Fools

Вот собираются вокруг моего сурового лазаретного одра, вынесенного в холл для свиданий, плачущими усатыми драгунами... ну, там жёны разные, и другие родственные девицы, отдельно в углу рыдают физики и математики, поддерживая друг друга, все в чёрном поголовно. Простолюдины теребят подолы и шапки, негромко вздыхая. Священики трех религий, шумно крестятся в смежной столовой, звякают тяжёлым столовым серебром, подкрепляются чем бог послал, струнный квартет тихо играет моцартов "Реквием". Я лежу, облаченный не в простой коричневый с бахромой мундир, а в полной парадной форме с аксельбантами. Тяжелые алмазы на звёздах лежат на муаре лент, мерцающих при свечах. Мои седые кудри падают на расшитый золотой пальмовой нитью тугой воротник. За белыми портьерами слышны визги и возня. Наследники душат самого компетентного в госпитале врача. Иногда лицо чьё-то появится и когти, с визгом скребущие по плитке, потом за ноги обратно за портьеры втаскивают... И тут я преодолевая слабость, поднимаюсь на одре, сгребаю рукой полу подстеленной простой солдатской шинели, в глазах встаёт торжествующее небо цвета ультрамарин с парящими орлами.

Орудийный гром! Свист взметаемых сабель! "My dear children,!"-говорю торжественно, подражая первой американской поэтессе Анне Брэдстрит -"дети мои! Шо вы без меня делатъ будете милыя? Кто вам ещё тайны Универзума откроет? Ну тут все скучиваются вокруг, ловят каждое слово. Пэрсон Смит карбидный фонарь из рук не выпускает, чтобы успеть вовремя сигнал из окна подать на колокольню. "Милые мои, родненькие, если со мной что-то случиться, то вы помните, пожалуйста", - шепчу пересохшими губами,-"что, если со мной что произойдёт, майне либсте, если не станет меня, то вы все, на тяжелых работах сгниёте, поняли?! По этапу пойдёте, в трюмы барж! По сибирским рекам! В Сидней! А?! Что?! Молчать! Смирна! На одного линейного дистанция! Шашки на голо!! Фойер фрай!!!