Крах «нового социализма» и потери Кремля в Латинской Америке

Латиноамериканская политика переживает тектонические сдвиги. Заканчивается эпоха господства левых популистских правительств. Либеральная оппозиция победила на президентских выборах в Аргентине и на парламентских в Венесуэле; судя по всему, не за горами смена власти в Бразилии. Мы обсудили с латиноамериканистом, писателем Китти Сандерс, живущей сейчас в Аргентине, то, как Кремль постепенно теряет Латинскую Америку, как приходит к успеху южноамериканская оппозиция, чему могут поучиться русские оппозиционные активисты, что общего у прокремлевских и южноамериканских проправительственных парамилитарных банд.

— В конце 1990-х, в 2000-е годы во многих странах Латинской Америки к власти пришли левые правительства — в Венесуэле, Аргентине, Боливии, Эквадоре. Даже древний крокодил времен Холодной войны Даниэль Ортега всплыл в Никарагуа. Череда побед социалистов — что это был за феномен? Он обусловлен какими-то общеконтинентальными факторами или это совпадение независящих друг от друга национальных историй, в которых причины были разными и очень специфическими?
— Скорее это общеконтинентальные факторы. В 80-х из власти начали уходить жестко антикоммунистические и военные правительства, которые сменились выбранными демократическими, в основном поддерживавшими идею углубления рыночных реформ. Чили, Аргентина, Бразилия, Колумбия, Перу проголосовали за рынок, антиинфляционную политику и демократию — такое сейчас называют неолиберализмом. Везде пришли к власти вполне профессиональные технократы типа аргентинца Карлоса Менема и колумбийца Альваро Урибе. Исключение составила только Перу, где режим Альберто Фухимори получился более жестким, но там это было оправдано бесперецедентным уровнем террора: маоисты из партии «Сендеро Луминосо» и леваки-террористы из «Революционного движения имени Тупака Амару» удерживали под своей властью целые регионы и постоянно терроризировали население. В ультралевое маоистское подполье активно вкладывался Китай, и Фухимори пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам, чтобы это подполье уничтожить. С одной стороны, он был абсолютно блестящим президентом, с другой — еще одна иллюстрация к идее «никогда не давайте спецслужбам власть, даже если очень хочется». В конечном итоге местная гэбуха перехватила рычаги управления сначала государством, а потом и рынком, и пошло-поехало. 

За период 90-х в Латинской Америке произошел резкий экономический рост. Проблемы, характерные для 60-х, связанные с нищетой, транспортом-логистикой, энергетикой и нехваткой элементарных базовых благ, остались в прошлом. Они решились в два этапа. Сначала военные режимы (Пиночет, Перес Хименес, Стресснер, Бансер, бразильцы) смогли в авральном режиме решить основные задачи — в результате их деятельности была построена инфраструктура, изменен энергетический баланс в регионе (парагвайско-бразильская гидроэлектростанция «Итайпу», газопровод Боливия — Аргентина и т.д.), в основном подавлены всевозможные радикальные организации, которым помогали деньгами и оружием СССР и КНР. Затем сменившие военных либеральные правительства закрепили достижения, добили террористов (Перу, Колумбия), раскрутили гайки и устранили перекосы, характерные для военных режимов. В результате вырос уровень жизни, прекратился террор. Однако к концу 90-х начал расти уровень антилиберального скептицизма. Левые популисты давили на повышение уровня жизни и говорили, что «нужно нажать на богатых, чтобы они поделились, и тогда все станут жить еще лучше», упирали на необходимость улучшения системы образования, защиту национальной промышленности — короче, такое стандартное левачество с протекционистским пафосом, представляющее либерализм формой колонизации и требующее покончить с этой самой колонизацией. 

Ко всему прочему, в некоторых странах начались финансовые кризисы, как в Аргентине. Ничего по-настоящему чудовищного, но людям не понравилось проседание уровня жизни, плюс левая пропаганда постоянно внушала, что правительства антинародные и думают только о богатых. В результате либералы в большинстве стран слетели со своих мест у власти. 

Но было бы неверно считать проигрыши правых и праволиберальных правительств исключительно какими-то происками левых. 
Перед странами стояла проблема интеграции, а многие либералы предпочитали не думать о новых континентальных проектах, делая ставку на сотрудничество с проверенными партнерами — США, Европой, позже Китаем. 
 
Зачастую попытки стратегически мыслящих политиков найти партнеров вне этого традиционного круга не находили понимания. Например, на перуанского лидера Альберто Фухимори, который усиленно пытался втащить в латиноамериканские экономические процессы Японию и ельцинскую Россию, из-за этого частенько рычали. Особенно сильные нападки начались, когда Перу в 1997 году захотела покупать у России истребители (в итоге купила МиГи у Белоруссии, а контракт с Россией заключила на 1998 год). 

Короче говоря, у левых, левоцентристов, популистов и сторонников протекционистской модели были интеграционные латиноамериканские проекты. У правых не было ничего; они, кажется, считали себя безусловными победителями. Разумеется, выиграли более активные политические силы. После того как правые и либеральные правительства слетели, умеренные левые популисты начали доводить до ума экономический блок «Меркосур» (в итоге так и не довели), а левые радикалы организовали ALBA (cоциалистический альянс стран Латинской Америки и Карибского бассейна. — Открытая Россия), в котором руководящую роль играли два учредителя — чавистская Венесуэла и Куба. Постепенно эти две левые тенденции — умеренная и радикальная — охватили весь материк.
Агрессивно сопротивлялись левым только самые «отмороженные» антикоммунистические государства Центральной Америки типа Гондураса и Гватемалы, и еще Колумбия. 
 
Хотя колумбийский президент Хуан Мануэль Сантос не чета его предшественнику Альваро Урибе, он сильно заигрывает с ФАРК (леворадикальная повстанческая группировка. — Открытая Россия) и Кубой. Также он плохо защищает права колумбийцев: когда недавно венесуэльские власти начали высылать колумбийцев, живущих на границе (доходило до разлучения семей), попутно грабя их дома, Сантос выжидал, что скажет и сделает Урибе. Вообще, в Колумбии масса народных движений за возвращение Урибе во власть, но сам экс-президент отказывается нарушать Конституцию. Думаю, пойди он на выборы — победил бы в первом же туре, он очень популярен. 
— Можно ли говорить о том, что сейчас этот латиноамериканский «новый социализм» терпит крах континентального масштаба?
В Венесуэле оппозиция выиграла парламентские выборы, в Аргентине на президентских выборах потерпел поражение преемник Кристины Фернандес де Киршнер. В Бразилии при левом президенте Дилме Русеф экономика пришла в худшее за последние лет 80 состояние, что тоже дает оппозиции шансы на успех в борьбе за власть. Что ждет оставшиеся левые правительства в ближайшем будущем?
— Да, безусловно, это крах. Самым ярким показателем перемен стало поражение киршнеристов в Аргентине, несмотря на накачку деньгами из России и КНР. Аргентина играла важную роль в структуре этой левой авторитарной сети, которая охватила большую часть Латинской Америки. Победа Маурисио Макри на президентский выборах — это колоссальный шаг. 

Важным фактором для победы антикоммунистических сил стала деятельность молодого (создан в 2012 году) Тихоокеанского альянса — праволиберального блока государств (Чили, Перу, Колумбия, Мексика; на очереди Коста-Рика и Панама), который за короткий срок добился того, чего до сих пор не может сделать старый «Меркосур» и тем более трещащий по швам блок ALBA.
За три года Альянс провел впечатляющую интеграцию стран-участниц и стал восьмой экономикой мира. По экспорту он занимает седьмое место в мире. На сравнительно небольшой Тихоокеанский альянс приходится 37% ВВП всей Латинской Америки, или $2,2 трлн. 
 
В 2012 году объем иностранных инвестиций превысил $70 млрд. Это 41% от объема иностранного капитала, инвестированного в страны Латинской Америки и Карибского бассейна. Суммарный внешнеторговый оборот стран Альянса равен 50% всего латиноамериканского внешнеторговорого оборота. Вдумайтесь: четыре страны имеют торговый объем, равный торговому объему всех остальных стран Латинской Америки, среди которых такие гиганты, как Бразилия и Аргентина! Разумеется, обычные люди, уставшие от левой коррупции и авторитаризма, понаблюдав за такой альтернативой, начали склоняться вправо. 

В Бразилии идут постоянные массовые протесты — сотни тысяч на улицах постоянно. Очень активно распространяются либертарианские идеи; поговаривают, что Людвиг фон Мизес (экономист и философ, сторонник классического либерализма. — Открытая Россия) стал чуть ли не самым востребованным автором в стране. В этом нет ничего удивительного: президент Дилма Русеф зарегулировала все, что можно было зарегулировать, а неподконтрольные и неподсудные монструозные государственные конгломераты (тот же Petrobras) стали рассадниками коррупции, по типу «Роснефти» и «Газпрома». 

На самом деле Дилма продолжает давнюю бразильскую левую традицию, которой придерживался еще президент Жуан Гуларт в начале 60-х. Гуларт превратил Бразилию в республику со сверхпрезидентскими полномочиями, урезав возможности премьер-министра. Он проводил национализацию, восстановил дипотношения с СССР, ограничил циркуляцию капитала. Потом начался «отжим» частных нефтеперерабатывающих корпораций в пользу государственного Petrobras, похожий на то, что случилось с ЮКОСом в России. Затем пошли запугивания и уличный террор со стороны парамилитарных левых боевиков, которых финансировало правительство Гуларта через ставший неподсудным гигантский Petrobras.
Гуларта сместили военные; однако нынешняя Бразилия слишком цивильна для повторения такого сценария, так что Дилму недавно пытались убрать при помощи импичмента. Проблема усугубляется тем, что эта процедура не особенно распространена в Латинской Америке — во многих странах ее попросту не существует. Так что «борьба продолжается».

Меня немного беспокоит, что в современной Бразилии сильны «полицейские» тенденции. Могу судить по своему опыту.
Я жила в Бразилии довольно долго, собирала там материал для своей второй книги «Carne» (пишу ее с 2008 года, тема — торговля женщинами, нелегальная миграция, проституция в развивающихся странах, роль государства в человеческом трафике, этатизм против слабой власти, социология «индустрии для взрослых» и т.д.).
 
По ходу дела, разумеется, наталкивалась на крайне неприятные вещи: чиновников и полицию, которые крышуют бордели, откровенную работорговлю, принуждение и насилие, использование ВИЧ-инфицированных девушек для порносъемок. Так вот, на меня регулярно натравливали полицию, которая в последний раз вообще порекомендовала мне «сваливать из города, а еще лучше — из страны», потому что такие, как я, там не нужны и вообще все может закончиться плохо. Не били, ничего такого — просто милые четырех-шестичасовые беседы на повышенных тонах. Это притом что я постоянно меняла места проживания — не знаю, как они меня находили. Думаю, что для оппозиции в стране коррумпированная прорежимная полиция может стать проблемой. С другой стороны, гораздо опаснее неустранение из аппарата и власти вот этих коррумпированных чиновников и полицейских — они же и при новой власти будут продолжать гадить, дискредитируя ее. То есть я практически уверена, что Дилма уйдет вместе с социалистами, но опасаюсь, что аппарат останется развращенным и коррумпированным, что может в дальнейшем привести к очередной «Дилме». 

С другой стороны, за то же самое на меня натравливали полицию и в менее коррумпированных странах, так что, возможно, я преувеличиваю проблему прорежимной полиции и отдельных грязных чиновников; кто знает. 

Что касается оставшихся левых — я не думаю, что у них есть серьезные шансы. Режим в Бразилии сменится в скором времени. Венесуэла уже не в состоянии кормить ручных леваков, которые лоббировали интересы Каракаса и Гаваны в странах Латинской Америки, а без венесуэльской нефти, поставлявшейся за бесценок взамен на политическую лояльность, никто ничего не будет делать. В Перу скоро президентские выборы, на которых, скорее всего, победит Кейко Фухимори — дочь Альберто Фухимори. На предыдущих выборах, которые проходили в условиях тотального полевения материка, она уступила нынешнему президенту Ольянте Умале пару процентов, кажется. На этих выборах у нее гораздо больше шансов. На нее ворчат некоторые серьезные идейные перуанские правые консерваторы вроде Серхио Тапия, — за то, что она поддерживает ЛГБТ и довольно равнодушно относится к церкви, но в целом она абсолютный фаворит. 

В Боливии, Эквадоре и Никарагуа процессы могут затянуться, потому что страны очень коррумпированные (особенно Никарагуа) и, к сожалению, часто забываемые. К тому же в никарагуанских сандинистов исправно вкладываются Россия и Куба — это же старое советское поколение, у них там своя атмосфера.