Гражданином можешь ты не быть
На днях случились два поэтических события, оба грустные. Юбилей Иосифа Бродского (семьдесят лет, ужас, как мало, моим родителям больше!) и смерть Андрея Вознесенского. Ну то есть оба этих события к поэзии как таковой отношения не имеют (вряд ли покойный Бродский и смертельно больной Вознесенский продолжали оказывать на нее какое-либо влияние), но они стали поводом поговорить о поэзии.
Вот мне, например, позвонили из одной федеральной газеты и спросили— а как вы думаете, современная поэзия существует? Она нужна вообще или как? Особенно сейчас, во времена интернета?
И это был очень интересный вопрос.
Я, признаюсь, совершенно ничего не понимаю в поэзии. Ну то есть в ямбах, хореях, ритмах и рифмах. Два курса Литературного института ничего не оставили во мне по этой части. Я помню наизусть только тексты некоторых песен и пространную цитату из учебника по цифровой электронике, из раздела про мультиплексоры: «Если исключить тривиальную версию о живучем гене опечатки, реплицирующемся из источника в источник, то это может служить терминологическим эхом событий двадцатилетней-тридцатилетней давности». Красота этого предложения настолько заворожила меня 20 лет назад, что я запомнил его навсегда. И факт запоминания этой фразы, в общем-то, в полном объеме описывает мои личное отношение к поэзии. В том числе и к современной.
То есть современная поэзия, конечно же, существует. Она существует как аттракцион, как цирковое представление. Каждый из нас умеет прыгать через лужи. Но далеко не каждый из нас умеет прыгать через горящий обруч с переворотом через спину. Так и с современным русским поэтом— каждый из нас может написать пост, который соберет сотни комментариев. Но далеко не каждый из нас сможет облечь это в стихотворную форму.
Современный поэт— это эквилибрист. Человек, мастерски владеющий словом. И когда один пишет «Анастасия Волочкова тупая, скажем так, балда», современный русский поэт пишет: «Я Анастасия Волочкова, папа мой Порфирий Волочков, жизнь моя сложилась бестолково, я влюбляюсь только в мудаков». И любой использующий русский язык на письме проникается к этому виртуозному владению словом глубоким уважением. Вера Полозкова, Всеволод Емелин, Орлуша, Ваня Давыдов мастерски владеют искусством формы. Но их стихи не имеют никакого социального значения— просто потому, что стихи ныне не могут иметь никакого социального значения.
Поэзия как жанр влияла на массы тогда, когда самого слова недоставало. Отличие рифмованных строк от нерифмованных в том, что первые проще запомнить. И поэтому в условиях дефицита слова как такового поэзия служила удобным инструментом передачи прогрессивной мысли от человека к человеку.
Эта функция сохранилась и до сих пор, с той лишь разницей, что теперь с помощью рифмованных текстов песен от человека к человеку передается не прогрессивная мысль, а банальная. А прогрессивная мысль (впрочем, не только прогрессивная, а любая мысль вообще) ныне передается от человека к человеку с помощью медиа. Которых во времена расцвета поэзии не было.
Вот меня в той газете и спрашивают— а есть ли поэзия? Нужна ли она или как? И я отвечаю: есть поэзия. И она, безусловно, нужна. Но она нужна теперь в той же мере, в какой нужна живопись при наличии цифровой фотографии. Современная поэзия— это чистое искусство без малейшей примеси гражданского пафоса. Более того— это искусство глубоко современное. Искусство, следующее контексту и использующее актуальные выразительные средства. Ведь если бы сейчас нашелся человек, пишущий стихи как, скажем, Пушкин,— он вряд ли стал бы солнцем русской поэзии. И не потому что есть более яркое солнце поэзии. А потому, что солнце теперь— само по себе, а поэзия— сама по себе. И та же Вера Полозкова для меня лично (ни черта, как я уже указал выше, не понимающего в поэзии) значит как мастер слова куда больше, чем, допустим, Андрей Вознесенский. Просто потому, что я живу сейчас.
Но вот что интересно. Современные художники, определяющие направления развития изобразительного искусства, могут, хотя бы потенциально, рассчитывать на адекватное денежное возмещение своих духовных затрат. Все, под чем стоит подпись Энди Уорхолла, теперь стоит значительных денег. А как подобную подпись поставить под поэтическим произведением? Никак. Поэтическое произведение в коммерческом смысле существует в отрыве от автора— просто потому, что его нельзя повесить на стену.
И получается, что современный поэт может заработать только как артист. Только выступлениями на публике. Как клоун. Не как Lady Gaga или Дима Билан, а именно как клоун. Потому что в отличие от Lady Gaga или Димы Билана запись выступления поэта перед публикой вряд ли будет иметь собственную товарную ценность.
Поэтому современные поэты, даже самые талантливые, не живут только поэзией. Та же уже много раз упомянутая мной Вера Полозкова принимает участие во множестве лицедейств. И мне трудно представить себе, как она могла бы обеспечить собственную жизнь без этих самых лицедейств.
То есть Некрасов может перевернуться в гробу. Современный русский поэт имеет куда как большее значение для словесности, нежели для гражданственности.
Гражданственность ныне не запоминается.
Комментарии