Лидочка

Дом, в котором мы живем, принадлежит трем семьям. Вернее, ранее это были три семьи, но сейчас в доме проживают в одной его части одинокий  восьмидесятилетний старик Леонтий, в другой молодой холостяк Григорий, опекаемый мамой, живущей по соседству, а третья часть с недавних пор  принадлежит нам с мужем, а также  нашим кошке Лизке и псу Михею. Наши дети выросли и живут отдельно, и никто кроме соседей не мешает нам вести свое скромное хозяйство. Дом очень старый, находится  в угловой части улицы, тянущейся вдоль полузаброшенной промышленной зоны города. С одной стороны угла за нашим домом находится СТО, а с другой стороны  от дома распиловочный цех. На противоположной стороне улицы  есть еще три жилых дома, обнесенные, как и наш, заборами. В общем, место малолюдное, но мне здесь нравится. В пятнадцати минутах ходьбы от дома находится центр города и станция метро. Но здесь, около дома, такое ощущение, что находишься в деревне. Утром слышны крики петухов, пение птиц, блеяние соседской козы. Просто идиллия.

    Месяц назад в нашем доме произошло ЧП. Умерла жена Леонтия, Лидочка.  Ей  было 65 лет, маленькая, худая и согбенная, она  пила горькую часто и самозабвенно. Жили они с Леонтием дружно до очередной ее попойки. А поскольку попойки были делом частым, то и выяснения отношений тоже случались частенько. Дед Леонтий ее колотил каждый раз, когда она приходила пьяная домой, она при этом громко и протяжно кричала от боли, грозилась уйти от него, потом бежала к соседям жаловаться на него,  и денег тут же просила на дорогу, дескать, уехать от него к дочке не за что. Деньги получив, никуда не уезжала, а шла тут же в гендель, что по-соседству с нашим домом. Ну и снова вся круговерть повторялась. Все мы Лидочку недолюбливали за ее страсть к выпивке и за ее неряшливость. Уж очень от нее воняло. Вонь была не только от выпитого самогона, но и от немытого тела и давно нестиранной одежды. От деда Леонтия тоже исходил «русский дух», но пить он не пил. Никогда.  Несколько раз все же Лидочка уезжала жить к дочке. Три или четыре дня её не было видно. Потом Леонтий ехал сам за Лидочкой и уговаривал её вернуться.

    Несмотря на то, что закладывала Лидочка частенько, все же работала она по дому исправно. И печку натопит, и еды приготовит, и воды натаскает. В нашей части дома есть центральное водоснабжение и канализация, плюс газ, но Леонтий не озабочен был тянуть к себе коммуникации, в целях экономии даже воду отрезал от своей части дома. Вот и жили они по-деревенски в полном смысле этого слова. Только вот еще и дерьмо из-под себя  и деда Лидочка носила за территорию нашего домовладения и выливала его в 50-ти метрах от дома, поскольку мы ругали её, если рядом выльет. Мне казался странным  при этом тот факт, что дед Леонтий держал на замке туалет, принадлежавший ему и находившийся в общем дворе.  

Но потом я поняла что и это он делал из экономии, а совсем не из-за боязни, что соседи будут пользоваться его туалетом.

Как-то не заметно для жильцов нашего двора  Лидочка брала на себя заботы по очистке двора и прилежащей к нему территории  от снега зимой, а осенью выгребала опавшие листья, ещё она  летом косила бурьян вдоль забора. Часто, правда, при этом вырывала  ростки посеянных мною, и еще не успевших выпустить бутоны, цветов. Правда, делала она это по своему незнанию, поскольку не могла отличать цветов от бурьяна.  А когда была жива бабушка Григория, Анастасия, Лидочка бегала по  ее просьбе в магазин за хлебом или сладкой булочкой к чаю. На соседской улице живет одинокая одноногая женщина. Я часто видела Лидочку, идущую к ней или от неё. Она явно помогала ей, выполняла её какие-то поручения. Конечно, она  всё это делала за вознаграждение в виде пяти или десяти гривен, которые тут же пропивала. Я пыталась ей давать сладости или фрукты вместо денег, но она их умудрялась поменять в вышеупомянутом генделе на самогонку.  Вот так она и жила, никому не интересная и не нужная,  до тех пор, пока не нужно было кому-нибудь выполнить грязную работу. Кто-то просил её утопить ненужных котят, кто-то выкопать яму или вынести мусор, у кого-то нужно было обмыть покойника, или помыть загаженную беседку.

       Я часто видела, как она кормила объедками бездомных собак и кошек, потом сидела на асфальте в их окружении и, видимо, рассказывала им о своей нелегкой жизни, явно пуская при этом пьяную слезу. Бездомные собаки, обычно боящиеся близко подходить к людям, её не боялись, брали доверчиво из её рук еду, потом лизали ей лицо, руки. Она гладила их, говоря им что-то при этом.  Помню, как  в одну из зим она прибежала ко мне с криками, что  на улице человеку нужна помощь, и я побежала  без пальто  за ней следом. В снегу барахтался старик в приступе эпилепсии. Я не медик, но знаю, что нужно не допустить переохлаждения человека, упавшего в снег в приступе эпилепсии. Нет нужды его держать или пытаться втолкать ему в рот палку, как считают многие. Я послала Лидочку к жене этого старика, живущей, в общем-то, не близко от нашего дома, а сама побежала за одеялом и ковриком, чтобы подстелить и укрыть беднягу.  Несмотря на мороз и холод, Лидочка побежала за помощью, помню, как она помогала поднимать старика и укладывать его на санки, с которыми пришла старуха.

 Как-то, Лидочка пришла ко мне и попросила сделать укол их кошке.  Я пыталась ей объяснить, что у меня аллергия на кошек. Но она стояла и смотрела на меня,  как будто я говорю на инопланетном языке. Я решила, что объяснить ей что такое аллергия труднее, чем пойти сделать кошке укол. И она повела меня в их часть дома. Увиденное меня шокировало. Так люди жить не должны. В комнате,  площадью не более десяти квадратных метров, отапливаемой буржуйкой,  стоит старая то ли кровать,  то ли диван, какой-то видавший виды сервант и старый рукомойник.  Вонь стоит такая,  что я с трудом удерживалась от того, чтобы не блевать.  В зоопарке, где живут львы и тигры, дышать легче, чем в их каморке. Во второй раз зайти в их жилище, чтобы сделать очередной укол кошке,  я категорически отказывалась, чем очень обидела обоих стариков. Уж очень они любили своих кошек. Их, кошек, у них было три. Дед Леонтий мог мне рассказывать о них много и долго, потом он начинал жаловаться на Лидочку, поносил её разными бранными словами,  и когда я пыталась ему  объяснить, что эту Лидочкину зависимость нужно лечить, он делал вид, что этого не слышит.

      Часто мама Григория мне говорила, что Лидочка для нас тяжкая обуза и проблема. Если дед Леонтий умрет, то она начнет водить в наш двор всех алкашей. «И что мы будем в этом случае делать?»-, вопрошала она меня. Мне было смешно это слушать, потому что к Григорию во двор приходила погульбасить молодежь со всех соседних улиц, и их постоянные пьянки мешали нам гораздо более, чем тихие Лидочкины запои.

    Теперь Лидочки не стало. Никто не стал выяснять причину её смерти, возможно в генделе ей налили некачественной водки, или же она сгорела от пьянки, как заканчивают многие пьяницы. Я только помню то, что ночью очень громко выли бездомные собаки. Меня очень испугал их тоскливый, заунывный многоголосый громкий вой.  И только днем я поняла, по ком они выли, когда мама Григория мне позвонила и сообщила весть о том, что Лидочка умерла.

    Дед Леонтий теперь живет сам. Ему тяжело без Лидочки, некому растопить печь, приготовить еду, принести воды. Я  слышу, как он за стеной немощными руками рубит щепу для печи. Удары топора звучат слабо, с большими перерывами.  Встретив меня у калитки, он плакал, говорил, как ему не хватает Лидочки, и что если бы она его слушалась, то ничего бы этого не случилось.  Вчера вечером я разгребала снег во дворе и думала что это совсем нелегкая работа, которую Лидочка так незаметно делала для нас всех.  Выйдя за ворота, я увидела двух бездомных собак, которых Лидочка кормила, я вынесла им немного каши и мяса. Пусть и они помянут её. Земля ей пухом, и да простит ей Господь все её грехи, и даст ей царствие небесное.