Миссия Джулиана Лоуэнфельда

Миссия Джулиана Лоуэнфельда
http://www.vm.ru/news/2016/01/13/missiya-dzhuliana-louenfelda-308432.html


Джулиан Лоуэнфельд приехал в Москву на VII Международный форум пушкинских школ и выступал перед преподавателями русского языка и литературы. Он вообще часто бывает в России. Видимо, Пушкин требует...
Фото: Анна Иванцова, "Вечерняя Москва"

Его переводы стихотворений Пушкина и Маяковского на английский сегодня называют самыми совершенными. Свою необъяснимую страсть к русскому языку американец Джулиан Лоуэнфельд объясняет случайностью и генетикой.
Мы встретились с переводчиком Лоуэнфельдом в самом конце 2015 года, который прошел в России под знаком литературы.

- Вы уже рассказывали, что переводчиком стали совершенно случайно, но разве возможно такое?

- Да, мне по-прежнему кажется, что это случайность. Вышел я как-то после лекций по юриспруденции в Нью-Йоркском университете. На улице как раз в этот момент один бард пел «Молитву» Булата Окуджавы. Я замер — меня поразил этот язык! Так все красиво и стройно звучало. Мне было 23 года, я решил начать его изучать. Хотя, возможно, это еще и генетика: мой прадедушка, немец Рафаэль Левенфельд, работал в Санкт-Петербурге журналистом и был первым переводчиком «Войны и мира» на немецкий. Кстати, в его берлинском доме первое время жили Набоковы, бежавшие от революции.

- Вы живете в Нью-Йорке, а для переводчика, наверное, важно находиться в соответствующей языковой среде?

- В Нью-Йорке есть французский культурный центр, немецкий «Гете-Хауз», прекрасный итальянский центр. Есть, кстати, два украинских центра! Два — потому что один, естественно, с другим не разговаривает. Есть турецкий, хотя в Нью-Йорке турок не так уж много. У всех центров богатые библиотечные фонды, кинотеатры, здесь без конца проходят бесплатные мероприятия.

Все хорошо. Только нет ни одного русского культурного центра! Ни русского дома, ни пушкинского. Я постоянно прошу фонд «Русский мир», чтобы придумали хоть что-то русское в Америке. Русская диаспора очень неактивна в этом плане.

- Все так плохо?

- Здесь живут полтора миллиона русских! Так что сохранить язык в городе не так трудно. Но мне очень грустно от распрей между нашими народами. Думаю, у США невежественное руководство. Считаю, что моя миссия как поэта и переводчика — сблизить народы. Через язык — он божественный. Я его очень люблю. В нем широчайший эмоциональный диапазон, он очень поэтичен.

- Кажется, вы стали русским!..

- Несколько лет назад я выиграл конкурс на право переводить книгу архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». Я очень горжусь этой работой. А начиналась она так: я для себя решил, что нужно пожить в монастыре.

Хотел подготовиться к работе, чтобы перевод не был сухим, чтобы я чувствовал этот мир. Отец Тихон мне сказал — пожалуйста! — и я три недели жил в ските Сретенского монастыря, в Рязанской области. Сначала мне казалось, что православие — очень строгая вера, но позже почувствовал ее несказанную теплоту, дух смирения и целомудрия. Я вернулся из скита с ощущением, что мне это близко. И принял православие — меня крестил отец Тихон.

- А все начиналось с простого перевода...



Когда вы работаете с текстом, текст работает с вами. Перевод — это только в самую последнюю очередь перевод предложений с языка на язык. Нужно уметь чувствовать сердцем и душой, что переводите. Только тогда это будет адекватным переводом.

- Вы не просто переводчик, вы литератор. Как вы оцениваете современную русскую литературу?

- Мне понравился «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина. Веселая такая антиутопия. В целом не одобряю генеральный посыл — все расхищено и предано, продано и куплено, смысла нет. Писатели используют свой талант не для того, чтобы соединять и примирять людей, а чтобы вымещать на нас свою желчь. После большинства таких книг хочется как минимум перестать с кем-нибудь разговаривать, если не сказать больше.

- Пушкин, конечно, таких эмоций не вызывает.

- Именно! Мне лично после стихов Пушкина хочется звонить родным. Напомнить им, как я их люблю.

- Некоторые наши филологи обеспокоены текущим состоянием русского языка. Говорят, в нем стало слишком много заимствований.

- У нас то же самое происходит с английским. Речь загрязняется никому непонятными корпоративными словами. Это похоже на постоянное сервисное обслуживание — люди все время говорят, но от этого ни тепло, ни холодно. Обиходный язык, как у вас, так и у нас, все более походит на обезжиренное молоко.

- Это заговор!..

- Конечно, нет. Если уж на то пошло, не мировой империализм и не Барак Обама контролируют ваше телевидение.

- Вернемся к Пушкину: как ваши переводы встретили американцы?

- Если рядового американца попросить назвать фамилию любого русского писателя, то вам назовут: Толстоевский. То есть и Достоевский, и Толстой одновременно — точнее они не знают. В лучшем случае припомнят Чехова, а Пушкина не знает никто. Но прочитав его, пишут мне письма. Один японец, живущий в Калифорнии, написал, что стихотворение Пушкина «Цветок» в моем переводе — это настоящая дзен-медитация! Принцип дзена, к слову, — замечать свои переживания. Мне приятна такая оценка — это значит, что я все правильно перевел. Удалось передать гениальность Пушкина — сделать его понятным всем.

- Если бы во времена Пушкина была Нобелевская премия, он бы получил ее?

- Послушайте! Светлана Алексиевич получила Нобелевскую по литературе, а Лев Толстой — нет! Объясните мне логику. Я пытался читать Алексиевич, но так и не понял, что она хочет сказать. И что — это величайший писатель? Все эти премии — от лукавого.

- Но Пушкин для вас — главный поэт, Пушкин для вас — и есть русский язык...

- Я много переводил русских поэтов и писателей. Но Пушкин мне ближе всех. Это легкий и светлый во всех отношениях человек. Каждое его слово проникнуто любовью. Вы же говорите: «Пушкин — наше все». Не Достоевский. Мне очень хочется, чтобы мир знал именно таких русских! В этом я и вижу свою миссию.

КСТАТИ

Лоуэнфельд свободно владеет восемью языками, в том числе немецким, испанским, французским и итальянским. Переводил Лермонтова, Блока, Мандельштама, Цветаеву, Ахматову, Есенина, Маяковского, Рильке, Гете, Гейне, Пессоа, Лорки, Мачадо, Марти, Леопарди, Петрарки, Данте, Катулла, Овидия и Горация.

Анна Бояринова