теперь у меня до завтра будет хорошее настроение – воодушевленно произнес Жетон и стремительно свалил в неизвестном направлении, оставив капитана Самару одного, стоящего с идиотски-удивленным лицом.