Можно ли оправдать политические убийства?

Историческим поводом для очередной дискусcии в передаче "Осторожно, история!" на радио "Эхо Москвы" стала смерть царевича Дмитрия в Угличе, о версиях которой (было это убийство или нет?) до сих пор спорят историки. Впрочем, гостей программы - историка Алексея Малашенко, члена научного совета Московского центра Карнеги, и юриста Владимира Овчинского, генерал-майора милиции, в конце 1990-х возглавлявшего Российское бюро Интерпола, - больше интересовали политические власти нашего времени.

О нравственности власти

владимир овчинский: За последние 200 лет в России было убито четыре императора: Петр Третий, Павел Первый, Александр Второй и Николай Второй. Фактически вся реальная история - это бесконечный ряд заговоров. Что мы называем политическим убийством? Убийство, которое совершено по политическим мотивам и которое вызвало огромный резонанс в обществе, повлияв на ход политических процессов.

алексей малашенко: Когда я преподавал в МГИМО, мне часто задавали вопрос: нравственна ли политика? Я не знаю на него ответа. Но то, что в большой политике нет никаких правил игры, - очевидно. Политические убийства - данность, которая существует, по-моему, со времен фараонов и, боюсь, будет существовать всегда. То есть это прежде всего политический инструмент. Причем нелегитимный. Но поскольку абсолютно все им пользуются, де-факто происходит его легитимизация.

овчинский: В последние годы - если мы возвращаемся к реальности современной России - больше говорят о политических убийствах представителей демократических движений, демократической оппозиции, журналистов демократических изданий. Но недавно я посмотрел, что делается, с другой стороны. В 2008 году убили одного из активистов КПРФ с известной фамилией - Ульянова Александра - в Иркутске. В Тучкове в конце прошлого года убили одного из активистов "Справедливой России". Убийцы не найдены. В 2007 году убили одного из лидеров "Движения против незаконной иммиграции". То есть убийство является инструментом в самых разных руках. Несколько лет назад в США вышла любопытная статья двух профессоров - Бенджамина Джонса и Бенджамина Уолкена, которые проанализировали резонансные политические убийства в мире за последние десятилетия. Они сделали потрясающий вывод с далеко идущими последствиями: когда убивают авторитарного политического деятеля, то страна сразу становится на демократические рельсы и быстро развивается. А когда убивают демократического лидера, то ничего не происходит. В англосаксонском экспертном мире после этой статьи пошли большие дискуссии на тему, что эта статья является манифестом-разрешением убийства авторитарных лидеров. Тем более что выход книги совпал с казнью Хусейна, которую я лично считаю политическим убийством.

малашенко: Убийство - это когда вне закона. А если суд приговорил к казни, можно ли считать это убийством? Сталинские репрессии в отношении правящей элиты - это политические убийства?

О ситуации в современной России

овчинский: На тему политических убийств в современной России есть единственная диссертация, которую защитил Андрей Данилов в Санкт-Петербурге. В университете МВД в 2008 году. Открытая диссертация, замечательная, люди очень смелые исследования провели. Они взяли публикации по резонансным убийствам за десятилетку - 1998-2007. Получилось у них около 40 убийств за 10 лет по России. И когда они посмотрели внимательно, оказалось, что убийств, которые пресса называла политическими, там только около 30%, и то на региональном уровне, в основном на Северном Кавказе. Большинство же было связано с экономикой, с различными мафиозными разборками, разделом, захватом собственности. При этом надо понимать, что конечно же любое резонансное убийство носит политические последствия. Оно отражается на власти, компрометирует ее. Потому что власть не обеспечивает безопасность...

малашенко: 40 резонансных убийств за 10 лет - это много. По этому показателю мы в ряду латиноамериканских и ближневосточных стран.

Об исполнителях и заказчиках

овчинский: По исследованию того же Андрея Данилова, раскрыты 47% из тех убийств, что они изучали. Почти половина. Это высокий процент.

малашенко: Раскрыты на уровне исполнителей?

овчинский: Да, конечно. Заказчики, организаторы не определены почти в 90% случаев, и это понятно.

малашенко: А это самое главное. Если заказчик, кто бы он ни был - со стороны радикальной оппозиции или со стороны власти, знает, что у него практически стопроцентная безнаказанность, то мотивация продолжать совершать эти политические убийства у него очень высокая.

овчинский: Такая же ситуация характерна для всех заказных убийств, не только политических. Большинство исполнителей, которых берут с поличным, доказывают, что они просто не знают того, кто заказывал убийство. Они получили деньги, заказ выполнили, говорят "спасибо, что остались живы" после выполнения заказа, а кто заказывал, какая иерархия выстроена - не знают.

малашенко: Есть еще один момент. Мне кажется, у нас сегодня невозможно различить политические моменты и экономические. В нашей стране именно политика определяет, какие деньги, кому, когда и как пойдут. Вот убийство министра внутренних дел Дагестана - формально чисто политическое убийство. Но когда дело начали раскручивать, выяснилось, что за этим стоят еще и очень большие деньги.

овчинский: Во время народовольцев были чисто политические убийства. А в наше время они все замешены на деньгах... Есть ведь и еще один аспект этой проблемы. Когда наши спецслужбы убивают Басаева и Масхадова - это допустимо в общественном сознании, если беспилотно убивают лидеров "Аль-Каиды" - тоже допустимо в общественном сознании. И для меня это понятно. Государство обязано защищать себя и своих граждан. Если оно знает, что существует террористическая организация, вынесенная за пределы территории государства, она все равно к этой террористической организации, к ее лидерам должна применять превентивные меры.

малашенко: Но государства-то разные. Есть, например, Северная Корея - вот такое интересное государство. А ну как оно начнет что-то применять? Или, как мы помним, жил-был товарищ Пол Пот. И был товарищ Сталин. Они тоже действовали под лозунгами общественной безопасности 

Начало Смутного времени

После смерти Ивана Грозного осталось всего два представителя основной ветви Рюриковичей: слабый здоровьем Федор и младенец Дмитрий, к тому же рожденный в браке, который по церковным канонам считался незаконным.

На матери царевича Дмитрия Марии Федоровне Нагой Иван IV женился за четыре года до смерти. Дмитрий родился в 1582 году, и ко времени смерти отца ему было всего полтора года. Дмитрий мог считаться незаконнорожденным и исключенным из числа претендентов на престол. Однако из опасения, что ребенок может стать центром, вокруг которого соберутся недовольные правлением Федора Иоанновича, его вместе с матерью отправили в Углич.

Формально Дмитрий получил этот город в удел, но реально мог распоряжаться только получаемыми с него доходами и фактически оказался в ссылке. Реальная власть находилась в руках московских "служилых людей", в первую очередь дьяка Михаила Битяговского.

По официальной версии, 15 мая 1591 года царевич с дворовыми детьми играл в "тычку" "сваей" - перочинным ножом или заостренным четырехгранным гвоздем. Во время игры у него случился приступ эпилепсии, он случайно ударил себя "сваей" в горло и умер на руках у кормилицы. Однако мать царевича и ее брат Михаил Нагой стали говорить, что Дмитрий был убит "служилыми людьми" по прямому приказу из Москвы. В Угличе тут же вспыхнуло восстание. "Служилые люди" Осип Волохов, Никита Качалов и Данила Битяговский, обвиненные в убийстве, были растерзаны толпой.

Через четыре дня из Москвы была прислана следственная комиссия под руководством боярина князя Василия Шуйского. После расспросов свидетелей комиссия пришла к однозначному выводу - смерть наступила от несчастного случая.

Но слухи о насильственной смерти Дмитрия не утихли. Прямой наследник Ивана Грозного, пусть и незаконнорожденный, был конкурентом узурпатору Борису Годунову. Действительно, после смерти Федора Иоанновича тот де-юре взял власть в свои руки. На Руси началось Смутное время, когда имя царевича Дмитрия стало прикрытием для множества самозванцев.

В 1606 году Василий Шуйский, расследовавший дело об убийстве царевича Дмитрия, занял трон после убийства первого самозванца - Лжедмитрия I. И поменял свое мнение относительно "углицкой трагедии", прямо заявив, что Дмитрий был убит по приказу Бориса Годунова. Эта версия оставалась официальной при династии Романовых. Из склепа в Угличе был извлечен гроб с телом царевича. Мощи его были обнаружены нетленными и помещены в Архангельском соборе в специальную раку около могилы Ивана Грозного. У раки тут же начали происходить многочисленные чудесные исцеления больных, и в том же году Дмитрий был причислен к лику святых. Почитание Дмитрия как святого сохраняется по сей день.

В спасение Дмитрия верили (или хотя бы допускали эту возможность) крупный специалист по генеалогии и истории письменности Сергей Шереметев, профессор Петербургского университета Константин Бестужев-Рюмин, видный историк Иван Беляев. Книгу, посвященную обоснованию этой версии, выпустил известный журналист Алексей Суворин. Авторы, считавшие, что в 1605-1606 годах на русском престоле сидел подлинный Дмитрий, обращали внимание на то, что молодой царь вел себя поразительно уверенно для авантюриста-самозванца. Он, похоже, верил в свое царственное происхождение.

Сторонники версии о том, что в Угличе был убит не царевич, а посторонний мальчик, обращают внимание на то, с какой легкостью мать царевича инокиня Марфа признала сына в Лжедмитрии. Кстати, еще до прихода самозванца в Москву, вызванная Годуновым, она, по слухам, заявила, что верные люди сообщили ей о спасении сына. Известно также, что Лжедмитрий, объявляя князю Адаму Вишневецкому о своем царском происхождении, предъявил в качестве доказательства драгоценный крест, усыпанный бриллиантами. По этому же кресту мать якобы узнала в нем своего сына.

Приверженцы версии самозванства Лжедмитрия подчеркивают, что царевич Дмитрий страдал эпилепсией. У Лжедмитрия же в течение длительного срока (от появления в Польше в 1601 году до смерти в 1606-м) не наблюдалось никаких симптомов этой болезни. Эпилепсию не удается излечивать и современной медицине. Однако даже без всякого лечения у больных эпилепсией могут наступать временные улучшения, тянущиеся иной раз годами и не сопровождающиеся припадками. Таким образом, отсутствие эпилептических припадков не противоречит возможности тождества Лжедмитрия и Дмитрия.

Важные соображения в пользу самозванства Лжедмитрия приводит немецкий ландскнехт Конрад Буссов. Неподалеку от Углича Буссов и немецкий купец Бернд Хопер разговорились с бывшим сторожем угличского дворца. Сторож сказал о Лжедмитрии: "Он был разумным государем, но сыном Грозного не был, ибо тот действительно убит 17 лет тому назад и давно истлел. Я видел его, лежащего мертвым на месте для игр".

В наше время историки как основные рассматривают две версии тех событий: 1) цесаревич Дмитрий закололся сам; 2) был убит по наущению Бориса Годунова.

2 июня 1671 года братьев Разиных привезли в Москву на казнь

Петр Романов обозреватель РИА Новости

В дореволюционные времена восстание Степана Разина называлось бунтом, в советские именовалось "Второй крестьянской войной". Первой считалось восстание под руководством Ивана Болотникова, еще эпохи Смутного времени. То, что в восстании Степана Разина участвовала немалая часть крестьянства, конечно же верно. Как и то, что само крепостное право взрыхляло почву для народного гнева. И все же это было не крестьянское, а казачье восстание, а Разин был не крестьянским, а казачьим вожаком.

Восстание Разина пришлось на тот сложный переходный период, когда Москва уже почти прибрала к рукам донское казачество, действуя через так называемых домовитых богатых казаков, но окончательно процесс еще не был завершен. Детонатором стала казнь старшего брата Разина - атамана Ивана Разина, который в 1665 году командовал казачьими полками на польской границе в русской армии князя Долгорукова. Осенью казаки решили вернуться на Дон, полагая, что по распоряжению казачьего Круга (а именно ему подчинялась вся казачья жизнь) на смену полкам Ивана Разина будут направлены другие силы. Долгорукий воспротивился, вернул казаков на фронт силой, а самого атамана казнил. Иначе говоря, князь уже считал, что казаки обязаны подчиняться ему беспрекословно.

На этом фоне и вспыхнуло восстание Разина. Причем воевал он уже не только с Москвой, но и с тем "домовитым" казачеством, что было готово подчиниться Руси. История описывает сцены расправ Разина и с промосковски настроенными казаками. Так что это была, конечно, не столько крестьянская война, сколько последний бой донского казачества за свою вольность. Усмирение бунта стоило, по некоторым данным, порядка ста тысяч жертв. Казнен был и Разин, успевший перед смертью, обращаясь к толпе, пророчески сказать: "А на Дону вспомнят меня, когда их подлый дьяк как стадо перепишет и целованием креста на верность приведет".

Так и случилось. 24 августа 1671 года состоялся, как пишет один из очевидцев, "унылый казачий Круг". Полковник Касогов с дьяком Богдановым объявили царский приказ: привести казаков к присяге. Круг сопротивлялся четыре дня. "Мы готовы служить государю без крестного целования, - говорили многие. Наконец, после долгих споров, угроз и уговоров, верным Москве атаманам удалось склонить казаков к присяге. Последнее постановление когда-то вольного казачьего Круга гласило: присягнуть на верность государю, "если же кто не учинит присяги, того казнить смертью, а имущество грабить".

Вся дальнейшая история донского казачества - это история симбиоза сильно урезанной, но все же своеобразной казачьей демократии и царского самодержавия.