Здоровенный кусок натурального толерастинга.

Периодически встречаю у своих русскоязычных знакомых насмешливые посты о том, что "в Америке с ума сошли со своей толерантностью”. Обычно приводятся пародийные видео и статьи по поводу протестов в университете Миссури (не могу найти на русском адекватную ссылку о событиях, желающим готова объяснить суть в комментах), а также скриншоты из последних серий Саус Парка с директором по полит-корректности.

Хочу написать пост по теме, чтобы если что на него отсылать, потому что я нахожусь внутри ситуации, в университетской среде США, и меня довольно сильно перекашивает каждый раз, когда я вижу, как люди абсолютно этому всему сторонние выносят суждения. Позвольте я расскажу вам, что такое эта diversity, с которой мы тут так носимся на примере своего собственного образовательного опыта.

Так вот. Как многим здесь известно, я учусь на магистратуре Колумбийского университета по специальности “литературное творчество”. Выпускники программы становятся писателями, редакторами, лит. агентами, сотрудниками лит. журналов, и, конечно же, преподавателями предмета “литературное творчество” в школах и институтах. В силу специальности программа преимущественно американская по составу студентов: владеть английским в достаточной мере, чтобы на нем писать, мало кому везет за пределами англоговорящего пространства, ну а в Великобритании и Австралии своих университетов полно. Среди студентов преобладают белые американцы, с небольшим количеством латино-, афро-американцев и американцев азиатского происхождения, с вкраплениями канадцев. Еще, конечно, какое-то количество студентов из бывших колоний в южной и юго-восточной Азии, где с английским хорошо, ну и всякие аномалии, типа меня, — девочки из Египта, Турции, Коста-Рики, мальчик из Бангладеша, пакистанцы, китайцы, японка, финн, шведка. Разнообразие, короче, есть. Кроме того, женщин больше, чем мужчин, и много бисексуалов, а также высок процент геев и лесбиянок. Цисгендерность доминирует, но местами размыта.

Тем не менее, преподаватели у нас преимущественно белые, гетеросексуальные и большей частью мужчины. Книги, которые они задают — большей частью написаны белыми гетеросексуальными цисгендерными мужчинами. Нарратив, которые они знают, как писать — это вот такой извечный Филипп Рот, которого я, честно говоря, люблю, но уже не могу, и Джонатан Франзен, которого не люблю, не могу и не буду. "Выпил бурбона; порефлексировал; помастурбировал и кончил в стакан от бурбона; вспомнил о маме и расстроился; вспомнил о папе, понял, что на него похож и еще больше расстроился; проверил работы студентов; подумал о самоубийстве; съел индийский ужин; почувствовал метеоризм; встретился со студенткой по поводу зачета; студентка разделась и показала большую грудь; во время секса со студенткой было трудно не пукнуть; после оргазма вспомнил о своей бывшей в Висконсине”. То есть все классно, но всегда об одном и том же разрезе человечества — американский белый, гетеросексуальный, цисгендерный мужчина, работающий на привилегированной работе, связанной с интеллектуальным трудом, и его тяжелая судьба. В последнее время все это пополам с чувством вины — даже Франзен на фоне Рота очень уж часто извиняется. Но так всё по-прежнему.

Неудивительно, что для большей части наших студентов, которые не являются уменьшенными копиями этих персонажей или самих преподов, то есть от лесбиянки, которая выросла среди свидетелей Иеговы до гетеросексуального сингапурца с опытом работы в гламурной прессе, это все абсолютно чуждый нарратив. И мы все постоянно ищем себе преподов, которые бы находились вне белой, гетеросексуальный, цисгендерной мужской парадигмы. За полтора года учебы у меня сменилось куча преподов, из них только три были белыми более-менее стрэйт/цис мужчинами. Один из них спал со студентками, но преподом на один семестр был отменным и научил нас писать клинически-идеальные предложения, из которых складывается Кафка. Другой был стабильно хорошим, ответственным и в себе сомневающимся молодым парнем с предметом так себе. Третий — приемный отец бирасового ребенка, занимающийся историей маргинализации итальянцев в Америке — с ним у меня был бесподобный мастеркласс. Остальные же все мои преподы, которые полностью изменили картину мира и сделали человеком — женщины, афроамериканцы, азиаты, латино, геи и лесбиянки, по отдельности и вместе. Потому что я — пансексуальная женщина смешанных кровей из незападной страны, оказавшаяся в западной, я много пишу о женщинах, об ЛГБТИ персонажах, о неспособности вписаться в контекст, о том, каково быть “другим”, и я не вижу смысла посещать лекции, семинары и воркшопы преподов, которые этого на себе не испытывали и об этом не задумывались. То же самое думает и большое количество моих однокурсников.

Такие же мысли посещают и читателей книг, и тех, кто смотрит кино и сериалы, и тех, кто реагирует на рекламу. Во всем этом хочется видеть себя. Поэтому в каждом приличном американском сериале, чему так удивляются мои русскоязычные знакомые, всегда есть, например, темнокожие и гомосексуалы — так же, как они есть и в американской аудитории этого сериала, которая за просмотр, в отличии от русскоязычных торрент-любителей, платит.

Я уклончиво читаю всех тех же ротов и франзенов, но удовольствия получаю гораздо меньше, чем от главных писателей последнего года для меня — украино-бразильянки, нескольких афроамериканцев и одного парня, у которого мать черная, а отец ирландец, гомосексуалов, лесбиянок и феминисток, бесчисленных латино, итальянки, нигерийки и узбечки. И каждый раз выбирая что почитать, я ищу писателей о “другом”. А выбирая класс, который я буду посещать в следующем семестре, я обращаю внимание на то, сколько в списке литературы книг авторов, не являющихся белыми, цисгендерными, гетеросексуальными мужчинами.

Казалось бы, проблемы нет. Среди преподов на нашем отделении все больше женщин, афроамериканцев, геев, и все мы к ним записываемся и у них учимся, и все счастливы. Но главный писатель США все равно Франзен, и большая часть литературной парадигмы всё такая же белая, мужская и унылая. Возьмите хоть журнал “Нью Йоркер”. Он о правильном, и правильно, но так однообразно и скучно. А все почему? Ага.

Ну или вот, например, что было на днях, на стыке нашего универа и литературного мира. Есть у нашего отделения литературный журнал, в котором каждый год редакция из выпускающихся магистров (то есть, в этом году — моих однокурсников) печатает разных писателей и проводит лит-конкурсы. Так вот, они тут анонсировали последний конкурс, где тексты победителей напечатают в 54-м выпуске журнала. Подать заявку может каждый, кто у нас не учится и не работает, и стоит она 15 долларов.

Теперь загвоздка — жюри. Три мужчины. Два белых, один латино. Все, как я могу судить, цисгендерные, вроде как гетеросексуальные. Одна женщина, Ясмин Бельхир, нью-йоркская поэтесса из Марокко, посчитала это странным. “Почему у вас все судьи мужчины? И двое из троих белые мужчины, почему так?” резонно спросила она в комментарии к промо-посту о конкурсе на странице журнала в фэйсбуке. В ответ на это СММ-менеджер журнала, женщина по имени Сара Лойтц, с которой мы в последнем семестре вместе были в одном воркшопе (у автора лучшего мериканского романа 2015 года и по совместительству афро-американца Пола Битти), ответила: “У журнала колумбийского университета на протяжении многих лет были судьи разных рас, происхождений, гендеров и ориентаций, каждого из них выбирали за их квалификации на соответствие должности, а не за их статус меньшинства; в этот год все просто так совпало. Но если ответить на более поверхностный вопрос — наверное, потому что они такими родились.” Дальше следовала гифка из фильма “Дрянные девчонки”, с надписью “Боже мой, Кэрен, нельзя просто так спрашивать у людей, почему они белые”.

В ответ на это Ясмин Бельхир написала открытое письмо нашему университету. Она осудила ответ Сары как попытку глупо, бесчувственно отшутиться, свести претензию Ясмин на нет и предположить, что меньшинства попадают на должности лишь потому, что являются меньшинствами. Ясмин также объяснила свою изначальную мотивацию. “Я, как коричневая писательница, устала от того, что мою работу оценивают белые мужчины. Я не пишу для них. Их взгляд, который всегда так сильно влиял на литературный мир, больше не нужен”.

Последовала реакция от журнала: Сару незамедлительно уволили, Ясмин адресовали письмо искренних извинений. Хорошее письмо. Пламенное. Ясмин понравилось, вроде. Но в комментариях к нему мнения разошлись: кто-то считает, что все правильно сделали, кто-то считает, что Сара — козел отпущения, а Ясмин, мол, погнала. И, в общем, начинается тот же дискурс: совсем, типа, со своей полит-корректностью офигели.

Так вот, я всецело на стороне Ясмин. Потому что не передать словами,сколько раз я слышала от мужчин о том, что мои тексты — “женские”, то есть, такие, что в одной категории с “мужскими” их рассматривать нельзя. Сколько раз темы, которые меня волнуют и о которых я пишу для таких же, как я, скидывали со счетов, потому что они про маргинальные опыты. Про расовый компонент я не считаю себя вправе рассуждать, но в целом, если ты не белый американец, а кто угодно еще, африканская поэтесса или русская писательница прозы, то ты все равно нишевый продукт, от которого хотят экзотики для разнообразия, а не великого американского романа, так как для этого есть Франзен. Это неправильно. И Ясмин была абсолютно права, когда решила задать свой вопрос о половой и расовой принадлежности судей. Колумбийский университет со сравнительно недавнего времени открыт для студентов всех полов и рас, так как diversity — идеал. Соответственно, писатели, представленные литературным журналом университета должны быть разных полов и рас. И люди, отбирающие их, должны быть разных полов и рас. Не по причине принадлежности к меньшинству. А просто потому, что среди нас очень много сверх-талантливых людей, в том числе имеющих достаточные квалификации для этого судейства.

В общем, может быть, я не смогу вас убедить в том, что diversity — это важно, что общество внутри университета и его подразделений — хрупкая экосистема, в которой очень важно правильно все делать, чтобы были не только пескари и гуппи, но еще и рыбы-клоуны, и золотые рыбки, и акулы, потому что так красивей и лучше. Но хотя бы понимайте, пожалуйста, что все эти движения, происходящие в американских университетах — это не просто показатель того, что тут все чокнулись. Это показатель работающего института гражданской борьбы. И все скандалы — это не излишества воинственных радикалов, а последствия конкретных необдуманных действий индивидуумов из числа большинства, которые, увы, имеют возможность поставить под сомнение достоинство меньшинств.

Конечно, проблема гораздо шире и сложней, чем я выше написала, поэтому буду рада ответить на любые дополнительные вопросы по теме. Спасибо за внимание. Всем любви.