Возвращения на Итаку - не будет

Когда царь Итаки Одиссей проплывал мимо Геркулесовых столбов, подлунный мир был чист и безлюден. Прибрежные горы населяли бессмертные боги, а долины рек и ручьев — нимфы и сатиры. Земля и море хранили тайны и сокровища. Человек подглядывал за ними. Вот, например, почему натертый козьей шерстью янтарь притягивает всякий легкий мусор?...
Царь сменил изнемогшего гребца, пересев с рулевого весла на загребное, и с удовольствием ворочал тяжелый валек, ритмично сгибаясь и разгибаясь, подставляя ветру и солнцу на последнем рывке весла к груди окаймленное тонкими слегка вьющимися волосами смуглое запрокинутое лицо.
Ветер свежел. Пора было ставить парус. Царь приказал гребцам сушить весла и встал, приготовившись отдать следующую команду. Перед ним простирались тысячелетия истории...

А по прошествии этих тысячелетий я стоял на балконе высокого этажа, уже накрывшегося тенью от палящих лучей утомленного дневной работой солнца, держа в руке высокий стакан со смесью вермута и апельсинового сока, в которой плавали истаивающие кубики льда. Горькая жидкость приятно холодила внутренности и уже пора было подумать о том, чтобы не переборщить.
Посмотрев налево — наискось и через двор — я мог видеть балкон квартиры космонавта Севастьянова. Закрытые наглухо окна и двери жарко горели отраженным солнечным светом, но космонавта, если только он пребывал там, внутри, вряд ли беспокоили жара и мухи: из балконного окна торчала на балкон ребристая решетка радиатора кондиционера.
Справа и впереди — под зыбким маревом собственных испарений, на самом их дне гудел, жужжал и копошился многорядный асфальтовый ад проспекта Мира.
Как сказано, пора было подумать о том, чтобы не переборщить, и я шагнул через балконную дверь в комнату, чтобы поставить стакан на подоконник, а вернувшись на балкон и вновь оглядевшись, обнаружил нечто редкостное и так точно подмеченное Пастернаком, когда окружающий мир вдруг испытывает небольшое смещение, и в результате скрытая суть вещей выходит за пределы их видимой оболочки, становясь доступной непосредственному наблюдению.

Я увидел... серую пустыню, над которой тут и там поднимаются мелкие смерчики серой пыли, уставленную серыми руинами различной сохранности. Дом космонавта сохранился, пожалуй, лучше других, его функциональное назначение было узнаваемо, а на обломках балкона уныло висело ажурное пластмассово-металлическое рванье, когда-то вполне могшее быть кондиционером. Острая боль за бессмысленность исхода жизни сотен поколений на протяжении тысяч лет пронзила длинной тонкой иглой...
И тут же смещение пропало, далеко внизу послышалось буханье детского мяча об асфальт. Два мальчика крутили скакалку, а девочка, поедая булку, с механическим равнодушием перепрыгивала через налетающую веревочку.

Размышления о "конце света" не типичны для советского человека, а эсхатологические ожидания даже в очищенном от религиозности виде считались признаком осуждаемой ущербной буржуазности. Нас учили быть оптимистами и верить в бесконечность жизни на Земле и технического прогресса, если... если, конечно, не будет войны. Пожалуй, ядерная война признавалась официальной идеологией единственной серьезной причиной для прекращении истории человеческой цивилизации. Предполагалось, что с остальными причинами мы без большого труда справимся.

Но представьте себе головку сыра, в центре которой завелись маленькие существа. Они грызут ее изнутри, размножаются и расселяются по внутренней ее поверхности, растущей вместе с "народонаселением", и считают этот рост неотменимым, необратимым, неизбежным и закономерным прогрессом своего мира, но вдруг прогрызают последний слой, и видят, что дальше — пусто. Пусто и там, где они грызли вчера.
Такова простейшая модель пределов роста. Она проста, очевидна и впечатляюща, и ум, которым она овладела, уже навсегда сохранит интерес к проблеме. Пожалуй, одним из первых еще в шестидесятых годах нашего века такие модели стал рассматривать американец Форрестер, профессор Массачузетского технологического института, известного в мире высочайшей квалификацией своих сотрудников. Кажется, именно он ввел и термин "пределы роста".
И все же мало кто рассматривал их тогда иначе, чем экзотику, в лучшем случае — преждевременное предупреждение, к которому человечество, конечно же, в свое время прислушается.

Когда в сентябре 1971 года в Бюраканской астрофизической обсерватории (Армения) проходила 1 Международная конференция по проблемам связи с внеземными цивилизациями, в числе прочих параметров, влияющих на ее возможность, обсуждалась и продолжительность жизни технически развитых цивилизаций. Полсотни собравшихся там людей, среди которых было несколько лауреатов Нобелевской премии, по праву можно назвать представителями интеллектуальной элиты человечества. В дискуссии по указанному вопросу тон задавал знакомый с исследованиями Форрестера профессор Платт. Я хочу привести небольшой фрагмент из стенограммы:

Платт: Эволюцию общества нельзя предсказать так, как физическое явление. Ведь общество подобно кибернетической системе вроде управления автомобилем, и результат здесь такой, что катастрофа произойдет, если мы ничего не будем предпринимать, уже в настоящее время. Форрестер рассчитал не меньше 20 систем кривых, исходя из различных предположений: контроль над загрязнением окружающей среды, контроль над рождаемостью, капиталовложения в сельское хозяйство. Расчеты показали, что катастрофа может произойти в различное время и в различных масштабах. Одна система кривых даже ведет к стационарному состоянию.
Брауде: А если внести наибольшие изменения в параметры, на основе которых строятся кривые? Останутся ли кривые стабильными в этом случае?
Платт: Один интересный вывод из исследования Форрестера заключается в том, что некоторые параметры сравнительно несущественны. Например, не имеет значения абсолютная численность населения — совершенно неважно, составит ли она 4 или 6 млрд. человек. В то же время имеются "связующие константы", которые, повидимому, чувствительны к изменению на 0,2 процента".

Первая фраза этого фрагмента утверждает неочевидную для многих истину, что человек всегда, в любой момент своей жизни стоит перед лицом катастрофы и только от его поведения зависит, удастся ли ему этой катастрофы избежать.
А последняя нравится мне тем, что содержит акцент на некритичности условий глобальных катастроф к численности населения, подавая надежду, что мы почти в любых условиях объективно можем позволить себе оставаться людьми.
Характерно, однако, то, что в этой дискуссии в качестве фатальных причин, могущих привести цивилизацию к гибели, Платт назвал ядерную войну, загрязнение и разрушение окружающей среды, перенаселение и истощение природных ресурсов, но никто из ее участников даже не заикнулся об экономических кризисах.

В те времена считалось, что уж что-что, а экономика точно находится в руке человеческой.

Но! Само по себе физическое наличие каких-то ресурсов, как и наше знание об их местонахождении, не несут в себе позитива, если нет средств для их добычи. Харьковская область, например, стоит на серьезных газовых месторождениях, однако глубина их залегания не позволяет к ним подступиться. Поэтому абсолютные цифры, выражающие размеры мировых запасов того или иного ресурса, часто являются убаюкивающей иллюзией, не более чем видимостью сырьевого благополучия. Оптимист скажет, что недоступное сегодня станет доступным завтра. Дай Бог. Но надо отдавать себе отчет в том, что существуют возможности, которые могут закрываться навсегда, как, например, возможность поедания сыра для наших "маленьких существ". И если бы железо на нашей планете не выходило на поверхность, а залегало на приличной глубине, мы бы не добрались до него никогда со всеми вытекающими цивилизационными последствиями. Существуют пороги, достигнув которых, надо вынимать кошелек и платить, а если кошелек пуст — уходить несолоно хлебавши.
Это называется кризисом предела роста цены. Человек не всегда готов заплатить за изъятие природных ресурсов, и вовсе не потому, что он "жаднится", а потому, что у него тугриков нет. Предвидение такого кризиса и его преодоление — дело не только человеческой мудрости. Оно во многом зависит и от набора непредсказуемых случайностей, хотя природу его понять и несложно. Вот что пишут о ней эксперты Римского клуба в докладе 1972 года "Пределы роста": по мере истощения месторождений "становится необходимым использование все возрастающих объемов капиталов в ресурсных отраслях, в результате чего уменьшается доля, идущая на инвестирование и обеспечение роста в других отраслях. Наконец, инвестирование становится настолько малым, что уже не может покрывать даже амортизацию капитала, и наступает кризис промышленной производственной базы".

Можно сколько угодно говорить о недостатках руководства застойных времен (расхлябанность, холявщина, воровство, безответственность и т.д.), но все это — факторы, влияющие лишь на количественные пределы роста цены (хотя тоже немаловажные), но не на самый факт их существования. У каждой социально-экономической системы есть свои пределы роста, но в данном случае принципиально не то, что они разные, а то, — что они есть. И в приведенной цитате — объективные причины того, что Брежнев "сдал" хозяйство в сильно изношенном состоянии, а все остальное — хотя, повторяю, и немаловажные лично для нас, но все же привходящие субъективные обстоятельства. Кризис, испытанный Советским Союзом и толкнувший его к катастрофическому распаду, на самом деле по своей природе мало зависел от идеологической составляющей, игравшей субъективную, а не объективную роль.

Поэтому капиталистическая, в том числе и глобальная, экономика никоим образом от него не застрахована, и ее более высокой эффективности тоже может не хватить для преодоления каких-то порогов. Более того, существуют вполне зримые симптомы стагнации и пробуксовки мировой экономики. Если хотя бы мельком знакомиться с размерами состояний наиболее богатых людей планеты, ежегодно публикуемыми журналом "Форбс", то можно задать себе недоуменный вопрос: как так, "на днях" Билл Гейтс "стоил", скажем, 20 миллиардов долларов, а сегодня он "стоит" уже 40??

Но, если вспомнить, что состояние Билла Гейтса находится не в "живых" долларах, а в акциях, то становится понятным, как сильно зависит оно от биржевых котировок, до некоторой степени оторванных от реальной экономической мощи, и меры этого отрыва точно мы никогда не знаем. Есть объемы реального производства и объемы финансовых обязательств, и эти две вещи, хотя и коррелируют между собой, но все же — вещи разные. Объемы финансовых обязательств всегда превышают объемы производства и это превышение может быть значительным.  За счет финансовых обязательств экономика финансирует свой собственный рост, и сумма этих обязательств тоже имеет критические пределы. Поэтому, подходя к упомянутому выше порогу, мы можем считать свой кошелек вполне тугим, но на поверку окажется, что в нем лежат пустые бумажки...
По мнению некоторых экспертов, глобальная экономика прошла через пик своего развития уже лет 15-20 тому назад, и с тех пор испытывала рост кажущийся — за счет роста финансовых обязательств, а не реального производства, ибо и то и другое считается в долларах. Это вполне соответствует периоду скрытой (в безналичном обороте) инфляции в советской экономике. Но бесконечно долгим этот период быть не может — здесь тоже есть пределы роста. Наконец, денежный пузырь лопается и... все дальнейшее мы видели своими глазами.

У серьезных людей существуют серьезные основания полагать, что для глобальной экономики уже захлопнулась та же ловушка, в которую попала в свое время экономика Советского Союза. Как на важнейший симптом, они указывают на недостаточно быстрый рост цен на сырьевые ресурсы и даже на их падение в ряде случаев. Дело в том, что падение цен далеко не всегда является благом. Например, падение цен на нефть означает уменьшение прибыльности нефтяного бизнеса и падение его инвестиционной привлекательности: при существующей необходимости опережающими темпами разрабатывать более эффективные технологии нефтедобычи денег на это нет, а при отсутствии средств для добычи огромные мировые запасы нефти принесут для мира не больше пользы, чем газовые месторождения под Харьковской областью приносят ее для Украины.
Что касается свободных денег... автору приходилось встречать в печати оценки свободных капиталов в мире, выражавшиеся (12 лет назад) смешной суммой в 20 миллиардов долларов. Конечно, эта оценка почти наверняка занижена, но сам факт наличия столь низких оценок уже тогда свидетельствовал о плачевном состоянии инвестиционного потенциала человечества. Похоже на то, что сбылся прогноз другого экономиста из Массачузетского технологического института, — Лестера Сароу, — написавшего в изданной в конце ХХ века книге "Будущее капитализма": "...не имея в своем распоряжении иной руководящей идеи, кроме неуемного стремления к наживе, вся экономическая мощь системы может некогда обратиться в разрушительную силу, способную изнутри подорвать ее стабильность и создать в мире растущий экономический дисбаланс."