Духова ночь

«Райзов подъем! Твоя очередь на окно».

Я стою в полусумраке армейской казармы в синих казенных трусах, у ряда двухъярусных кроватей, и тереблю луноликого, большеголового Райзова из Кингиссепа за плечи. 

Я дух разведроты ДШБ  – молодой солдат двух месяцев призыва май 85, вч 92616, города Брест, Южный.

Райзов не открывая глаз, складывает худое тело ножиком, и неподвижно сидит на втором ярусе пытаясь проснуться.

Стоять на окне – это значит ночью, следить с третьего этажа казармы за входом дежурного офицера в подъезд и оповестить об этом .  Духи стоят по очереди, на табуретке в проеме окна, приблизительно по полчаса, пока дембеля, настроив антенну телевизора в Ленинской комнате смотрят Польшу, или остальные духи моют пол и наводят порядок. Заснуть и пропустить офицера , или по простому «проебать окно» - страшный залет. На моей памяти это было всего два раза, после чего весь духовской призыв нещадно  избивался ежами (отслужившими более полугода). Нужно сказать, что дембеля мало вмешивались и угнетали духов, в основном это делали ежи, возможно как месть за свои унижения, а скорее всего, чтобы меньше работать самим.

Я  - «конкретный» дух, и это дает в нелегкой духовской жизни некоторые преференции. Месяц назад, прейдя из «карантина», мы с Артуром Саркисовым, моим земляком из Пятигорска, по указанию дембелей избили за скудность пайки маслореза столовой по кличке «Кефир» - огромного рыжего гоблена, кроме двух лет армейской службы,  отсидевшего еще два года в дисбате. После чего и стали «конкретными».

Пройдет время, и, уехав из России, Артур станет под знамена Французского легиона, и наша связь с ним прервется.

Сегодня ночью, мне удалось схитрить, и встать на окно когда ежи поднимали духов «на полы», и пока мои товарищи мыли их одежными щетками с солдатским мылом, я мужественно следил за подъездом.

Однажды мы с Артуром и Цезарем Джуоевым моим армейским товарищем, осетином, из далекого Грузинского села Згудери, как трое с Кавказа подняли ночью восстание против ежей и были жестоко избиты.

Простите меня мои друзья, если сможете – я тогда мог подняться, но струсил, и вас двоих избивали жестоко и беспощадно. Вы дрались как настоящие кавказцы мужественно и неравно.

Райзов наконец слез со второго яруса кровати, и завернувшись в тонкое синее одеяло залез на табуретку у окна.

Зачем ты сказал дембелям, что умеешь играть на гитаре? В итоге ты метался и шуршал в месте с нами, а в те недолгие часы, когда нам удавалось поспать играл и пел бессонному дембелю – романтику бессмертное  Розембаумовское «…летать так, летать – я им помашу рукой».  

Я иду в умывальник,  и в холодной воде стираю с солдатским мылом удивительно мягкие, байковые портянки,  которые случайно, месяц назад попались мне при смене белья в грязной подвальной душевой под громким названием – солдатская баня. С  тех пор я до самой зимы не сдавал эти портянки и стирал их каждую ночь, сдавая подменку – вначале украденные с чьих то сапог в коменданском взводе (мы жили в одной казарме), а потом все время полученные постиранные.

В бытовой комнате я включаю утюг, проглаживаю кусочек белой ткани для подворотничка и уверенными движениями просушиваю портянки.

Я пришиваю чистый подворотничок, аккуратно складываю хэбэшный китель на табурет и пристраиваю чудо - портянки за сапогами.

Иду в туалет и умывальник. Умываюсь, чищу зубы и бережно без мыла, мою холодной водой разбитые и натертые сапогами ноги. Высушиваю ноги полотенцем и мажу мозоли и потертости ланолином присланным моей старенькой мамой.

Смотрю на часы – до подъема четыре часа. Записываюсь на бумажке у дневального - разбудить  за полчаса до подъема. За эти полчаса я умоюсь, побреюсь без суеты и самое главное аккуратно перед  десятикилометровой зарядкой намотаю портянки.

Я забираюсь на второй ярус кровати и мгновенно засыпаю пока не кончилась духова ночь.