Извечная Пустотность

По бескрайнему полю бежали две одинокие фигуры.

Один человек, долговязый, в сюртуке и при галстуке, убегал от другого, плотно утрамбованного в ватный комбинезон с капюшоном.
Второй, его звали Митрофаном, размахивал топором. Первый же пытался на ходу воспользоваться говорильной трубой для бесед на дистанциях.
— Стой, курва! — заголосил Митрофан, но долговязый побежал еще быстрее.
Тогда Митрофан метнул топор…

***

— За что ты его угробил-то, Митрофан? — спросил лютый поп, ощупывая носком валенка свежий труп.
— А за то что он, во-первых, из Города. А я, ты ж знаешь, городских жуть как не люблю. А во-вторых, за то что он, курва, отрицал нашу Извечную Пустотность, — Митрофан сделал паузу и приложился к бутылке.
— Что ж ты, Митрофан, словом-то Русским его вразумить не пытался? — не унимался лютый поп.
Он наклонился над трупом и, кряхтя и охая, принялся снимать с него штиблеты и заграничные портки.
— Я пытался, — Митрофан вытер рукавом губы, — да только ты ж знаешь, лютый поп, что они, городские эти, совсем диковатый народец. Он мне с ходу про корупкцию глаголить начал да про сортиры наши убогие. Да про то, что староста наш уездный — плут и вор.

— Дались им наши сортиры, — вздохнул лютый поп и принялся остервенело сдирать с трупа сюртук.
— А я ему: чудак ты, староста-то ведь пытается свою Извечную Пустотность побороть. Токмо этот городской так и не понял, об чем я ему толкую. Всё бумагами с цифирью мне в морду тыкал. Ты, говорит, посмотри, сколько ассигнаций мимо казны утекло... Дурачок.
Лютый поп закончил оголять труп. Выпрямился, стер пот со лба и заметил:
— Всякая цифирь есть научение сотонинское, бесовское.
— Знамо дело, — согласился Митрофан. — Ну что, давай, лютый поп, за упокой души городского, что ли?
— Давай, — согласился лютый поп, доставая из-за пазухи пригоршню коричневых, похожих на заморский сахар, кристаллов.
Митрофан и поп запили их водкой. Молчали. Ждали.
— Видишь Его? — осторожно спросил Митрофан.
— Нет еще. Погодь, — откликнулся лютый поп. — Чегой-то не вижу… а нет, вижу! Вижу Его!
Но Митрофан уже и сам видел, как из бескрайней грязи поднимается Он, чудесный Град Китеж, Русский Иерусалим. Полупрозрачный, голубоватый, колыхался Он на ветру посреди Извечной Пустотности. И Духовность от Него исходила, плотная и угрюмая...
А Русская почва медленно, чавкая и пузырясь, поглощала труп…

Александр Блог, "Извечная Пустотность".