Памятник мирным протестующим с пистолетами

Коммунисты требуют починить памятник жертвам стачек в Ярославле. Памятник небольшой, денег на ремонт нужно немного. Вопрос в том, кто конкретно должен выделить деньги на ремонт — или фабрика «Красный Перекоп», или муниципальные власти. У фабрики и у властей, как вы понимаете, мнение противоположное (ссылка).

Лично мне ситуация кажется очень ироничной.

Начнём с того, что дореволюционные стачки мало чем отличались от обычного бандитизма. Представьте, есть фабрика — потихоньку работает, растёт, модернизирует производство, улучшает условия труда. Нормальных рабочих всё устраивает, так как Российская Империя развивается огромными темпами, и квалифицированные кадры в большом дефиците. Цитирую из воспоминаний Никиты Хрущёва, который подростком пас телят, а потом, не имея никакого образования, устроился учеником слесаря на завод в Донецке, который тогда назывался Юзовкой:

Сейчас это для некоторых бюрократов, наверное, звучит странно. Но это правда. Когда до революции я работал слесарем и зарабатывал свои 40-45 рублей в месяц, то был материально лучше обеспечен, чем когда работал секретарем Московского областного и городского комитетов партии. Я не жалуюсь, а просто иллюстрирую, как мы тогда жили.

Не хочу как-то противопоставлять условия жизни рабочих после революции и до нее. Я не нуждался в сравнении, хотя знал, что был обеспечен лучше в дореволюционное время, работая простым слесарем: зарабатывал 45 рублей при ценах на черный хлеб в 2 копейки, на белый — 4 копейки, фунт сала — 22 копейки, яйцо стоило копейку, ботинки — до 7 рублей. Чего уж тут сравнивать? А когда я вел партработу в Москве, то и половины этого не имел, хотя занимал довольно высокое место в общественно-политической сфере. Другие люди были обеспечены еще хуже, чем я.

Я женился молодым человеком, в 1914 году мне было 20 лет. Как только женился, получил квартиру. Следовательно, при капиталистических условиях, когда я работал рядовым слесарем, хозяин удовлетворял квартирами. И мне было больно, что я, бывший рабочий, при капитализме имел лучшие жилищные условия, чем сейчас мои собратья.

У меня тогда была спальня и кухня-столовая, помещение приличное, с деревянным полом и коридором, под ним погреб, куда складывались продукты. Каждая хозяйка занималась соленьями на зиму. В Донбассе существовал более богатый овощной ассортимент, чем тот, которым пользовались в Москве. Кроме того, рядом с домом стоял сарайчик для угля и дров. Рабочие при желании могли держать в сараях корову, свинью, кур, и многие их имели. А теперь?

Мы не могли молодоженов удовлетворить не только отдельной квартирой, а и местами в общежитии. Куда же дальше?

Понятно, что условия жизни рабочих в начале 20-го века были далеки от современных, горячая вода была далеко не у всех. Но всё же из года в год зарплату повышали, рабочий день уменьшали, вредные участки делали менее вредными. Поэтому рабочие не видели смысла участвовать стачках — их вполне устраивал быстро идущий прогресс. Однако решение о стачках, повторюсь, принимали не рабочие, а бандиты. И если нормальный рабочий отрывался от «коллектива», отказывался участвовать в стачке, социалистические бандиты просто расправлялись с ним физически, чтобы отбить желание идти на работу.

Разумеется, и сами стачки с забастовками были отнюдь не мирными. Цитирую из книги Михаила Архангельского, «Фрунзе». Это из серии «Жизнь замечательных людей», 1970:

…вице-губернатор Сазонов решил показать когти. 2 июня по его приказанию Кожеловский расклеил приказ, отпечатанный вне Иваново-Вознесенска: рабочим категорически запрещалось собираться на реке Талке. Однако все забастовщики явились на очередное собрание. И чтобы подчеркнуть мирный характер своего митинга, взяли детей, стариков. Да и день выдался чудесный: солнечный, ясный, теплый. Люди спокойно обсуждали дела; где-то заливчато пел баян; дети безмятежно носились по излучине реки. И вдруг послышался крик дружинника:

— Берегись! Казаки!

Но со стороны города опасности не было. И все подались к лесу, вовсе не ожидая, что именно там встретят их астраханцы, засевшие в бору с ночи. И началось позорное побоище: пьяная казацкая орда против мирных рабочих. Астраханцы с гиком носились между бронзовыми соснами, хлестали нагайками, били шашками, топтали копытами коней, стараясь оттереть людей к поляне, где удобнее действовать в конном строю.

— Бей пьяную свору! — закричал Фрунзе, выхватывая пистолет.

Дружинники начали ссаживать карателей из седла выстрелами из пистолетов.

Кстати, в 1905 было то же самое. Вооружённая толпа «рабочей массы» стреляла в солдат. В советской мифологии это даже не скрывали — тогда считалось, что «мирные демонстранты» имеют полное моральное право стрелять в представителей власти, что это доблесть, а не преступление. Для сомневающихся — вот статья Бонч-Бруевича в советской уже газете, где тот вполне откровенно рассказывает об этом (ссылка).

После революции, как верно отметил товарищ Хрущёв, условия жизни рабочих резко ухудшились. Вот, к примеру, типичная статья про завод. На календаре 1938, уже 21 год, как нет проклятого царизма, а заводские рабочие живут… прямо в овраге. Если буржуи, строя завод, строили сразу и жильё для рабочих, то советские руководители жильё часто не строили — не хватало предприимчивости, чтобы нормально всё организовать:



Теперь, когда мы всё это проговорили, гораздо легче понять, кто же по совести должен ремонтировать памятник в Ярославле. Коммунисты предлагают на выбор два варианта. Во-первых, это могут быть те самые власти, представителей которых мирные рабочие «ссаживали выстрелами из пистолетов из седла». Во-вторых, это может быть фабрика, работу которой мирные рабочие пытались всячески саботировать.

Кстати, если вы видите в названии советского предприятия слово «Красный», это обычно дореволюционное предприятие, которое большевики отобрали у настоящих хозяев и переименовали в свою честь. «Красный Перекоп» — не исключение. Это бывшая Ярославская Большая мануфактура, которая была основана в 1722 купцом Затрапезновым, и выросла за 200 лет в огромное передовое производство. Цитирую фрагмент про импортозамещение (ссылка).

…было устроено несколько казенных и частных опытных плантаций, для коих семена выписывались непосредственно из Америки. Товарищество «Ярославской Большой мануфактуры» не замедлило создать собственные плантации, преследовавшие цель культуры американского хлопка не только для потребностей своей фабрики, но и для распространения хороших семян среди туземного населения, независимо от раздачи товариществом настоящих американских семян, выписываемых им для этой цели из Америки значительными партиями.

Многие фабричные рабочие были талантливыми умельцами. И те изделия, которые ещё каких-нибудь лет 10 назад ввозили из-за границы за большие деньги, теперь изготовлялись здесь в России на ЯБМ. Продукция мануфактуры становилась все более разнообразной и отличалась яркостью расцветки, прочностью, добротной и изящной выделкой. Фабричные художники создавали сложные и оригинальные рисунки, выполняемые цветными нитками. Большой известностью пользовались скатерти с видом Ярославля, скатерти, украшенные цветами и т. д. столовое бельё поставлялось ко двору Её Императорского Величества. На изделия ЯБМ был большой спрос не только на внутреннем рынке, но и за границей, неизменно они получали высокую оценку. В начале XIX века английские купцы скупали изделия ЯБМ, ставили свои клейма и затем перепродавали

Как видите, ни у властей, ни у фабрики нет особых оснований любить «мирных рабочих» — скорее, наоборот. Однако в статье читателям предлагают всё же выбрать кого-нибудь ответственного — или власти, или фабрику:



На мой взгляд, именно в этом выборе и заключается вся суть левой идеологии. Коммунистам чего-то хочется, однако им даже в голову не приходит, что памятник своим сомнительным героям они могут отремонтировать самостоятельно. Коммунисты до такой степени убеждены, будто платить за них всегда должен кто-то другой, что вариант «скинемся и починим памятник» они даже не рассматривают.