Нужны ли экономике кредиты

Герман Клименко предложил запретить в России валютную ипотеку. Напомню, что это мнение банкира — так как господин Клименко длительное время работал в банковской сфере, а в нулевых годах даже управлял собственным банком «Квота».

Логика господина Клименко понятна и, полагаю, может быть выражена в одной короткой жизненной сценке.

— В моей семье никому не везло с финансами. У деда все деньги обесценились на сберкнижке, отец вложил свои накопления в акции МММ.
— Но ты-то у меня не такой?
— Нет, дорогая, я умный. Мы не будем платить бешеные проценты по рублёвой ипотеке и возьмём валютную.

Отмечу мимоходом, что я крайне далёк от социал-дарвинистской позиции «валютные ипотечники сами виноваты». Упрёк «сами виноваты» можно адресовать любой жертве мошенничества — и это будет обычно справедливый упрёк — однако когда полиция ловит мошенников, обманутые всё же имеют шанс получить обратно свои утраченные денежки.

То же самое верно и в отношении валютной ипотеки. Банки понимали, что подбивают клиентов на опасную азартную игру с долларом? Да, понимали. Ну так пусть, следовательно, банки тоже возьмут на себя часть ответственности за проигрыш. Я бы предложил перевести все валютные ипотеки в рубли по принудительному курсу, скажем, в 40-50 рублей за доллар, и на этом закрыть вопрос.

Вообще, полезность кредитных организаций для экономики, на мой взгляд, серьёзно переоценена. Сами-то банки, конечно, нужны — чтобы можно было хранить в них деньги и перечислять платежи со счёта на счёт. Но вот нужен ли нам ссудный процент — кредиты разного рода — это очень большой вопрос. Во всяком случае, историй неудачных кредитов я знаю гораздо больше, нежели историй кредитов удачных.

На первый взгляд однако, без кредитов никак. Господин Ульбрихт ездит на новеньком кредитом «мерседесе», мистер Холл разъезжает на чёрном внедорожнике фирмы Ford, тоже взятом в кредит. А что же делать товарищу Кулакову, которому кредит недоступен? Покупать подержанные «жигули»? Это явная просадка в уровне жизни.

Однако чудес-то в нашей жизни не так много как кажется: и если банк не выполняет никакой полезной функции, но забирает при этом себе значительную часть дохода должников, значит общество в целом начинает жить беднее.

Так оно в реальной жизни и происходит. При этом — вот в чём заключается очень неприятное свойство ссудного процента — страдают от кредитов не только те, кто их берёт, но и те, кто испытывает к кредитам физиологическую неприязнь.

Посмотрим, например, на квартиры. Допустим, у нас есть 5 квартир и 50 семей, желающих их купить. Квартира стоит, скажем, миллион рублей: так как только 5 семей имеют миллион рублей на счету в банке, и, следовательно, уже у шестой семьи денег на покупку квартиры не хватает.

Теперь предположим, что банки начинают предлагать доступную ипотеку. К пяти семьям-миллионерам добавляются ещё 15 семей, которым банк готов выдать ипотечный кредит. Теперь на наши 5 квартир претендуют уже 20 семей и — здравствуй, рыночек — цена квартир взлетает до 3 миллионов рублей, так как именно такую сумму могут себе позволить выложить пятеро самых богатых семей из этих двадцати.

Обратите внимание — проиграли все, даже те, кто брать кредит не собирался вовсе. Раньше на квартиру можно было накопить, допустим, за три года, теперь копить надо 10 лет, и без ипотеки сделать это крайне затруднительно.

Из чего некоторые делают неверный вывод — ипотека увеличивает доступность жилья, так как без неё имеющих доступ к ипотеке конкурентов не обойти.

То же самое верно и в отношении бизнеса. Сказки про успешного бизнесмена, который взял в кредит станок и начал зарабатывать большие деньги, хорошо звучат только из уст кредитного менеджера банка. В реальной жизни ситуация с кредитами для бизнеса куда как более печальна — кредиты давят непосильной ношей на горб бизнесмена, но выхода у него нет: надо брать кредиты, чтобы не отстать от конкурентов.

Что будет, если запретить кредиты для бизнеса вовсе?

Рентабельность бизнеса резко вырастет, с рынка быстрее будут уходить неэффективные собственники, и в конечном итоге выиграют все, так как бизнес в стране в целом станет гораздо прибыльнее и здоровее.

Есть только одна проблема. Запретить-то кредиты в России можно — хотя я и не ожидаю такого решения в ближайшие 5-10 лет — однако запретить кредиты за пределами страны мы не сможем. И тогда получится, что имеющие доступ к дешёвым кредитам западные корпорации получат мощное преимущество перед нашими компаниями.

Здесь можно провести аналогию со спортом. Не употребляющий допинга спортсмен, конечно, дольше будет сохранять здоровье. Однако если с допингом не бороться, то это будет уже совершенно неважно, так как этот спортсмен вылетит из борьбы на первых же соревнованиях. Так и не берущее кредитов условное крупное предприятие тоже будет — теоретически — прибыльным и устойчивым. Вот только вырасти у этого предприятия не получится: его на самом старте съедят берущие кредиты конкуренты.

Казалось бы, выхода нет. Мы обречены на эту гонку кредитов — причём мы должны не просто открывать бизнесу доступ к кредитам, но и следить, чтобы эти кредиты были дешёвыми.

Однако мы с вами живём в очень интересное время, и скоро всё может измениться. Многовековая эпоха ссудного процента подошла к критическому пределу, за которым явно просматривается уже опустошительная пустыня финансового коллапса. Дело даже не в том, что Штаты за время президентства Барака Обамы увеличили свой внешний долг почти вдвое — это только вершина айсберга. Дело в том, что гонка печатных станков довела ставки по кредитам почти до нуля, и теперь над финансовыми системами стран Запада нависают такие исполинские айсберги плохих долгов, что обслуживать их нет уже никакой возможности.

Некоторое время долларовый мир продержится, опуская ставки по кредитам ещё глубже в отрицательную зону. Япония, вы знаете, на днях вошла в клуб ПОПС (введя политику отрицательных процентных ставок). На очереди США — декабрьская попытка оторвать ставку от земли явно провалилась, и ФРС США уже открыто пишет в своих официальных сценариях, что при ухудшении ситуации он тоже вынужден будет перейти на ПОПС.

Первопричина разворачивающегося кризиса, повторю ещё раз, заключается именно в ссудном проценте, который делает капиталистическую финансовую систему крайне нестабильной. Как знать — если последствия кризиса будут по-настоящему опустошительными, возможно, хотя бы некоторые страны задумаются о том, чтобы ограничить возможности ростовщиков и спекулянтов?

В конце концов, никто не мешает России так или иначе компенсировать производителям отсутствие доступа к дешёвым кредитам — например, точечными инвестициями со стороны государства, облегчением процесса прохождения таможни или кардинальным снижением налогового бремени.