моему Президенту

1 февраля родился Борис Ельцин.

Сейчас его принято ругать, поливать помоями и ненавидеть, обвиняя во всех бедах. Оно и неудивительно — нынешней власти очень важно сохранять миф об ужасных 90-х, чтобы объяснять свою деятельность. Поэтому, если ничего не изменится, с каждым годом рассказов про ужасную эпоху будет всё больше.

«Ельцин разрушил Россию». «Ельцин заложил основы коррумпированного режима». «Ельцин путчист». «Ельцин был диктатор». «Ельцин врал, изворачивался, давил оппозицию». «Ельцин не справился». «Ельцин и не хотел справляться, он был оккупант». «Ельцину надо было действовать так — нет, надо было вот эдак!». Панду Ельцина под суд!

Сегодня, первого февраля, я буду говорить совершенно непопулярные вещи, которые вызовут у многих неприятие. Однако я должна их сказать.

Я хочу поблагодарить Ельцина от лица поколения 90-х — той его части, которая выросла свободной и неодобрительно относящейся к конформизму. Раньше у меня были претензии к той системе, которую он создал на обломках СССР, но после, переосмыслив прошлое и приобретя некоторый политический опыт, я поняла, что на месте Ельцина любой облажался бы куда жёстче. Поэтому критиковать президента я не буду. К тому же критики и без меня найдутся. Я бы хотела вспомнить те хорошие вещи, которые сделал Ельцин, и которые бы вряд ли смог бы сделать кто-то другой.

1. Экзистенциальная свобода. Это главное. Даже если бы не было всего остального — уничтожение тоталитарного государства того стоило. Экзистенциальная свобода — право читать, слушать, смотреть, думать, носить, есть, пить, употреблять то, что хочется, это основа человеческого бытия. Я как-то давно озвучила формулу: «Страну, которая запрещает death metal и фильмы про Фредди Крюгера, по умолчанию можно разрушать». Не «нужно», но «можно». Легитимно уничожить даже самое процветающее государство, если его процветание было достигнуто за счёт абсурдных запретов и введения репрессивной морали. Разумеется, death metal и Крюгера можно заменить на другие незаслуженно запрещённые вещи. Ельцин разрушил запретительную систему и принёс России и русскому народу экзистенциальную свободу — акт вполне прометеевский, и с закономерным итогом: сегодня титанического Ельцина, прикованного с скале, растаскивают на куски… нет, не орлы, конечно — так, какие-то облезлые павианы.

2. Отсутствие репрессивного контроля. Я сравнительно недавно поняла, насколько удачно я родилась: моё детство и формирование личности как раз пришлось на 90-е, и наступавшие «нулевые» с их «стабильностью», «консерватизмом» и прочим шлаком я встретила подготовленной — агрессивной, наученной ценить личную свободу, лишённой избыточных рефлексий, «эпистемологической анархисткой», превыше всего ставящей волю и самодостаточность. Когда мне сегодня рассказывают про диктатуру в 90-е, я смеюсь. В 90-е (и, по инерции, в начале нулевых) можно было буквально всё. Изучать что угодно, уезжать куда угодно, верить в что угодно — сокрушать кумиров, вкапывать идолов и совершать возлияния во имя Перуна, поклоняться Сатане, нырять в прорубь по методу какого-нибудь замысловатого гуру, предварительно пробубнив мантру про чакры, бухать  ром на пару с Бароном Самеди, рыдать у подножия креста. В те времена можно было любить кого угодно, а если бы какой-то ретивый казак, или другой традиционалист полез разнимать целующихся девушек — они могли бы его побить, а менты не стали бы ничего делать. И это замечательно. Враги свободы должны сидеть дома и ныть про развращённое демократией общество, а с общественными делами лучше справятся молодые и буйные люди, не страдающие тяжёлыми расстройствами психики.

3. Свобода слова. Говорить и писать можно что угодно. Я помню, как дико смотрелись начавшиеся репрессии против критиков власти в нулевые. До эпохи развитого путинизма можно было говорить всё — даже если государство и обращало внимание на это, то у него не было сил и денег, чтобы преследовать кого-то. Во времена ельцинизма я была тотально упорота в андерграунд, где процветало буквально всё, от радикального коммунизма-нацизма, до сатанизма с вандализмом на кладбищах и язычества с возлияниями и довольно нелепыми оргиями. На моей памяти, за 90-е и начало нулевых в зону ушли только два пацана: один за кладбищенский вандализм и, кажется, жестокое обращение с животными (распитие крови из живой кошки); второй — за убийство.

4. Ликвидация социализма в его тоталитарном формате — при этом Ельцин обошёлся без тысяч трупов и без охоты на ведьм. Лично я при советском режиме находилась бы в тюрьме, или в психушке. Это факт: я хорошо знаю себя, и могу представить собственное поведение в условиях тоталитарной системы — пусть помягчевшей (по сравнению со сталинскими временами, или даже 70-ми) и относительно беззубой. Думаю, что многие мои ровесники оказались бы там же за всё хорошее. Получили бы, как Айзеншпис, по 18 лет за несколько тысяч баксов на руках и «нарушение правил о валютных операциях», и вперёд.

5. Создание системы, на слом которой новой власти потребовались годы. Сейчас модно говорить, что Ельцин «предопределил» Путина. Нет. Путина предопределила советская система и пережившая 90-е гебуха. Ельцин просто работал с тем, что было — и работал блестяще. Но об этом чуть ниже.

Говорящим про «предопределённость» скажу, что в таком случае итальянский фашизм «обусловил» демократию, которая, в свою очередь, обусловила радикальные «свинцовые семидесятые»; Николай II «обусловил» большевизм, подписав отречение, а монархия в Камбодже «обусловила» режим красных кхмеров. Ведь формально всё происходило в итальянском, российском и камбоджийском политических пространствах, и одни политические силы пришли на смену другим, а «уходящие» вольно или невольно подыграли этому процессу. Однако это не так. Никакой обусловленности не было. В России сложилась похожая ситуация. Реально Путину потребовались многие годы, чтобы уничтожить ельцинскую федерализацию, подавить независимый антивластный бизнес (Гусинский, Невзлин, Березовский, Ходорковский), зачистить правительство и регионы от оппонентов, убить гражданские свободы и независимость регионов, подчинить себе судебную систему и ликвидировать оппозицию всех видов и расцветок. В моём понимании «обусловленность» — это что-то вроде тандема Путин — Медведев, Нестор Киршнер — Кристина Киршнер, или Папа Док — Бэби Док. На крайний случай «моджахеды — Талибан». Но когда будущему диктатору приходится, извините, шесть лет ломать всё, чтобы получить необходимые полномочия — это не обусловленность, а что-то другое.

Да, я в курсе, что Ельцин «назначил преемника», а Березовский делал ему пиар. Трагическая ошибка, во многом обусловленная отсутствием приличных кандидатов. Напомню, что Путин первоначально воспринимался как либеральный ельцинист и залог победы над «красно-коричневыми». Было ли это плохо? Да. Плохо. Просто ужасно. Можно ли было это изменить? Без понятия. Я лично не вижу, как. Стоит ли обвинять в этом Ельцина, Березовского и систему? Можно, конечно, но голоса-то за Путина отдавали не они; Примакова-Лужкова тоже нахваливали не они, да и систему, в рамках которой пришлось выбирать между угрюм-бурчеевыми ради того, чтобы не привести советских к власти, тоже создали не они. Все хорошо поработали: и архитекторы СССР, и «красные патриоты», капавшие слюнями по поводу массовых репрессий, ГУЛАГов, Бухенвальдов (думаю, не стоит напоминать об отмороженной юдофобии тогдашней патриотической оппозиции) и прочих заведений, и избиратели, выражавшие массовое одобрение Примакову. И Березовский, конечно — но он уже расплатился, как мне кажется.

И да, я знаю про коррупцию и финансовые махинации. Но я также знаю про СМИ, свободно критиковавшие власть и вскрывавшие коррупцию и махинации. Я знаю про то, что в результате коррупционных скандалов слетали со своих мест «всесильные» министры-реформаторы. Я знаю про то, что вероятный «откат» в 2% становился поводом для медиа-скандала и обидных прозвищ. Я знаю, что забастовки проходили регулярно, люди свободно протестовали, а социальные движения никто не давил. Наверное, этого было мало. Но я не уверена, что в 90-е можно было достичь большего.

6. Капитализм и живая человеческая атмосфера в стране. Они прекрасно подготовили меня к жизни в мире за пределами России. Я комфортно ощущаю себя в Испании, Мексике, Британии, Бразилии — везде, где есть более-менее свободные общества и рыночные отношения. Что до атмосферы, то ничего похожего на сегодняшнюю ненависть просто не было. Я как-то давно читала воспоминания одной эмигрантки (она, как водится, любит российскую власть из Европы) — бедняга аж захлёбывалась, вспоминая, какая была ненависть в 90-е. В следующей своей заметке она уже ржала над «страданиями меньшинств» и прочих «недочеловеков», которые ей не суждено понять. Рассказы об ужасных 90-х, когда повсюду была «ненависть», часто исходят от таких персонажей, которые путают ненависть с отсутствием традиционной похвалы за качественное обслуживание власти. При Путине её хвалят за стёб над меньшинствами, при СССР хвалили за показательную ненависть к неформалам, и она чувствовала себя комфортно. В 90-е же за такое и в глаза плюнуть могли, вот и вся причина стонов относительно ужасной эпохи, в которой нельзя было нормально пошутить про «гыгыгы, миллиарды расстрелянных лично Сталиным» и  «гыгыгы, несущественные страдания недочеловеков, чо Равенсбрюк забыли, гыгыгы».

Мало кто смеялся над этим тогда, такое вот жуткое время было.

7. Десакрализация власти. Сейчас многие пишут: Ельцин, Ельцин, популярен среди молодёжи, непонятно, почему. А ничего удивительного. Классный весёлый Дед, танцующий и непринуждённо ведущий себя, это круто. Да, кое-где перегибал палку, но после десятилетий «сакральности власти» и «не время улыбаться» это было то, что нужно. Как стране, долгое время управлявшейся религиозными фундаменталистами и ментами-«консерваторами», требуются десятилетия дикого либертинажа, десакрализации, кощунства и легалайза всего, что можно; так и постсоветской России нужен был такой президент, как Дед. Чтобы про него рассказывали анекдоты без опасений, чтобы он издевался над идеей «священности власти», чтобы евразийцы пускали пену и верещали: «Иоанн Васильевич, или хотя бы Иосиф Виссарионович, спаси нас, мы уже пятый год сапога во рту не держали!». Ельцин был реальным революционером, он растоптал тоталитарные идеологемы, обрушил авторитеты и призвал в Россию сумерки идолов. Наш Дед был офигенным! И это круто, чёрт побери.

8. Отсутствие архаики. Ельцин не дал России превратиться в какой-то дикий филиал Орды. Представить себе депутата, извиняющегося перед руководителем республики за безобидную заметку, было дико. Представить себе управление посредством запугивания одной части населения другой его частью, относящейся к этническому меньшинству, тоже было дико. Что это за колониальные заморочки? Россия что, Сирия, или Ирак, или Руанда, где управление осуществляют посредством манипуляции этническими кланами? Нынешняя власть, кажется, видит Россию именно так — колонией, в которой она выполняет роль оккупационно-колониальной администрации. Ельцин же был вполне русский человек — со своими заблуждениями и ошибками, но не отделявший себя от своей страны. И не прибегавший к унизительным для граждан методам управления.

9. Недопущение диктатуры. Это важнейший пункт, на который я бы хотела обратить внимание читателей. Сейчас модно рассказывать о том, что из ельцинской манеры управления идут все беды постсоветской России. Дескать, сломал органичное развитие демократии и создал клептократию. Путч провёл, опять же. Тиран, с любой стороны тиран, ей-богу.

Вот небольшая история. Когда-то Сальвадору Дали предложили поддержать прошение к Франсиско Франко не казнить пятерых коммунистов, приговорённых к смерти. Даже Ватикан просил. Дали был большой поклонник Франко, часто бывал в Испании, поэтому его слово могло что-то изменить. В итоге их расстреляли. По этому поводу художник дал лаконичный комментарий: «По правде говоря, нужно было бы казнить втрое больше». Так вот, если бы я в самые радикальные свои годы и додумалась предъявлять претензии к Ельцину — то это, наверное, были бы претензии в стиле Дали. Связанные с тем, что после путча советские структуры и особенно спецслужбы не исчезли. Вообще. Пропали. Нет. Не существует и никогда не существовало. Нежившие нелица. Просим граждан, распространяющих минусминус плохие слухи о нелицах, немедленно прекратить ввиду никогда-несуществования оных нелиц.

Но я, конечно, не предъявляю таких претензий. Потому, что не хотела бы провести детство ни в советской, ни в антисоветской диктатуре. А ещё — потому, что это привело бы к катастрофе. Власть, которая начинает «пропадать людей без вести», автоматически делается неправедной. Да и нельзя в постсоветской стране ликвидировать неправильных людей, как класс, и при этом не превратиться в тоталитарного советского вождя. Ельцин не хотел превращаться в дракона — и не стал умножать насилие. Он отказался подражать Сталину с его жалкой войной, в ходе которой его врагов вымарывали с фотографий и вычёркивали из книг. Он предпочёл более мудрый способ — стравливать их друг с другом, заставлять их впрыскивать яд и ненависть друг в друга. И за это ему отдельное спасибо.

Любое отклонение от той линии, которую выдерживал президент, было чревато срывом в диктатуру. Потому, что страна была пост-тоталитарная, и «элиты» в основном мыслили в модусе принуждения и мобилизации. А заменить элиты было нереально — разве что посредством введения диктатуры, но это уже обсуждалось выше.

Ельцин изящно лавировал между «критикой слева», требовавшей «Сталина, Сталина, пацаны устали, на»; и «критикой справа» — на этом фланге ополоумевшие поклонники антисоветских дикатур требовали срочно загнать быдло в стойло, показать всем русского Пиночета, возродить духовность и не допустить пересмотра итогов приватизации. Вспомните — это говорили не какие-то радикальные маргиналы. Это были серьёзные точки зрения! А стране не это было нужно. Стране нужен был один простой принцип: «Запрещено запрещать». Ельцин не реализовал его на конституционном уровне, но в бытовой политике он присутствовал. Проговаривались все точки зрения: разные люди наперебой требовали показать русскому народу Сталина, Гитлера, Каддафи, Пиночета, Троцкого, Ленина, Иоанна Грозного, посадить Панду Ельцина (под суд), ввести шведскую модель, ввести французскую модель, ввести чилийскую и сингапурскую модели. Призывы перевешать олигархов, перебить разнообразные меньшинства, дать власть разнообразным меньшинствам, разделить страну на части, возродить Российскую Империю, возродить СССР, нагадить на Мавзолей, увеличить Мавзолей в десять раз звучали совершенно открыто. Думаю, именно этого и добивался президент. Фактически, он удерживал страну, которую дико ломало от слезания с советской иглы, от принятия роковой дозы, находясь в подвале, забитом столь желанной наркотой. Ельцин давал стране чесаться, хрустеть пальцами, дёргаться, истерить, бросаться на президента и материть его, отвлекал её рассказами и занятными выходками, читал ей вслух странные сказки, а она худо-бедно выздоравливала.

Я поначалу этого не понимала. Никак не могла осознать, что жила в эпоху выдающегося политика, который смог годами удерживать страну, в которой к власти в любой момент могли прийти красно-коричневые (что и произошло в итоге, в буквальном смысле — нынешняя риторика власти это риторика нацболов и евразийцев), в демократическом и крайне либертарном модусе. Это же практически невозможная задача, если говорить о России. Но он справился. Спустя много лет я разглядела за образом «вечно пьяного Ельцина» чрезвычайно хитрого дипломата и политика, который в экстремальных условиях прошёл по тончайшей грани, не вляпавшись ни в одну крайность и не допустив какого-либо фатального удара по свободе.

Именно за его умение пройти по грани и вовремя уйти из-под удара, оставив противников ни с чем, его и стали называть узурпатором.

Если Ельцина и можно назвать узурпатором-диктатором, то разве что «диктатором Пустоты». Он создал обезличенную управленческую пустоту (знаменитый «вакуум власти» по Путину), в которой советские монструозные Сцилла и Харибда грызлись не на жизнь, а на смерть, мечтая о рычагах управления, но никак не могли их получить. Диктатура Ельцина заключалась в том, что во время его правления любая диктатура была невозможна, хотя «демократически» она бы, скорее всего, победила. Власть была пустотна, её целиком занимал он — странный и скрипучий, погружённый в национальные галлюциногенные сны и воспоминания о малахитовых чертогах, непредсказуемый и жуткий, трогательный и экстатически танцующий — Ельцин.

Вновь слово Сальвадору Дали: «Анархия при монархии — вот наилучшее государственное устройство. Монарх должен быть гарантом анархии». Это блестящее определение, которое, пожалуй, стоит целого политического трактата, хорошо описывает метод, которым действовал Ельцин.

Я убеждена в том, что ельцинизм станет одной из основ российского национального политического стиля, а сам Ельцин войдёт в своего рода пантеон Отцов-основателей российской государственности прогрессивного типа. Вместе с монархами, проводившими прогрессивные реформы, и с многими другими. В противном случае Россия будет вынуждена в очередной раз искромсать и подвергнуть забвению часть собственной истории, обрекая себя на бессмысленное и архаичное существование. Россия, как и любая нормальная страна, должна быть историчной, и собственную историю ей следует подвергать герменевтическому анализу, исходя из интересов страны, общества и граждан. Как американцы, игнорируя весьма спорные характеристики некоторых Отцов-основателей, железно держатся за их позитивные образы и идеалы; как британцы не спешат всерьёз отрекаться от монархии; как аргентинцы держатся за Перона, несмотря на то, что он, в общем-то, был диктатором и создателем этой неудобной специфической «инфляционной экономики» — так и русским следует переосмыслить Ельцина, эту знаковую фигуру, с которой — хотим мы этого, или нет — будет связана концепция демократии в постсоветской России. Так же, как придётся переосмысливать монархию, феномен беглых олигархов и определять советский период на его место — незначительного в хронологическом и чрезвычайно неоднознаного и трагичного в историческом отношении эпизода непрерывной российской истории.

Чем ельцинизм хуже любого другого национального базиса? Я скажу ответ. Нашим к нему отношением. Мы спешим осудить и отречься, сжечь мосты в самоубийственной попытке снова начать всё сначала, безудержно отставая и погружаясь в болото архаики с пугающей скоростью. Мы осуществляем «исторические революции» с жуткой частотой, лишая себя не только памяти, но и исторических перспектив, возможности нормально отрефлексировать прошлое и посмотреть в будущее без ressentiment’а и ненависти. А власть — хоть советская, хоть нынешняя — этому всеми силами помогает, переписывая историю задним числом, уничтожая разнообразие точек зрения и запрещая какие-либо дискуссии и рефлексии.

Предлагаю первого февраля просто помянуть нашего противоречивого президента. Без злобы и споров. Возможно, это станет маленьким шагом к солидаризации и прекращению русского национального кошмара, который тянется уже неприлично долго.

Kitty Sanders, 2016