Андрей Вознесенский и тени Триумфальной площади

Что только не узнаешь, когда умирает известный человек. Оказывается, Вознесенский написал "Миллион алых роз". Я думал это сделал Резник какой. Ан, нет, песня то про известного грузинского художника Пиросмани. Впрочем, я даже не хочу это знать, для меня Вознесенский останется тем юношей из финала "Заставы Ильича", который читал:

Пожар в Архитектурном!
По залам, чертежам,
амнистией по тюрьмам -
пожар, пожар!

Это только молодые либералы думают, что они оригинальны в любви к площади Маяковского. На ней еще в 50-е происходили битвы тогдашних "несогласных" с тамошними "румоловцами". И строчка о милиции в том стихе не просто так. Но, почти как губернатор Белых, поэт Вознесенский стал тем несогласным, который успешно интегрировался в советское общество. Прошел между Сциллой диссиденства и Харибдой официоза. Стал мостиком между Союзом писателей и американскими битниками.

"Вознесенский, вы хотите на Запад? Я сейчас скажу Шелепину, и вам тотчас выпишут паспорт", - примерно в таких выражениях Никита Хрущев отправлял поэта к "хозяевам". Но в отличие, допустим, от Аксенова, которому тоже досталось в тот вечер от генсека, Вознесенский так и не стал полноценным диссидентом, хотя в новейшее время, конечно, пытался создать себе имидж когда-то гонимого.

Я не знаю, как это сделать,
Но, товарищи из ЦК,
уберите Ленина с денег,
так цена его высока!

Троцкистские стихи про партийную школу в французском Лонжюмо наверняка ему Сартр надиктовал.

Ну не Гинзбург же, которого в 68-м из Праги выгнали с формулировкой "дегенерат". Собственно в 60-х Вознесенский и остался. Все, что было после уже не особо интересно. Конечно, все мы в детстве плакали над "Юноной и Авосью", но это ведь, в самом крайнем смысле, лирика.

Вознесенский – воплощение советской оттепели и западных 60-х в одном лице. Все-таки есть какая-то своя романтика в периоды распада (или – полураспада). Гниение перестройки и даже будничный геноцид 90-х до сих пор вызывают на Триумфальную площадь свои тени. Так и графоманские пляски "оттепели" оттеняют от нас трагедию 1953 года. Культурное меньшинство ловко умеет подменять народные интересы собственными. Последним, кто мог еще наступить ему на хвост, был, как ни странно, Хрущев. Но делал это, как мы уже отметили, крайне непоследовательно и даже вошел в интеллигентский фольклор как батяня всех шестидесятников. Ну чтож, нам теперь жить со всеми этими Ерофеевыми, Марками Захаровыми, Церетели и другими друзьями усопшего.

И все-таки, как ни крути, время поэзии прошло. Сейчас уже трудно понять, как могли поэты собирать стадионы. Современному человеку писать стихи противопоказано. Когда кто-то начинает читать вирши собственного сочинения, мне, например, становится неудобно, хочется куда-то спрятаться. Миром, как и предсказывал поэт, правят кино и милиция.

Все выгорело начисто.
Милиции полно.
Все - кончено!
Все - начато!
Айда в кино!