Одноколлапсники

Слово «бренд» мне почти так же ненавистно, как «дискурс». Это язык эконом-класса, создающий подобия без образов. Мебель и сантехника отечественного производства, но на стене загадочный эстамп. Место в хвостовой части фюзеляжа, но на коленках ноутбук. Так и не родившись, средний класс в России выродился в эконом-класс. Главное свойство такого языка – отсутствие локального определения. Самая точная дефиниция, однако, всегда содержится в дословном переводе. Brand – клеймо, тавро.

«Нулевые» годы в основном не клеймены и не таврены, а татуированы. Традиционное тату – то же клеймо и пожизненная засветка в милицейских разработках. Но нанесенный по новым технологиям татуаж смывается и не оставляет рубцов. Всегда можно подновить или сменить картинку. Никаких «не забуду мать родную» и вечных колымских ценностей. Так и трудности выделения смысла последних десяти российских лет покрыты легкостью его замещения.

«Нулевые» не оставили черновиков, исходников, по которым исследователи всех времен докапывались до сути. Но если принять за бренд некий концепт, сгусток, общее понятие, отжатое коллективным сознанием из массы аналогичных, то отжали его как раз беловые «нулевые».

Имя этому сгустку «Одноклассники.ру» (www.odnoklassniki.ru).

* * *

Никому не надо объяснять, что это такое. Уже по этому признаку данное явление можно признать знаковым. Поэтому знаковым может считаться даже памперс, пусть он и не явление, а средство. В своем роде «Одноклассники» и есть символический памперс – или каждодневная прокладка – между пустотой данного отрезка времени и человеком, вынужденным в нем существовать.

Объяснению подлежит не текст, а контекст. Сайт был создан в 2006 году, по итогам которого ВВП России приблизился к $1 трлн. К счастью, недалеко уйдя, не надо разжевывать и то, насколько жестко рост этой двусмысленной аббревиатуры был связан с ценой на нефть. Великая халява «околонуля» не могла не отозваться праздностью званых и рентностью, непродуктивностью избранных, чьи состояния для страны обернулись тоже лишь цепочкой нулей.

Разница между богатыми и бедными не в доходах, а в том, что первые не завидуют вторым. Но это не значит, что быть богатым этичнее. В десятках тысяч офисов – мест работы эконом-класса, маялись бездельем миллионы клерков и стряпчих. На суржике – «манагеров». Их надо было чем-то занять. В этом смысле заимствование идеи первой социальной сети Classmates.com, появившейся в 1995 году, можно считать тем самым совпадением времени и места, которое когда-то называлось счастьем и отрицалось величайшим из русских поэтов («на свете счастья нет»).

Но Пушкин нашел замену отсутствию счастья в виде покоя и воли. Время «Одноклассников» такой антитезы не предусматривало. Оно превратило человека «нулевых» в нулевого человека – пользователя. Офисный нуль вывалился из халявы, которую представлял собой СССР, минуя адский конвейерный труд классического капитализма, прямо в эпоху потребления. Тотального пользования, ограниченного только кошельком и ни разу не моралью и совестью. Домохозяйки и военные при относительной многочисленности погоды в соцсетях никогда не делали. Сидели на правах «примкнувших к ним».

Но провал «нулевых», как всякий провал, начинался с ошеломительного успеха, как сегодняшний кризис начинался с триллионной «стабильности», не нагруженной никаким содержанием, кроме углеводородного.

* * *

«Встреча с прошлым» прошла бурно, многие ушли с вечеринки с чужими женами и мужьями, большинство мощно компенсировалось. Достаточно посмотреть фотки с пузцом и в смокинге или с шейпингом и в фате и почитать подписи типа «это моя машЫнка».

Половина одноклассников тупо набирает друзей. 100, 200, кто больше, плюс друзья друзей. Около двух третей пользуются сетью как сайтом знакомств. Но на профильных ресурсах все гораздо толковее, удобнее и по большому счету честнее.

Треть как подорванные выставляют оценки фотографиям. Лишь восемь (!) процентов посетителей используют сайт по принадлежности, то есть для общения с одноклассниками. Но и те признают, что гораздо чаще «зажигают» с теми же персонами по телефону-почте-аське, а остро потенциально – вживую и с пивом.

Зеркало «нулевых», «Одноклассники» отражают не только их рабскую праздность. В конце концов, кризис отрезвил если не работников, то работодателей: все обзавелись ПО, блокирующим пустую растрату трафика.

Впрочем, и «Одноклассников» кто-то назвал софтом для возвращения в эмоционально насыщенное прошлое ради решения проблем настоящего. Особо «подсевшие» оккупировали домашние компьютеры, оттеснив детей, которые не имеют возможности скачать нужный реферат. Стояние в «пробках» увеличилось до 20 часов в неделю из 60 условно-свободных. Однако расширения так называемого свободного времени, по которому устанавливают качество жизни, все это не дало.

* * *

Психологическая разгадка феномена «Одноклассников» кроется в географическом, а не социальном соотношении. 60 процентов заболевших обитают в Москве. 20 – в Питере. И лишь еще 20 приходится на остальную Россию.

Но в Москве, как известно, живут не москвичи, а таинственное замкадное племя «понаехов», мутантов миграционного сдвига 90-х, когда все, кому удалось выгрызть денег на билет, рванули в город, где крутятся 88 процентов национальных финансов, с единственным императивом: «Урву!» Чужие среди своих, понаехи осели среди утомленной солнцем «позднего разрушанса» и ни на что не годной после поражения 90-х лимиты.

Кандибобером бежали они из своих кукуевов, бросив на произвол судьбы умирающую провинцию «за радости комфорта и мещанства» (Волошин) – съемной «однушки» в Зюзино и анталийского пляжа раз в год. Так обездоливало сборную «Немоскву» каждое русское поколение, делая при первой возможности сделать ноги сначала из деревни, потом из безликого фабричного полугорода, пока «Немосква» не превратилась в край непуганых алкашей и навечно испуганных старушек.

Последнее поколение «отказников» обрело, наконец, в «Одноклассниках» если не покой и волю, то черту психической оседлости. «Босоногое детство» коряво мимикрировавших писателей-деревенщиков откликнулось офисной невзрослостью ничего не читавших понаехов.

Из всего арсенала дедушки Фрейда эти усвоили только науку компенсации. Соцсети оказались великим способом отыгрыша за позднесоветское детство, когда все уже знали, какие на свете бывают жвачки, джинсы и терминаторы, но были в курсе и что такое «зуб неймет». С этим торчащим зубом и остались.

Еще одно слово нулевого новояза – «импринтинг»: впечатление или образ, воспринятые в определенный период развития, откладываются в мозге и превращаются в поведенческую программу, которую колом не выбьешь.

Решить «проблемы настоящего», виртуально общаясь с теми же, от кого в офисной повседневности давно тошнит, не вышло. Снять возбуждение в какой-то мере удалось только «отъехам», то бишь эмигрантам. В своде стихов, воспевающих блаженный ресурс, не редкость прочитать такое:

Будут сниться знакомые лица,

Проступая из завтрашней тьмы.

Не сумев увезти за границу,

Нашу юность оставили мы.

Юность оставили «за границей» те, кто ее пережил и перерос. Но разница между отъехами и понаехами далеко не рубежная.

Зацепиться в Москве престижно на взгляд из Кукуева. Но свалить в Лос-Анджелес – это уже смертельно завидно на взгляд из Москвы. Подсознательная провокация зависти теми, кто считает себя выше нуля, к тем, кто остался «околонуля», стимулировала небывалую популярность «Одноклассников» и предопределила их нынешнюю деградацию.

* * *

На негативной эмоции долго не прокатишь. Уйдя к соседке по парте, на иллюзии возврата в возраст утренних поллюций протянешь месяц-другой – потом запьешь. Месяц жизни, положим, отдал «Одноклассникам» почти каждый. А вот детские травмы сорокалетних мужиков впечатляют только одиноких женщин – и то строго в добрачный период. Извините, других психотерапевтов у нас нет!

«Одноклассников» породил коллапс «нулевых» – он же, как Тарас Бульба, их и убил. Время вообще беспощадно к иллюзиям.

Людям, подверженным импринтингу, можно дать совет читать великого специалиста по детским комплексам – Стивена Кинга. В фильме по его гениальной новелле «Труп» – правда, волею голливудского сценариста, но волей вполне продуктивной – герой пишет: «У меня никогда больше не было таких друзей, как в двенадцать лет. Господи, а у кого они есть?!».