Рубль: два рубежа отступления

Валютные прыжки последней недели настроили многих на апокалиптический лад. Ничто уже не кажется невозможным. Самым серьезным образом распространяются прогнозы, в которых с претензией на научную беспристрастность повествуется, что при двадцатипятидолларовой нефти сведение российского бюджета с запланированным трехпроцентным дефицитом потребует курса 140 рублей за доллар, а без дефицита – так и 210 рублей.

Если бы наш госбюджет был Священным писанием, то я бы на это возразил, что поскольку он сверстан исходя из нефтяной цены $50, то эта цена в 2016 году не может быть никакой другой просто по определению. Но поскольку роспись госрасходов к числу сакральных объектов у нас еще не причислена, то скажу, что исполнение бюджета и в самом деле зависит от курса рубля. А вот сам этот курс зависит от многих факторов, среди которых начальственные бюджетные прожекты вовсе не являются главными.

«Бюджетная» теория предстоящего падения нашей валюты подкрепляется одним популярным заблуждением. Точнее - упрощением, настойчиво внедряемым в умы свыше. Руководители нашей экономики - и особенно капитаны финансового ведомства - неутомимо напоминают, что дефицит федерального бюджета покрывается из национальных фондов (Резервного и Фонда национального благосостояния), что фонды эти скоро иссякнут, и тогда жди кошмара.

Нисколько не отрицая возможности кошмара, скажу, что если он придет, то не с этой стороны.

Да, упомянутые фонды, в основной своей части состоящие из надежных валютных бумаг и находящиеся под управлением Минфина, довольно быстро сокращаются. За одно только второе полугодие 2015-го они уменьшились на $30 млрд, и объемы находящихся в них средств составляют сейчас лишь около $120 млрд.

Остается ответить на естественный вопрос: действительно ли наши пенсионеры, медики, профессора и чиновники получают теперь свои зарплаты и пенсии облигациями казначейства Соединенных Штатов, извлекаемыми из упомянутых фондов?

Поскольку это не так, и они по-прежнему получают их рублями, то, чтобы добыть эти рубли, Минфин просто продает американские облигации тем, у кого рубли есть. Например, Центробанку. Спросите - откуда рубли у Центробанка? Да мало ли откуда он их добывает. В конце концов, он имеет право их просто напечатать. И будет таким же порядком и дальше добывать или печатать деньги и затыкать ими бюджетные дыры, даже если в фондах все облигации закончатся.

Получается, что так называемое расходование национальных фондов – это просто перекладывание резервов из одного ведомственного кармана в другой. Безусловно, это серьезная проблема для Минфина, у которого по мере исчерпания подведомственных ему фондов уменьшаются возможности для финансовых маневров. Но ведь американские облигации из страны не уходят. И с точки зрения общественного интереса имеет значение только общий объем государственных международных резервов. «Валютная» часть национальных фондов вполне официально входит в их состав.

Недавно глава нашей державы, беседуя с журналистами Bild, предположил, что «два резервных фонда правительства» идут в счет как-то отдельно. Но это не более чем ошибочная гипотеза. Хотя и весьма распространенная.

А международные резервы России за то же второе полугодие 2015-го, о котором уже шла речь, вовсе не уменьшились. Они даже чуть выросли  – с $360 млрд до $368 млрд. И в январе 2016-го остаются пока на том же уровне.

Теперь вернемся к курсу рубля. Как видим, само по себе расходование национальных фондов не имеет к его колебаниям прямого отношения, а международные резервы, воспринимаемые обычно как подушка безопасности для национальной валюты, вовсе и не убывают.

Следует ли из этого, что ЦБ бросит свои довольно внушительные еще валютные запасы на спасение рубля, если таковой падет достаточно низко? Именно так он поступал в конце 2008-го (выкинув на рынок $200 млрд) и в конце 2014-го (потратив больше $100 млрд). Оба раза предотвратить назревшую девальвацию все равно не удалось. Новая попытка - если не укрепить рубль, так хотя бы уменьшить панику - в принципе возможна. Об этом шепчутся, называя кто 90 рублей за доллар, кто 100 в качестве того рубежа, на котором Центробанк встанет нерушимой стеной.

Может быть, и встанет. Но вряд ли так уж нерушимо. Значительная и при этом не поддающаяся независимой оценке часть международных резервов вписана в замысловатые распределительные схемы и зарезервирована для поддержки столпов путиномики, утопающих в убытках.

Сколько у Набиуллиной сейчас свободных средств, непонятно. Поэтому, чтобы не усложнять наш прогноз, предположим, что вклад ЦБ в борьбу за твердость рубля будет небольшим. Собственно, именно таким он был уже и в 2015-м, когда концы с концами в платежном балансе России свели практически без привлечения резервов ЦБ.

В позапрошлом, 2014-м, чтобы заткнуть дыру в этом балансе, ЦБ бросил $108 млрд из своих запасов. Начиная с прошлого года, главным регулятором, обеспечивающим равновесие российских международных платежей, стал курс рубля. Исходя из накопленного за 2015 год опыта, вполне можем прикинуть возможные глубины дальнейшего его падения.

Платежный баланс – это сальдо внешней торговли товарами и услугами плюс величина чистого ввоза-вывоза капитала плюс еще несколько менее значительных составных частей, о которых ради простоты умолчим.

В 2014-м, на финише эпохи дорогой нефти, внешняя торговля товарами и услугами была сведена у нас с профицитом $135 млрд. Зато чистый вывоз капитала из-за западных санкций оказался рекордным - $153 млрд. Российским предприятиям пришлось возвращать массу накопившихся иностранных долгов, не имея возможности переодолживать деньги в США или Европе. Вместе с потерями по другим статьям это создало внушительную дыру, которую, как уже говорилось, заткнул ЦБ своими резервами. В среднем за год доллар стоил тогда 38 рублей.

В 2015-м среднегодовая цена доллара составила уже 61 руб. (в 1,6 раза больше, чем в 2014-м). Благодаря этому импортные товары и услуги в рублевом выражении резко подорожали, спрос на них упал, и российское экспортно-импортное сальдо осталось весьма профицитным ($104 млрд), лишь слегка сократившись по сравнению с предыдущим годом.

И это несмотря на то, что выручка от экспорта энергетических товаров из-за обвала нефтяных цен упала в 1,63 раза (с $326 млрд до $199 млрд). Но рубль подешевел, перекрыл дорогу импорту и закрыл эту брешь безо всякой помощи Центробанка. Импорт товаров и услуг упал в 2015-м, благодаря падению рубля, почти в 1,6 раза по сравнению с 2014-м.

Надо сказать, что наша валюта пострадала бы в прошлом году еще сильнее, если бы в 2015-м не сократился отток капитала. По предварительной прикидке, он составил только $57 млрд. Допуская и даже предполагая некоторый мухлеж в отчетности, считаю сам факт уменьшения оттока бесспорным, поскольку пик выплаты иностранных долгов был пройден раньше, а запасы средств, пригодных для эвакуации за границу, сами собой подсократились.

Теперь перейдем к нынешнему году. Официальный график расходов на выплаты и обслуживание внешних долгов (около $50 млрд в первом полугодии и примерно $35 млрд во втором) не обещает ничего чрезвычайного. Это даже меньше, чем в первые месяцы прошлого года. То есть отток капитала по сравнению с 2015-м может и не вырасти. Но он явно останется внушительным, и для сохранения баланса профицит торговли товарами и услугами должен будет сохраниться примерно на уровне $100 млрд.

Поскольку нефть опять резко подешевела, доходы от продажи всех связанных с нею продуктов снова упадут. И круто. Допустим, они уменьшатся еще раза в полтора, и выручка от экспорта энергоносителей снизится где-нибудь на $70 млрд. Надо сказать, что экспорт неэнергетических товаров ($141 млрд в 2015-м) в последнее время тоже дешевел, хотя и не такими темпами. Но, допустим, его физические объемы в нынешнем году, наконец, вырастут, по причине резкого увеличения своей ценовой конкурентоспособности, и валютная выручка по «неэнергетическим» позициям в 2016-м будет примерно такой же, как и в 2015-м.

Поэтому в первом приближении можно считать, что для сохранения баланса расходы на импорт товаров в Россию (в 2015-м они составили $194 млрд) должны будут уменьшиться на те же $70 млрд, т.е. сократиться в 1,5–1,6 раза.

Вот вам и задача, которую суровая действительность (и не терпящая никаких новшеств путиномика) ставят в нынешнем году перед рублем. Он должен еще раз подешеветь и круто сократить импорт товаров в нашу страну. Сопоставив приведенные тут цифры, можем считать (в первом и грубом приближении, конечно), что это снова потребует снижения среднегодовой цены рубля в 1,5–1,6 раза по сравнению с ценой прошлого года. То есть с 61 рубля за доллар где-то до 90–100.

Это и есть первый рубеж отступления нашей национальной валюты в эпоху возвращения нефтяных цен к уровням конца прошлого – начала нынешнего века (если считать в реальном, а не номинальном исчислении). Рубль вполне способен закрепиться на этом рубеже даже при очень дешевой нефти, и притом без помощи (или почти без помощи) валютных интервенций и прочих поддерживающих мероприятий ЦБ. И сможет перейти в контратаку, если нефтяная цена сыграет вверх.

Но это именно первый рубеж, подразумевающий, что устоявшиеся и привычные правила игры останутся в силе. Что от них пока не станут отказываться ни верхи, ни низы. Что инфляция, например, не станет галопирующей. С декабря 2014-го по декабрь 2015-го денежная масса (агрегат М2) выросла на 9%. При четырехпроцентном спаде производства это соответствует приблизительно тринадцатипроцентной инфляции (9% + 4%), т.е. такой, которая у нас и была до сих пор.

Но кто поручится, что так будет и дальше? Что под натиском изнемогающих от все новых трудностей верхушечных групп давления деньги не станут печатать и раздавать в ускоренном темпе? Что под натиском тех же групп ЦБ не снизит учетную ставку? Что разоряющиеся олигархи не растащат валютные резервы? Что волны паники не пойдут одна за другой и не охватят широкие народные массы?

Тогда рублевый курс будет откатываться все дальше и дальше. Может быть, долго. К какому-то второму, не поддающемуся прогнозу рубежу, на котором его остановит лишь принципиально новая политика, не похожая на ту, что завела страну и ее экономику в нынешний тупик.