АНТИФА против ФА, окончание

Случай второй – сцена Антифа и ее герои

Антифа-сцена в городе, в котором проходило наше исследование, была представлена самыми различными молодежными субкультурами. Мы общались с юношами и девушками, которые часто имели совершенно противоположные политические, субкультурные, стилевые предпочтения и интересы. АНТИФА – это солидарность (временная или постоянная – покажет время), объединение, возникшее в ответ на рост популярности националистических и профашистских настроений в начале 90-х. Солидарность – новая форма социальности, где субкультурные различия отходят на второй план, а центральным становится образ врага, тех групп, сил или личностей, которым себя противопоставляют, с кем не только идеологически, но и реально борются.

Базовых основ АНТИФА-солидарности – несколько. Одна из них – субкультурная скинхед-идентичность. Антифа-скинхеды открыто противопоставляют себя скинхедам-фашистам, которых они не считают скинхедами, а называют бонхедами («boneheads» – «головы из кости», «костяные головы», или «болваны»), объясняя это тем, что субкультура «настоящих» скинхедов и национализм (расизм, фашизм, нацизм, национал-патриотизм) – несовместимые вещи. Культурная сцена АНТИФА включает разные группы. Это и традиционные скинхеды (TRAD), которые перемешаны с SHARP-скинами (Skinheads Against Rascial Prejudices – «скинхеды против расовых предрассудков»). Эти две группы достаточно далеки от политики. Другие – RASH (Red and Anarchist SkinHeads) – красные и анархо-скины, напротив, очень включены в политическое пространство, это более радикальные группы, которые непосредственно принимают участие в массовых драках с неонацистами[21]. В небольшом количестве представлены и радикально настроенные футбольные хулиганы, которые могут принимать участие в милитари-акциях антифашистов. Другая субкультурная база солидарности – панковская тусовка, которая представлена в основном панками-анархистами, среди которых много антивоенных активистов. Панки – своего рода идеологи антифашистского движения, при необходимости объединяются с радикальными антифа-скинхедами для участия в митингах, маршах, демонстрациях, и уличных драках. Внутри антифа есть группы экологов и зоозащитников, инициаторов акций и пикетов по защите природы и прав животных, например, против вивисекций[22].

Кроме групп с субкультурными интересами, существуют смешанные группы – крю-команды. Термин заимствован из словаря футбольного фаната и использовался для самоназвания круга «близких своих». Количество членов в этих мини-группах не больше 15 человек, скажем, два панка, несколько скинхедов-Шарпов, насколько Рашей, насколько футбольных фанатов. В команде есть также цивилы – те, кто не относят себя к какой-либо субкультуре. В этих группах антифашистская идеология выступает, скорее, общим признаком, связывающим людей с разнообразными политическими и субкультурными взглядами.

Музыкальная АНТИФА-сцена: считается, что это движение вышло из музыки. Она ближе и понятнее, чем политические декларации и лозунги, кроме того, первые стычки между сторонниками АНТИФА и неонацистами возникали как раз после концертов. Одним из ведущих направлений этой музыкальной сцены является хард-корр[23]. На хард-корр вечеринках популярны практики моша – своеобразные танцы толпы возле сцены, движения в которых похожи на акробатические. Существует много вариантов этого стиля. Основа в том, что танцующие становятся в круг, каждый желающий может выйти в центр и продемонстрировать свой собственный набор традиционных мошевских движений. Выглядит это достаточно жестко, агрессивно, хаотично, с одной стороны, но с другой -движения имеют свои собственные названия и правила исполнения. Для участия в танце нужны определенные навыки. Мош считается в этой среде более «интеллектуальным» по сравнению с традиционным слэмом фа-скинов, про которых говорят, что «они просто носятся из стороны в сторону и сталкиваются друг с другом». Этот танец вряд ли можно принять за некое музыкальное воспроизведение драки, как описывают это некоторые журналисты и исследователи. Более значимым здесь является эстетизация солидарности, включая элементы акробатики, рэпа, балета и спорта, что требует от «исполнителей» особых телесных навыков.

Среди антифашистов есть те, кто придерживается идеологии и стилей жизни DIY, веганства и стрейтедж. DIY (от англ. do it yorself – сделай сам) – это, конечно не только молодежные практики, среди современных взрослых тоже много DIY, а в условиях кризиса их будет становиться все больше и больше. Для молодых значима не только сама деятельность, а принцип независимости (от государства, общества, шоу-бизнеса), подразумевающий, например, запись и распространение музыки, проведение концертов, издание фанзинов самостоятельно, без контактов с официальными структурами.

Стрейтедж – (от англ. straight edge (SXE)) – философское ответвление панк-культуры, основой которого является идея самоконтроля над собой и своими действиями. Стрейтеджи отказываются от употребления наркотиков, алкоголя, считаются неприемлемыми и беспорядочные половые связи, приветствуется веганство – крайне строгое вегетарианство: жесткий режим питания, требующий отказа не только от мясных продуктов, птицы, рыбы, но и производных – молочных продуктов, яиц, а также одежды из кожи, меха. Это не просто диета – это активная политическая и социальная позиция отрицания насилия и убийств животных[24].

 «И:… если говорить про антифа-движение, можно выделить какие-то разные направления?

Н: Ну, вот, надо выделять в первую очередь, наверное, панков, скинхедов и хардкорщиков. Ну, и… Ну, не знаю. Где-то половина аполитичны, т.е., например, шарпы, вот. Они в политику вообще не лезут. Вот. Ну, понятное дело, социалисты тоже, например, они тоже поддерживают антифашистские инициативы. Вот. Хардкорщики, да, они почти все против транснациональной корпорации, т.е. политика собственно. Ну, да, и борьба политическая у них у всех разная, конечно. Хардкорщики, им больше по душе, не знаю, дымовую шашку кинуть в Макдоналдсе, что-нибудь такое сделать. Вот. И, там, не знаю, какие-то правозащитные акции, против вивисекций и, там, что-нибудь. Да, а анархисты, там, акцию против ментовского беспредела, ну, и всё такое…» (мужчина, 21 год, RASH)

Молодежные антифа-группы – это вынужденные формирования, образовавшиеся в начале 90-х в ответ на растущую активность гопников, в среде которых все чаще звучали фашистские лозунги. На этот же период приходится активация скин-движения в России и расширение (в том числе и разделяющейся по разным субкультурным «комнатам») скин-сцены, открывается доступ к литературе про- и открыто фашистского толка, кино- и видеопродукция, так или иначе играющая с этой темой, попсовые эксперименты с фа-стилем в шоу-индустрии. Следующий отрывок из интервью демонстрирует довольно характерную субкультурную картину активиста АНТИФА: «И: помнишь, как ты пришел в скин-движение? Р: О, тогда, ну наверное это была мода, гопники эти все, потому что у нас все были скинхедами, но тогда еще никто не слышал про разделение наций, все были просто скинхедами, ходили, кричали, как мы будем сейчас бить всех черных, все прочее, но это еще в школе было. Ну и вот с тех пор втянулся …. Как-то сначала я был как бы с нацами по идее, как я сейчас понимаю. Тогда я этого не понимал просто, просто тогда я считал, что скинхедов есть один вид, которые в черной бомбе, в черных этих ботах, а потом уже, почитал, понял…и сейчас я антифа» (мужчина, 18 лет).

Для сторонников этого движения характерна постоянно подчеркиваемая оппозиция к политическим заигрываниям государственных структур с российской молодежью. Антифашисты крайне негативно воспринимают навязываемые сверху проекты молодежной мобилизации. Так, например, резко высмеиваются декларации официального молодежного движения «Наши»[25], которое продвигается в качестве антифашистского.

«Все поголовно признают то, что «Наши» – прокремлёвская организация. Все признают то, что там особо головой никто не думает, и идут туда исключительно ради халявы… я знаю двух парней, которые раньше были в «Наших» и шли туда исключительно ради халявы. И как-то им на политику, вообще, наплевать. вообще на всё наплевать. Ну, им там голову промыли, то, что, типа там, Газпром – это хорошо, там, город должен развиваться, то, что Путин хороший, вот, милиционеры хорошие, и всё хорошо. Вот. И страна поднимается, и жить стала намного лучше. Вот. И они всему этому очень радуются, а, и правда! Вот. На самом деле, если их там поят и кормят на халяву, возят, там, куда-нибудь отдыхать, тогда им, конечно, да, лучше всё и, не медля, радуются. Но у нас почти все группы, которые причисляют себя к антифа, они, да…их очень, очень не любят…» (мужчина, 17 лет).

Отмечу, что существует определенное непонимание между субкультурными антифашистскими группами и открытыми (не конспиративными) антифашистскими общественными молодежными организациями, такими, например, как МПД («Молодежное Правозащитное Движение»). Активность последних не воспринимается как реально антифашистская. Этот момент интересен демонстрацией активистов АНТИФА своей «особости и отличности», но и говорит о серьезном кризисе доверия в молодежной среде не только к государственным, но и к структурам гражданского общества.

Практики активности АНИФА довольно разнообразны: среди них – акции прямого и опосредованного действия. Сразу отмечу, что за последнее время было много популярных описаний различных видов активностей АНТИФА в журналах, в ТВ-проектах, поэтому здесь будут отмечены в основном те, о которых говорили сами информанты, акцент в анализе будет сделан на существующих противоречиях и кризисных моментах солидарности, насколько это было нами понято.

ФНБ (аббревиатура FOOD NOT BOMBS – еда вместо бомб) – акция, на которой активисты движения кормят бездомных. Смысл, как нам объясняли в интервью, заключается в демонстрации несостоятельности государства, предпочитающего тратить средства на вооружение вместо того, чтобы обратить внимание на социальные проблемы общества. Группы молодых антифашистов самостоятельно собирают деньги на закупку веганских продуктов и одноразовой посуды, несколько человек готовят пищу дома, затем перевозят к месту акции. В основном – это места у вокзалов, где традиционно обитают нищие и бомжи. Часто здесь же раздаются листовки с информацией о том, где будет проходить следующая акция. Отмечу, что эта активность – прямая калька с западных образцов, что нашло выражение и в имени акции. Она достаточно популярна особенно в больших российских городах и столицах, здесь также участвуют и волонтеры, например, студенты, обучающиеся по специальности «социальная работа», которые могут и не иметь никакого отношения к антифа-сцене.

Граффити-акции – это широко распространенная городская практика, которой пользуются и другие неформалы. В этой активности специфика именно АНТИФА заключается в целенаправленном закрашивании фашистских лозунгов и символики в подъездах, на заборах и стенах домов, вдоль железнодорожных путей. Рисуется и своя символика с помощью собственных трафаретов. Образцы трафаретов выложены в Интернет и доступны каждому. Стикер-акции (мини-граффити) проводятся АНТИФА в публичных местах (метро, общественный транспорт). Стикеры можно найти и в Интернете, также практически у каждого активиста есть свой архив изображений и трафаретов. На акции ходят небольшими группами (по 3-4 человека), клеить стараются на уже размещенные рекламные материалы, чтобы не портить салоны общественного транспорта. Граффити и стикер-акции – заимствованные практики из более ранних городских культур, прежде всего, так называемых постспортсубкультур, как, например – хип-хоперы, скейтбордисты, роллеры, BMX-велосипедисты, трейсереры (паркур) и другие.

Милитари-акции – так информанты называют целенаправленные, запланированные радикальные действия по атаке на наци-скинхедов или по предотвращению их активностей. Это может быть скаутинг – организация своеобразных патрулей. Схема такая: собираются, чаще всего, у метро, следят за перемещениями людских потоков и «вычислив» наци-скинхеда или группу наци-скинхедов, нападают, улучив момент – «прыгают» на неонацистов. Прыжком называют силовую акцию, которая может перерасти в драку. В драках участвуют в основном, антифа-скинхеды и хулсы, девушки привлекаются к таким акциям только в качестве скаутов, которые высматривают наци-скинхедов или предупреждают о появлении милиции.

 «…вот, акции эти все, допустим, зоозащитная акция «Антимех», или против Макдоналдса там, скажем – это чисто акции прямого действия, скажем, или идти там против нацистов, какой-нибудь банер вывесить, листовки, наклейки расклеить, какие-то концерты там, ну, любые инициативы, какие-то квартирники, конференции, все время же там, то кинофестиваль, все время что-то есть… Это все радикальные акции, потому что если ты что-то делаешь физически, что-то наклеиваешь, вывешиваешь, кому-то бьешь по морде – это все акции прямого действия. Их видно. Антифашисткие акции, в которых ты идешь накрывать нацистов, – ты ж не идешь махать белым платком … если я знаю, что по городу пойдут несколько сотен нацистов, или в каком-то дворе сидит группа нацистов, либо они готовятся нападать или просто сидят, то их же можно реально накрыть. У них же тоже информация идет активно, так же, как и у нас, там, избили кого-то… Если мы будем активно прессовать кого-то, есть вероятность, что молодые бонхеды, они отпадут, останутся только взрослые. Ну, по крайней мере, гораздо легче, мне кажется, будет. Я считаю, что если парень пришел в националисты только из-за того, что там есть деньги, и он просто пришел от незнания, а таких 80%. Если он, например, футбольный хулиган, пришел только ради драк, и ему хорошенько набить морду, или если видит, что антифашистов реально больше … большая часть антифашистов – это не с рынка работники, а в принципе лица такой же внешности и национальности, как и они, которые считают фашизм заразой, то многие меняют свою точку зрения… я считаю, что это параллельные процессы, такие вот стикер-акции для того, чтобы люди что-то поняли, акции прямого действия, акции против государства, тоже с этой точки зрения, и они все к одному ведут только разными путями» (мужчина. 21, панк-антифа).

К акциям опосредованного действия относится Интернет-активность. Этот канал используется как самый простой способ противостояния организациям правого толка: взлом неофашистких сайтов, отслеживание наци-скинхедов на форумах и в чатах с помощью провокационных заявлений против фашистов или, наоборот, обращений явно фашисткой направленности, когда ловят, что называется, «на живца». Митинги и пикеты также относятся к опосредованному действию, поскольку не известен резонанс. Они организуются в основном на площадях или в местах больших скоплений народа.

Перспективы молодежных антифа-групп: поиски и противоречия

Два года назад, на момент проведения исследования, мы застали сообщество АНТИФА в состоянии активного поиска ключевой идеи, которая могла бы стать опорой солидарностей и смыслом коллективных активностей. Актуальным было стремление выйти за рамки локального противостояния наци-скинхедам, освоить публичные сцены, чтобы преодолеть обывательское восприятие АНТИФА, как чего-то, ничем не отличающегося от ФА, найти новых «истинных» молодых, способных отстаивать и развивать идеи антифашизма, а также сохранить границы сообщества и уже существующие традиции, нормы и правила, не допустить включения «случайных людей».

 «Объяснять всем – чего толку? Вот сейчас, допустим, проходит программа, там, толерантность против ксенофобии там, расизма, там все дела… ну и что толку, эту наглядную агитацию, как бы ее там каждый день видят там десятки тысяч людей, там на улицах эти плакаты там «N – город без расизма», там, да это никого не волнует в принципе. Мы вот, допустим, когда делали граффити-акцию, то есть ездили, рисовали, то как бы получилась такая тема, что я в одной арке как бы пишу «Скинхеды против расизма» по-русски, вот, в арку заруливает тетка такая, ну лет сорока, так, такого ну типично рыночного уклада, вот как бы которая начинает на меня дико верещать, там что вот вы типа сами хуже скинхедов, типа валите отсюда, пока я милицию не позвала. Таким людям как бы можно дать там 500 газет, там 1000 листовок, 700 раз там по телевизору прокрутить как бы одно и тоже там выступление со словами там расизм – это плохо или фашизм – это плохо, им плевать, как бы, они озабочены только собой»… (м., 18 л. RASH).

Современная антифа-сцена противоречива – это и неоднородность, подвижность и прозрачность границ солидарности, использование ксенофобной и националисткой аргументации, экстремисткой активности, противоправные действия, а также культивирование конспиративных методов, отсутствие четких перспектив движения в целом. Например, эти особенности прослеживаются в субкультурном миксе антифашистских крю-команд, которые могут включать нескольких представителей из разных субкультур и разнонаправленных политических предпочтений. Так, среди антифа есть либералы, социал-демократы, коммунисты, анархисты, а также люди, которым чужды любые политические убеждения, те, кто сознательно отрицают политику.

Этнический состав антифа-сцены достаточно однороден – в основном, это русские юноши и девушки, в молодых крю-командах встречались также метисы, корейцы, татары, киргизы, украинцы и другие. В ходе исследования были обнаружены внутренние различия, связанные не столько с возрастом, сколько с поколенческим составом сцены. Внутри движения существует два поколения антифашистов. Первое, где самому старшему было 35 лет, – это сообщество субкультурных групп: панки, скинхеды, футбольные хулиганы, реперы, рейверы и другие. Найти стилевое единство среди них было практически невозможно. Их идентичность сформировалась в противовес группе идеологических «противников» – фашиствующих скинхедов («бонхедов»), это было своего рода анти-наци-скинхед-сообщество. В этой среде солидарность строилась исключительно на базе антифашистской идеологии, разница между отдельными группами проявлялась через степень принятия радикальных способов борьбы с наци-скинхедами.

Второе поколение отличалось от первого. Самые молодые антифа-активисты пытались осмыслить идею антифашизма по-новому, обсуждая разные трактовки фашизма, нацизма, расширяя свою активность до противодействия любым видам дискриминационных практик. К ним могли относиться не только расизм, нацизм, антисемитизм, капитализм, но и вообще все, что ограничивает свободу, любые виды дискриминации не только в отношении человека, личности, но и животных. Основой второго поколения являлись крю-группы, небольшие, мобильные, легко объединяющиеся в большую толпу (моб). Для представителей первого поколения важна была их изначальная субкультурная принадлежность. Во втором поколении складывается специфическая антифашистская солидарность, можно не принадлежать ни к одной из субкультур, не участвовать в культурной и музыкальной тусовке, но быть при этом АНТИФА. Однако антифашистская идеология могла ими пониматься по-разному. Например, могли декларироваться принципы терпимого отношения к мигрантам, бомжам, женщинам, но неоднозначно восприниматься представители так называемых сексуальных меньшинств, в первую очередь – геи (особенно это распространено среди скин-групп и групп футбольных фанатов). Спорным оставался, например, вопрос о приоритетных активностях. Так, например, некоторые рассматривали уличные драки и насилие в качестве метода, который уравнивает АНТИФА с ФА. Большие споры велись и вокруг необходимости строгой конспирации, мешающей расширению антифа-движения, затрудняющей выход на публичные сцены, формирующей негативный имидж у населения. Излишняя конспиративность порой напоминала игры «в войнушку». Не стоит отрицать важность конспирации. Известно, что самые активные члены выслеживаются наци-скинхедами, становятся своего рода приманкой для нападений на всю тусовку, в случае их обнаружения. Кроме того, лидеры и активисты АНТИФА могут находиться под следствием, что требует от групп особой осторожности. Это становится особой проблемой, поскольку антифа считают для себя неприменимыми любые совместные действия с органами правопорядка, продолжая существовать в пространстве нелегальности и правонарушений. Многие информанты рассказывали, что даже просто пирсинг в носу или туннели в ушах могут стать для милиции поводом для проверки документов.

Информанты настойчиво говорили нам о том, что в рядах милиции много наци-скинхедов (бывших или настоящих), что, по их мнению, исключает какую бы то ни было возможность коммуникации[26]. Было понятно из бесед с информантами, что внутри групп не существует четкого представления относительно перспектив как отдельных команд, так и движения в целом. Разнородность и подвижность субкультурных границ, разные векторы солидарностей, постоянные и временные соединения антифа-групп – все это создавало предпосылки для распадения сцены на разные тусовки. Последнее, конечно, не могло не волновать как лидеров, так и рядовых членов движения.

Особенности солидарностей и противостояний

Итак, АНТИФА против ФА? Только на первый взгляд кажется очевидным смысл и содержание противостояния. Однако кто именно стоит за этим, какие контексты скрываются? В центре идейной и идеологической борьбы оказываются различные представления о фашизме. Уместно было бы обратиться к научным исследованиям современных ликов фашизма, однако мы сталкиваемся с множеством интерпретаций национализма, экстремизма, шовинизма, ксенофобии. Если мы говорим о молодежно-субкультурном измерении этих понятий, то вынуждены на время оставить в стороне чисто политические (спекулятивные), философские представления с одной стороны, и обывательские, общие места – с другой. И при этом нужно избегать даже намека на оправдание молодых людей, практики которых движимы национал-шовинистсткими и расистскими настроениями и чувствами.

Молодежными субкультурами интересуются и занимаются не только социологи; в зависимости от предметной оптики, подходы к предмету могут значимо отличаться. Так, например, для групп, занимающихся профилактикой правонарушений в молодежной среде, подход к субкультурам определяется мерой вреда, который они могут реально или потенциально принести (Козлов А., Канаян В. (ред) 2008). Методы здесь также специфические[27]. Сотрудники правоохранительных органов, прежде всего, обеспокоены предотвращением беспорядков и насилия, хотя могут иметь и специфические интересы в этом поле. Для медиков и психиатров первоначальный интерес был связан с доминированием дискурса наркотизации субкультурных молодежных групп. Замечу, что этот подход имел реальные основания. Различные субкультуры в «классический» период в большей или меньшей степени идентифицировались с различными наркотическими веществами: хиппи – ЛСД, панки и гранж – героин, мажоры и яппи – кокаин, уличные культуры и рэп – трава.

Вместе с расширением клубного пространства и возникновением мультикультурных молодежных групп, формированием диффузных солидарностей, происходит нормализация (обытовление) наркотических практик, которые получают широкое распространение вне зависимости от субкультурных или других барьеров в молодежной среде[28]. Сегодня доминирует дискурс суицидальности субкультурной среды, особенно в отношении так называемых черных романтиков – готов и эмо. В сферу государственного внимания субкультуры по-прежнему попадают исключительно в контексте «заботы о нравственности и морали», а также в аспекте демографической политики, если речь идет о «нетрадиционных» семейных и партнерских практиках или специфических гендерных режимах субкультур (например, гей- и лесби-сцены). При этом особого интереса к смыслу реальных или символических разборок между оппозиционными группами не наблюдается. Самым важным остается практика пресечения столкновений и демонстраций, при этом, кого забирают и за что, не всегда важно[29]. Необдуманно было бы отрицать реальные опасности, которые кроются за отдельными формами молодежной активности, особенно экстремистки направленной. Однако сводить все многообразие молодежных культурных идентичностей и презентаций только к этому не просто неверно, но и опасно[30].

Исследование новых молодежных солидарностей продолжается. В случае исследования и анализа других субкультурных или солидарных молодежных групп столь жесткой привязки к реальности не требовалось бы. Однако в этом случае, когда кроме символических битв и разборок мы сталкиваемся пусть и с локальными, но войнами, надо быть особенно осторожными. На этапе анализа приходится дистанцироваться от дискурсов, доминирующих в разных предметных средах, от включенных в дискуссию агентов, интересы которых могут значимо отличаться (силовые структуры, политические лидеры, правозащитники, журналисты, исследователи и сама молодежь, включенная в сообщества).

Попытаемся найти идейные линии, ценностно-идеологические измерения, вдоль которых цементируется противоборство АНТИФА- и ФА-групп (наци-скинхедов). Чтобы начертить эти линии, придется в мозаике декларируемых идей (на страницах специализированных сайтов сообществ, в комментариях к новостям, в публичных текстах – листовках, граффити, стикерах, а также нарративах информантов) выбрать отдельные понятия. Они весьма отдаленно могут соотноситься с их точными дефинициями, используемыми в рамках философской и политической традиций. Но при всей условности, их использование не лишено, на мой взгляд, смысла, поскольку помогает определению смыслового континуума пространства идейной и идеологической борьбы между описываемыми здесь молодежными группами.

 1) Анархизм vs порядок

При всем упрощении, можно сказать, что идеи анархизма (как отказа от всякого принуждения – государством, властью, порядком) – один из идейных якорей антифа-сцены. В то же время для наци-скинов и национал-патриотов таким якорем является порядок (государственность, сильная власть). Причем и те, и другие находятся (по факту) в оппозиции к существующей в России государственной власти.

Не все антифа-группы можно отнести к прямым сторонникам анархизма (за исключением леворадикальных RASHей). Скорее можно говорить о своеобразной разновидности романтического анархизма панковского толка. В его основе – отказ, символический протест против принуждения вообще. Право на независимость, свободу от формального принуждения системы (у эко- и зоозащитников, стрейтеджей) может не распространяться на независимость приватной сферы. Это сказывается, например, на различиях в интерпретации гендерной и сексуальной нормативности, на отношении к миграционной политике, на допустимости бытовой ксенофобии и гомофобии пусть не на уровне действия, но риторики. Эти различия во многом определяются мультикультурностью антифа-сцены.

Неоднозначен конструкт правильного порядка у наци-скинхедов. С одной стороны, они критически относятся к национальной и миграционной российской политике, с другой достаточно быстро реагируют на изменения патриотических интонаций[31], воспроизводя и поддерживая не только в своей риторике, но и практически наиболее крайние меры «наведения порядка». Особые противоречия возникают с представлением о назначении государственного порядка в сфере моральных суждений и дискурсивных практик. В частности их идеология несовместима с принятием православия (или другой монорелигии, особенно ислама) в качестве одной из базовых единиц консолидации общества. Вопрос религиозных и духовных поисков – один из сложнейших в понимании ключевых ценностей борющихся групп, и скорее всего это вопрос для дальнейшего исследования. Наци-скин-сцена все заметнее дрейфует в сторону наци-ориентированного крыла неоязычества, а различные группы антифа-солидарности также по-разному позиционируются в этом измерении, но, скорее всего, ближе к романтикам-атеистам.

2) Прозападники и русофилы

Наци-скины считают последователей антифа исключительно западным продуктом. В определенном смысле, антифа действительно можно назвать прозападниками, поскольку большая часть практик ориентирована на уже существующие «западные» образцы подобных солидарностей и движений. Основной тезис, обсуждаемый в Интернете наци-ориентированными корреспондентами, – это то, что все антифашисты – русофобы, держатся исключительно за счет западных фондов и грантов[32]. В то же время, в самопозиционировании наци-скинов так же есть существенное противоречие. Трудно отрицать то, что скинхеды – это субкультура, рожденная в Европе, и что самые последовательные наци-скинхеды – это молодежь европейских стран бывшего Третьего Рейха. Борьба наци-скинов с «врагами России» и за «чистоту русской крови» становится доказательством их русофильства, несмотря на то, что это противоречит антиславянской направленности идеологии европейских наци-скинов[33]. Вопрос об аутентичности российских вариантов западных субкультур выходит за рамки этого анализа. Отмечу, что здесь он разворачивается в новом направлении: мы видим, как локальное самопозиционирование (на уровне риторики и практики) приходит в противоречие с историей и опытом движений в глобальном измерении, когда их «западное/европейское» происхождение прочитывается и интерпретируется в прямо противоположных направлениях. Противоречие усиливается таким образом: на антифа-сцене на уровне риторики поддерживается не столько интернационалистская, сколько космополитическая идеология, что в немалой степени связано с мозаичностью субкультурной представленности, разностью субкультурных карьер участников сцены. Наци-скин- сцена в этом смысле более однородна, групповая идентичность определяется только в рамках скин-идентичности, которая поддерживается их принадлежностью к «этническому большинству» локальной территории. Однако противоречие с историей групповых идентичностей остается. В этом еще одна предпосылка выхода/перехода части наци-скинхедов на другие национал-ориентированные секторы менее одиозных сцен, например – неоязычников, реконструкторов, игровиков. В отношении антифа-сцены это противоречие сказывается на поколенческих и субкультурных конфликтах внутри солидарности.

3) «Средний» и «рабочий» класс: назад к классовой ненависти

Принято считать, что наци-скины рекрутируются в основном из «рабочего класса», а антифа – из так называемой «интеллектуальной среды» – среднего класса. И хотя это не всегда так, здесь важен не факт социального происхождения, а поддерживаемый группой стилевой имидж[34]. Каждый находит свою среду в соответствии своему окружению – реальному или воображаемому. Стилевые различия наглядно проявляются через внешнюю атрибутику (прикид) и гендерный перформанс. Скинхед-идентичность поддерживается жестким конструктом патриархатной маскулинности, соотносимой с ценностями рабочего класса и коммунального соседства. На антифа-сцене более распространены ценности либерального гендерного порядка, характерного для мультикультурных сообществ. Несмотря на отмеченные различия, социальное недовольство этих противоположных групп обращено практически к одному феномену – неспособности государства решать современные актуальные для молодых проблемы, для тех, кто вступает в жизнь, которые выросли не в вакууме, а в хаосе ценностей, идей и т.д.

Как для одних, так и для других характерны высокий уровень недоверия к государственным структурам, что, пусть и по-разному, проявляется на характере внутригрупповых иерархий. Разница «классовых» ценностей более отчетливо проявляется в отношении к другим субкультурным идентичностям. Так, например, наци-скин вряд ли может стать стрейтеджером. С точки зрения имиджа, последнее – это стиль представителей среднего класса. Тем же, кто вырос в атмосфере депривации, этот стиль скорее покажется буржуйской забавой: «бесятся с жиру». Да и кормить бомжей наци-скинам вряд ли придет в голову. И хотя у нас нет в традиционном понимании ни среднего, ни рабочего класса, но остаются социальные корни и поддерживаются соответствующие практики, продолжают воспроизводиться основы для классовой борьбы и ненависти. Если продолжить эти векторы, то антифа-сцену скорее следует поместить на левое (радикально-романтически–анархистское) политическое крыло, а наци-скинхедов – на правое (национал-патриоты).

4). Свои и чужие

Когда мы говорим о солидарностях, то ключевым вопросом для отнесения той или другой субкультуры или движения к общему смысловому и идейно-ценностному пространству является определения групп «чужих» (врагов). Здесь наиболее ярко проявляются различия.

Для наци-скинхедов чужие: представители иноэтничного по отношению к территориальному большинству населения; представители субкультур, идентичность которых связана с «небелой» культурой – рэп, граффити, уличные спорт-культуры; те, кто позиционирует себя в пространстве ЛГБТ[35]-идентичностей; представители субкультур с «неправильными» гендерными режимами – готы, эмо, аниме и др. Ну и, конечно, – АНТИФА.

Для тех, кто относит себя к антифа-сцене, чужие: бонхеды (гопники); гламурная тусовка; клубная мажорная культура, ну и, конечно, наци-скинхеды, или ФА.

Заключение

Попытки «подправить» общественные настроения и ценностные миры за счет молодежной мобилизации характерны сегодня далеко не только для России. Политики «навязываемой молодежи политизации» воспринимаются в молодежной среде по-разному: от прагматического использования – до открытого сопротивления, кремлевские проекты открыто признаются неэффективными, однако молодежное экспериментирование продолжается. В фокусе внимания, сопровождающегося моральными паниками, оказываются то «субкультурщики, подрывающие морально-нравственные устои», то «молодые, несовершеннолетние мамы», то «молодежь, избегающая ответственности за будущее России и предпочитающая гражданские браки», то политически пассивная и граждански апатичная молодежь… Молодежь пытаются «лечить» разными способами – военной подготовкой, уроками по основам религиозного знания, патриотическим воспитанием. При этом часто за границей интереса остаются реальные проблемы молодежи, включенной (как и их родители, и другие «взрослые») в разные страты, пространства, культуры. Новый телевизионный проект «Школа» буквально взорвал общественное мнение, разделив всех на две практически равные диаметрально противоположные части: «есть такая школа (школьники, родители, учителя)» – и «нет такой школы (и не может быть)». И это очередная демонстрация того, что повседневная жизнь молодежи вне школьного, родительского, взрослого наставничества остается по большей части terra incognita, представляется чем-то мифически демоническим, ностальгически романтичным, печально безнадежным и т.д.

Важно понять, что молодежные формирования, какого бы типа они ни были, со старыми или новыми именами – это не только политика (хотя и она тоже), но и культура. Для понимания кирпичиков, из которых разные культуры складываются, явно недостаточно политических, а тем более насильственных методов, которые могут только усилить сопротивление, подтолкнуть к поиску новых, неподконтрольных взрослому доминированию, культурных и политических пространств. Политической, политизированной молодежи не становится больше. Как всегда, это 2--3% всех молодых людей, и отношение к политике в молодежной, студенческой среде достаточно прагматичное. Участие в массовых проявлениях молодежной активности, таких, как марши «Наших» или «Молодой гвардии», крайне редко основывается на реальной, глубокой убежденности, сознательности, понимании и разделении общих ценностей и идей.

Это не стоит понимать как знак аполитичности молодежи, ее отказа от участия в решении насущных проблем. Когда мы задавали вопросы, в чем видят молодые люди свою политическую, партийную, гражданскую активность, то наибольший интерес проявлялся к культурным, эстетизированным аспектам политического. Выраженный интерес вызывают именно те акции и активности, которые дополняются культурными, модными видами включения: флэшмобами, перформансами, прямыми действиями, театрализующими скучную бюрократическую риторику, дающими молодежи реализовать актуальные для нее моменты. Развитие блоговой среды демонстрирует актуальность самопрезентаций, поиск новой искренности. Иными словами, может цениться включение во что-либо актуальное, но не политическое в чистом виде.

Юноши или девушки ищут и получают в компании (субкультуре, солидарности, дворовой тусовке) некий статус, которого они лишены в социуме, выстраивая свои иерархии, альтернативные формальным – образовательным, воспитательным, рабочим структурам. Эти альтернативные формы социальности помогают молодым компенсировать негативный жизненный опыт, преодолевать жизненные проблемы, связанные с подавлением или стигматизацией в школе, непониманием в семье или материальным статусом родителей (не обязательно бедностью), с чувством несправедливости или ущемления собственного достоинства. Причин много, и они не сводятся целиком к формуле «неблагополучные дети» или «группы риска». В стигму могут попасть и талантливые, одаренные дети и подростки, непохожие на «норму», или дети из вполне благополучных семей, протестующие против родительского прагматизма.

Но все дети, подростки, молодые вырастают, некоторые из них становятся вполне конформистски ориентированными взрослыми, погруженными в решение насущных ежедневных проблем, обзаводятся семьями, воспитывают детей и ходят на работу. Кто-то так и не вписывается в систему.

Как понять, от чего зависят эти траектории? Вряд ли можно однозначно ответить на этот вопрос. Важно понять, что любые спекуляции на молодежной теме не проходят мимо молодежи. Легко придумать молодежь, особенно если она молчаливая и податливая. Но она очень разная, как, впрочем, и взрослые. Просто она не обладает достаточной властью, чтобы донести эту разность до тех, кто занимается ее конструированием. Для этого и нужны серьезные, глубинные исследования, помогающие услышать разные голоса, попытаться разобраться в реальных причинах того или иного выбора. Самое опасное здесь – следовать за моральными паниками и мифами вокруг тех или других проявлений молодежной экстраординарности или инаковости. Мифы и моральные паники, порождаемые СМИ и поддерживаемые политиками, могут в свою очередь восприниматься и молодежью. Субкультурный пиар приносит не меньший вред, чем реальные физические столкновения, заканчивающиеся человеческими трагедиями. Борьба за презентацию, популярность, теле-видимость, за попадание в новостной топ может приводить к серьезным последствиям. «Показывают, следовательно существую», – это усвоили не только профессиональные политтехнологи. Реальную опасность, о чем говорят не только социологи, но и сама жизнь, представляют спекуляции на теме патриотизма и суверенных интересов нации.

Противостояние наци-скинов и антифа усложняется тем, что оно замешано на национальном вопросе, который на сегодняшний момент практически неразрешим, не только заброшен с социальной точки зрения, но и подогревается политиками. Когда власть молчит, молодежь начинает громить и действовать. Причины этого явления комплексны, в том числе – это современная форма проигрывания сценария «революционеров» и «борцов», что было во все времена (всегда дети играли в войну, красных и белых, фашистов и наших), сегодня плюс к этому – влияние культуры компьютерных игр, а также наследия холодной войны.

В нашем обществе различия между классами эфемерны, есть разные модели потребления. Постперестроечный кризис дошел до логического конца: выросло поколение, которое несет в себе странный протест, который выражается через тотальное недоверие к государству – и при этом высокий уровень лояльности к его первым лицам. Поколение, которое сквозь одни линзы видится аполитичным и пофигистским, сквозь другие – протестным, неуправляемым и морально нравственно деградирующим. Одни исследователи обнаруживают в молодежи жесткий прагматизм и готовность к принятию антидемократических мер ради сохранения статуса и положения, другие обнаруживают в молодежи готовность отвоевывать свои ценности вплоть до применения силы.

Опасно как недооценивать, так и переоценивать молодежь. С одной стороны – конвенциональная молодежь не готова и не способна к протесту. Оранжевой революции, которой так боялись (или делали вид, что боялись) политтехнологи, не произошло, и не могло произойти. С другой стороны, есть молодежные группы, в которых действительно происходят серьезные вещи. Юноши и девушки размышляют о том, что творится вокруг, живо и эмоционально реагируя на несправедливость, на национал-патриотические провокации. По большей части ареной самых жестоких политических битв становятся виртуальные сети Интернет, самой политизированной на сегодняшний день публичной территории молодежного протеста. На вопрос – будет ли молодежь громить витрины, можно ответить так: надо сегментировать молодежь и изучать разных молодых с точки зрения ценностей, интересов и практик, характерных для их групп и солидарностей, чтобы понять что нас ждет в будущем. Если мы действительно хотим это знать.