Леонид Барац: Нас готовили к озверению постепенно

На модерации Отложенный

Об участии в большой политике и поляризации российского общества Sobesednik.ru поговорил с Леонидом (Алексеем) Барацем. В первой части разговора мы обсудили со звездой «Квартета И» премьеру фильма «День выборов – 2» и поговорили о ситуации на Украине. Кругом одни крайности – Может так повернуться жизнь, что вы начнете активно участвовать в политике: ходить на митинги, подписывать протестные письма?.. – На митинги я и так ходил. Был на антивоенном марше, был на Болотной… А насчет остального – нет, уверен, что не начну. У меня есть дело, которое является более мощным орудием в моих руках, чем любые письма и заявления, – театр. Когда видишь, что люди в зале готовы к свободному разговору, это дорогого стоит. Дороже, чем разного рода категоричные политические высказывания. Любая категоричная позиция воспринимается одними как страшное предательство, а других лишь подхлестывает в их ненависти. Да и не категоричная тоже. Вот так скажешь что-нибудь, а потом в интернете эти слова – любые! – превращаются в такой сгусток злобы и глупости, что докопаться до твоей мысли уже совершенно невозможно. Не знаю, у меня нет однозначного понимания, в какую сторону идти и за кем. Кругом одни крайности, а ведь норма где-то посередине…

– Да, уже так спокойно не поговоришь, как в фильме «О чем говорят мужчины». И темы другие. Первый вопрос в разговоре: «Как сам?», а уже второй – о политике. И сразу все переходят на крик. – Вот тут не согласен. Мы в театре все очень политизированы, у всех разные позиции, и тем не менее жизнь идет. Конечно, политические темы присутствуют, но говорим все равно о себе, о детях, о женщинах. Это принципиально. Мы вообще себя считаем зоной спокойного разговора. Вот сейчас выпустили спектакль «Квартетник». Это такая свободная форма – сидим и разговариваем. Разговор не политический, но все равно позиция твоя так или иначе просвечивает – в историях, в интонации, в рассуждениях. По большому счету это попытка окружить себя своими. Теми, кто тебя слышит, смеется тому же, чему и ты, и, возможно, даже думает так же. Аплодисменты лично мне дают ощущение безопасности, ощущение, что я среди своих. Это, наверное, единственный совет, который можно сегодня дать: окружайте себя своими, продолжайте, несмотря на весь этот ужас, жить своей жизнью, любить женщин, рожать детей…

– Но ведь все это уже было в нулевые. Жили частной жизнью, ни во что не вмешивались, говорили о женщинах и дорогом марочном алкоголе… А потом вдруг разом все озверели. – Не вдруг. Нас к этому постепенно готовили. Прощупывали, пытались понять, как далеко мы можем зайти… Все же ясно как день.

Была у нас в стране смена власти, потом маятник качнулся – и пошла реакция. К власти пришли силовики, люди, умеющие только одно – закручивать гайки. Закручивали-закручивали и наконец закрутили. А что до разговоров… Вот сидишь и говоришь с человеком о физике. Но в физике ты не спец. Что делать? Надо еще выпить и спровоцировать драку. Потому что в драке ты хорош, в драке ты сильнее, чем он. Вот и всё. Это и произошло с нами. Они сильны в драке, в зажимании горла. И они перетянули нас постепенно на свое поле, заставили играть в свои игры. Потому что в этом они сильнее.

– А вы заметили, насколько все упростилось в последнее время, сделалось однозначным? Черное и белое, правые и виноватые, свои и враги… Оттенки, нюансы – это уже никого не волнует. Мы живем в черно-белом мире. – Естественно, а чего ж вы хотели? Чем суровее жизнь, тем меньше нюансов, они просто вымываются. Когда все в порядке, ты можешь выбирать, условно говоря, между зеленым и черным чаем, а если нет воды, то какой чай? Будешь высасывать из крана последние капельки. И тут уже не до нюансов. А это еще больше ожесточает, подхлестывает. И все идет по кругу… Что делать? Человечество всю жизнь воюет. Похоронив и оплакав павших, на следующий же день начинает новую войну, чтобы убить и похоронить новых. Ну, это так, это очевидная вещь. Вероятно, мы больны какой-то неизлечимой болезнью. /Звонок другу Михаил Козырев, телеведущий: – Если сравнить «Квартет» с человеческим организмом, то Лёша выполняет в нем роль сердца. Он человек страдающий, причем страдающий глубоко, искренне, испытывающий какие-то серьезные катарсисы регулярно. Но страдают многие, а он еще и переплавляет все это в диалоги и монологи. И когда во время спектакля или фильма зритель думает: «Господи, да это же вот прям про меня!» – это почти со стопроцентной вероятностью Лёшин текст, что-то из Лёшиной биографии.

Еще одна замечательная черта Бараца в том, как он чудесно пьянеет. Большинство людей с количеством употребленного спиртного мрачнеют, становятся агрессивными. Вплоть до того, что про некоторых ты понимаешь: пить с ним не надо. Общаться можно, а пить нельзя. А есть очень небольшая часть людей, которые, выпив, становятся совершенно превосходными. Они радостно щебечут, они счастливы, они смеются над всеми шутками, они нравятся и себе, и людям. Так вот, Лёша – представитель этого типа выпивающих. Много лет назад на гастролях мы даже ввели единицу измерения счастливого опьянения – один барац. Смотришь на человека и думаешь: «Ну, на полбараца уже набрался, пожалуй».

Ян Шенкман


Источник: sobesednik.ru