Об Украине и не только

Продолжим об Украине и не только о ней. Что такое Украина для человека, родившегося и выросшего в Москве? Могилы предков.

В западноукраинском Сатанове, в Белой Церкви у жены, в Киеве, в дореволюционном Екатеринославе - после революции Днепропетровске, а теперь с какого-то дьявола "Днепре".

Не нашла нынешняя болезная на всю голову украинская власть ничего лучшего, чем назвать город по имени протекающей через него реки. До того креативные, аж завидно. Идиотам легче живётся. Родня, друзья и однокашники - в Донецке и Симферополе, которые теперь снова Россия и в Одессе, Запорожье, Днепропетровске (сдохну, Днепром его называть не буду) и Харькове, Львове, Белой Церкви и Киеве, Котовске и Виннице которые ей ещё будут...

Одесса - вообще любимый город детства, который знал лучше Москвы и Ленинграда и любил много больше.

Поезда туда шли через Киев, Фастов, Конотоп... Пляжи на которых купались и загорали, гостиницы, в которые папа в отпуск нас водил обедать - "Лондонская", "Красная", ресторанчик "Южный" "никому не нужный", где ели, когда гостиницы были закрыты на спецобслуживание иностранцев, вокзал, где тогда тоже вкусно кормили и порт с кораблями, приходившими из далёких морей. Археологический и Морской музеи, Потёмкинская лестница и старинный фуникулёр, Приморский бульвар с платанами и мелодичный бой курантов, памятники Дюку, потёмкинцам и Льву Толстому, роскошный оперный театр и филармония - бывшая биржа.

Трамваи набитые битком, в толкотне которых шутили так раскованно и легко, как это делали только в Одессе. Толчок и Привоз, открытые летние кинотеатры и Дерибасовская. А какой там рос тенистый виноград, лозы которого тянулись между заборами из ракушечника над широкими переулками!

"Черноморец" за который болела вся Одесса. Китобойная флотилия Слава, которую встречала вся Одесса. Катакомбы и воспоминания о румынской оккупации и войнах - Гражданской и Отечественной. Греческая площадь и Армянский переулок. Старый православный собор и старые давно заброшенные синагоги. Три великих француза, которых помнил весь город: Дерибас, Ланжерон и дюк де'Ришелье. Пенистый холодный крюшон и невиданные в Москве конфеты: "Спутник" с ликёром и чернослив в шоколаде, которые ветераны получали к праздникам.

Холерные карантины и дичайшая паника, когда наши вошли в Чехословакию - в ожидании начала войны в городе в один момент скупили хлеб, соль, сахар и спички. Кексы "Весенние" с изюмом - на самом деле пасхальные куличи! Помидоры по три копейки за килограмм (стали по восемь - народ дороговизной дико возмущался) и яблоки по двадцать копеек. Тугие как торпеды синенькие и роскошный лук, который выращивали корейцы - в Москве таких не было. Груши и арбузы, кабачки и копчёная скумбрия, Ах, Привоз... Чесночная пахучая домашняя колбаса и буженина. Сметана, в которой стояла ложка и жирный творог, белыми толстыми ноздреватыми пластами с серым домашним хлебом, абрикосы и клубника, клубника, клубника - ароматная, как мечта и тугая, красно-розовая, в мелких зёрнышках...

А марки, которыми с рук торговали моряки на "марочной бирже" - прожаренном солнцем углу у магазина "Филателия"? А сингапурские браслеты, японские кофточки, итальянские босоножки и индийские ткани с серебряной нитью, которые папа покупал для мамы у тех же моряков на Толчке? Вот уж на чём он никогда не экономил, так это на домашних... В Одессу приезжали всей семьёй на поезде, заняв целое купе, с двумя своими раскладушками и матрасами к ним. Жили по два-три месяца в коммуналке, в комнате у дедушкиного сослуживца, весёлого пожилого коротышки, отставного моряка, коренного одессита, подполковника с невероятным чувством юмора, который был при этом великолепным спецом по военно-строительным финансам - дяди Миши Земшмана.

Нас на одесском вокзале встречала вся его семья, включая дядимишиного брата, тоже ростом в полтора метра, отставного полковника, военного врача дядю Володю и дядиволодину жену тётю Нату, фигуристую красавицу блондинку на две головы выше него (он вывез её после войны из Румынии - "улучшать породу" и действительно, их дети были нормального среднего роста).

Плюс любимые соседи - Василий Никифорович и Марья Андреевна Сокуренко, иногда вместе с дочкой Галей, если у той выдавался свободный день на местной киностудии, где она работала (родила от кого-то из тамошних мэтров сына, их внучка, Игорька, которого Сокуренки страшно любили, и погибла трагично, рано и глупо, из-за утечки газа, когда заснула, поставив греться чайник, который выкипел и залил конфорку)...

Встречали шумно, весело, закидывали багаж в привокзальный трамвай, потом тащили его домой, на Льва Толстого 32, квартира два... Без малого 60 лет прошло с первой поездки - до сих помнится тот адрес, та комната в коммуналке на втором этаже старого барского дома с огромным внутренним двором и опоясывавшими его кухонными балконами, куда выходила лестница чёрного хода. Балкон в комнате, под которым рос огромный каштан, на который летом садились средиземноморские горлицы, завезенные в Одессу на каком-то торговом судне и прижившиеся в этом городе, как родные. Коммунальная кухня, где у всех стояли вёдра с водой и ковшиком: с ней вечно были перебои. Лампочки в коридоре, на кухне и в туалете - у каждого свои, заведенные на отдельные счётчики.

Ванная комната с душем, шедшим через буржуйку - чтобы получилась горячая вода её топили газетами (и в туалете висели они же, разорванные на осьмушки - никакой туалетной бумаги в помине не было). Так в той коммуналке все и жили, приглашая друг друга в гости то на фаршированнные рисом и мясом перчики (Сокуренки), то на тушёные почки, плов и рассольник с почками, которые готовил папа... К слову, так же как встречали, нас и провожали, толпой, закидывая сначала в трамвай, а потом в поезд помимо багажа ещё и ящики с овощами и фруктами, которых в Москве хватало до зимы, когда папа в отпуск уезжал к маминому троюродному брату в Ташкент, где в конце войны похоронили его папу - дедушку Фрою, привезенного туда с фронта умирать...

Из Ташкента к Новому году папа, распихивая между безбагажными командировочными, привозил килограммов 100 других витаминов и вкусняшек - винограда редких сортов, помидоров "бычье сердце", айвы, урюка, тростникового сахара, зиры и барбариса для плова, маргеланской зелёной редьки, невиданной в столице огромной удлинённой редиски и, конечно, лепёшек и самсы с курдючным жиром. Помидоры были разных уровней зрелости: красные, розовые, бурые и зелёные. Они лежали под кроватью на газетах и долго созревали. Как и нежные, невероятного вкуса и аромата зимние дыни в оплётке из травяной или соломенной сетки, с оранжевой, зелёной и жёлтой мякотью... А лепёшки каменли и их разогревали, сбрызнув водой - они опять становились мягкими.

Впрочем - про Среднюю Азию, про Урал и Сибирь, про Дальний Восток и Прибалтику, Молдавию и Белоруссию, Кавказ и про всю остальную Украину, помимо Одессы, и про то, что эти края значили для семьи и для автора, стоит вспомнить особо. Оно того заслуживает. Огромная страна, населённая самыми разными людьми, среди которых были бандиты и ночные бабочки, воры и бюрократы, которые всегда были хуже любых воров и такими же остались, бичи и выжиги, алкоголики и наркоманы, партийные чинуши и торгаши, коррупционеры и комсомольские активисты с рыбьими глазами, профсоюзные лидеры и "выездная" номенклатура... Но большинство населения были людьми в высшей мере замечательными. Герои и трудяги, подвижники и гении, чьи-то мамы и папы, дедушки и бабушки... Это и есть родина автора - СССР. Роскошная была страна!

Евгений Сатановский