За щекой у Москвы

Тут некоторые хвастают «новой бедностью», закупая пол-литрами икру. Причем вовсе не заморскую баклажанную, а нашу, исконно русскую правильных, чистых цветов.

Хвастая, некоторые скучают по 90-м и духу свободы, мечтательно заводя глаза вверх и засовывая в рот очередную ложечку солоноватой зернистой роскоши и ностальгически потягивая слова: «А в 90-е я – дааааа...». И говорят о мобилизации силы духа в период экономической инвалидности, о творческой активности и открывающихся креативных шлюзах вселенского масштаба, из которых неровен час как хлынет… Хвастают, и мысленно раскладывают яйца валютных сбережений по разным корзинам.

Некоторые ходят на Пласидо Доминго в платьях из обивочки гробика в пол, в натруженных ушках – бриллиантики с игрушечный кулачок. И жалуются, жалуются друг другу на то, какой дорогой стала жизнь, на то, как стремительно они нищают.

Но это всё – Москва. Столица, успевшая за своими хомячьими щеками схоронить такое количество провизии для питания, и боеприпасов – для обороны от алчных гастарбайтеров из глубинки, что, даже если затягивать ремешок придется, некоторое время продержаться все же будет можно. Москва, она такая: во-первых, успела надраться с профицитом, чтобы еще некоторое время приятно покачивало. А во-вторых, даже если ей и придется выкинуть все же из головы мысли о роскоши, и вместить туда мысли о насущном, так те, что о роскоши она завернет в красивую упаковочку из духов, туманов, и долларов, и оставит в прохладном месте. И с той упаковочкой они до конца не распрощаются, будьте на этот счет не наивны.

Но ведь за пределами МКАД живет Россия. Та самая, в которую с приходом модной «новой бедности», вот-вот хлынет креативная мысль и прорывы.

Остальная Россия пол-литрами по-прежнему пакует водку, а не икру. Остальная Россия, почти не вдохнула приятно-зеленого финансового воздуха не утянутыми ремнем легкими. Так, нюхнула. За этот период презираемые москвичами замкадыши разве что, уверовав в стабильность, рискнули на кредиты и ипотеки. Накупили дешевых, откровенно низкокачественных машин, напились паленого вискаря и слетали на самые бюджетные курорты. Иными словами, почувствовали лишь видимость хорошей жизни, но так и не позволили себе не то, что Пласидо Доминго – даже платьюшка в пол из обивочки гробика.

Я, например, живу в самом лучшем регионе-лидере, регионе-доноре, и вся остальная Россия мне завидует. Калужане лояльны к царю, а уж как любят бога, ни в сказке сказать. Я не шучу, идеологическая программа Калужской области развивается именно по той траектории, которая работала до революции. И сколько бы диванные войска несогласных не звали себя оппозицией и либералами и не строили впятером козни губернатору, основная часть населения к нему до крайности лояльна. Запросу простого работящего населения, которому «а чего мечтать? Да жить бы нормально!» руководство полностью отвечает. И главная причина успеха с нефтью, о которой в Москве так много говорят, напрямую не связана.

Маленький провинциальный город, впавший вслед за всей страной в депрессию в 90-е, обрел вдруг в нулевых царя-батюшку со свитой, и в этом тандеме не ясно кто кого делал – свита короля или наоборот. Надо отдать должное – система управления нового руководства привела к промышленному расцвету пусть не всего региона, но значительной его части.

У людей появилась работа. Стабильный заработок. Другие возможности. И – иллюзия еще больших возможностей.

Мы уже ушли за сотню километров от Москвы, за щеками которой орешки да шоколадочки, в Калужскую область, так зайдем еще дальше: в маленький поселок в 20 километрах от Калуги, на примере которого, на примере жителей которого – экономический тренд изучать удобней всего. Поясню.

Когда в глухие 90-е Москва вдыхала перемены полной грудью, а рисковые оторвяги зарабатывали первые миллионы кто адским трудом, кто бандитизмом, кто связями, в глубинке все просто пили. На моих глазах (я была школьницей) за бутылкой тянулось и взрослое население, и, вслед за ними – их подрастающие дети. Помню, как компашки только что пришедших из армии парней собирались в подъездах пить дешевый спирт… Все изменилось почти разом, когда в регионе появилась работа.

Большая часть этих алкашей быстренько завязывали, устраивались, учились, женились, заводили детей. Появился запрос на жилье – забытые богом темные поселки с дырами в асфальте стали расстраиваться, появились новые дома, новое качество жизни. Глубинка, по крайней мере калужская, с приходом производств – в нашем случае иностранных – стала на глазах преображаться.

У людей блеснула надежда, вдали сверкал свежим ручейком оазис из перспектив. Появились те, кого не пугало будущее. В кредиты брали машины, больше похожие на малогабаритные квартиры. В ипотеки – дома общей площадью по шестьсот квадратов. В кредит начинали бизнес, учили детей, ездили отдыхать. А потом – кульбиты. Санкции. Войны. Кардиограмма курса. И люди – простые, обычные, не связанные с долларом и нефтью, жители немосквы – потеряли уверенность. Почва под ногами треснула и поплыла…

Пока экономика отдельно взятых среднероссийских семей не рухнула окончательно. Но в том самом поселке, то тут, то там парни снова стали собираться в кучки: инвестиционные предприятия то и дело останавливают производство, аккуратно выплачивая положенные компенсации. Но все живут на вулкане: что будет со всеми этими ныне существующими калужскими пробками из кредитных иномарок, новостройками по кошмарным ценам (мы третьи по стоимости жилья после столиц), которые приказано сдавать ударными темпами (мы первые в ЦФО по объемам строительства жилья)? Как вам такая – настоящая, усложненная и требующая внимательного подхода новая бедность?

Не могу привести фактов в масштабах страны, но догадываюсь, что подобная ситуация сложилась повсеместно. Так что Москве надо помнить, что за ее щеками с внешней стороны есть страна, которая разве что удивленно приподнимет бровь, услышав про модную кризисную нищету от мажорных выпендрежников с банкой икры подмышкой.                                                                                                                                                                          Александра Петрухина