ШКОЛА, ЗАВОД И КОНКУРЕНЦИЯ

ШКОЛА, ЗАВОД И КОНКУРЕНЦИЯ

Борис Ихлов

Книги В.Резуна "Ледокол" и "Аквариум" знамениты благодаря оценке II мировой войны. Не принимая сторону Гитлера, автор находит аргументы против поддержки СССР в этой войне: если бы не Гитлер, Сталин, который готовился к мировой агрессии во имя всемирной революции, мог завоевать и окоммунистичить Европу, а это было бы не лучше фашизма. Резун не первооткрыватель - эта позиция попросту выражает интересы дипломатии Англии и США военного периода.

Для последователей Тони Клиффа, Отто Рюле, Раи Дунаевской, придерживавшихся концепции госкапитализма в СССР, в книгах Резуна вообще нет ничего нового: боролись две идентичные по содержа­нию, различные по идеологической вывеске капиталистические системы. Причем Клифф и пр. игнорируют тот факт, что со стороны СССР эта война носила освободительный характер, и не было возмож­ности осуществить схему 1917 года (поражения собственного правительства и инициирования революции в Германии. В связи с этим работы Резуна трудно отнести к разряду исторических. Возни­кает вопрос: зачем же они написаны? Если отбросить доказательства того, что Сталин был готов начать войну, разве что не успел, то видно, насколько значительное место в книгах занимают наставления, как нужно трудиться. До седьмого пота, как будущие чемпионы. Выжимать из себя все, и только тогда не ты будешь работать на кого-либо, а кто-либо будет работать на тебя, ибо - конкуренция.

В конце 80-х тема конкуренции стала одной из основ новой системы идеологем, важной составляющей инструментария зомбирования российского населения, ее использовал еще Хейзинга в конце 30-х, затем Фукуяма и другие буржуазные демагоги.

Конкуренция - двигатель экономики, с помощью "естественных" законов конкурентного отбора общество избавляется от больных и неполноценных. В 1980-м Рей­ган призывает усилить экономическую конкуренцию, которая в то время снизи­лась до исключительно низкого уровня. На заре перестройки на ТВ советские артисты призывают ввести конкуренцию в сфере искусства, чтобы избавиться о посредственности.

Не миновала тема и систему среднего образования. Упор делается на специализированное образование, многие школы переведены в разряд элитарных, чтобы в них учиться, необходимы большие деньги.

В постперстроечной прессе высказывалась мысль, что "детей нужно просеи­вать, как песок, чтобы оставались золотые крупинки" (О. Штраус, газета «Звезда», Пермь, 1992). Впридачу к конкурсу детей на­селение столкнулось с конкурсом родителей. В то же время школы стремительно деградируют. Урезаны программы по физике, математике, русскому языку и литературе.

По оценкам Всемирного банка доля расходов на об­разование в валовом внутреннем продукте составляла в СССР в 1970-м 7%, в РФ в 1994-м 3,4%, т.е. сократилась официально более чем в 2 раза. На самом деле в 4 раза, т.к. ВВП на душу населения в РФ по сравнению с доперест­роечным периодом снизился вдвое. Сократился выпуск художественной литературы для детей в 1990-94 гг.: по книгам примерно в 3 раза (с 99,5 млн до 34,9 млн), по тиражу газет почти в 20 раз (с 13,3 млн до 717 тыс.); по разовым тиражам журналов примерно в 6 раз (с 20,2 млн до 3,6 млн). Сокращение расходов не так страш­но, ибо некуда становится расходовать: школы закрываются, в особеннос­ти, в сельской местности.

Если в брежневские времена от учителей можно было услышать "Дарвин был ну­жен - Дарвин родился", "Цитоплазма обеспечивает связь между ядром и цитоп­лазмой", или встретить математика, не знающего неравенств, если университет посылал не сдавших сессию физиков преподавать в течение года в сельских шко­лах зоологию и историю, которые до них преподавали окончившие десятилетку, то сегодня от абитуриентов, поступающих на физические факультеты, можно вполне услышать: "Резерфорд брал ядра атомов и складывал их в цинковый ста­кан". Резко сокращаются наборы. Деградация школы стала одной из причин дег­радации вуза. Студентам преподают те, кто после вуза никогда не ра­ботал и не работает по специальности. Как и вчера, сегодня рабочие-вечерники не стесняются складывать километры с рублями. Знания в процессе производства не востребованы, а востребован диплом для ухода с места рабочего на должность начальника.

Одним из нововведений стали оценки, выставляемые учениками учителям. Но зачем детям знания? Их учеба в школе и вузе уже оплачена, и ни один руково­дитель, преподаватель не откажется от денег.

Одним из источников деградации школы является остановка предприятий и без­работица. Дети, либо следуя идиотским телепередачам о западном житье-бытье, покидают школу во имя рыночной романтики, либо вынуждены зарабатывать для пропитания семьи. С последующим прессом со стороны системы, которая делает из детей пожизненных должников, боящихся за свою жизнь и жизнь родителей.

"Ум, любя простор, теснит", - сказал Пушкин и был вытеснен с литературного рынка Булгариным. Конкурс - это армия безработных, жарко дышащих в затылок. "Допустим, - пишет Джон Стейнбек, - ты предлагаешь работу, а охотник на нее найдется только один. Значит, сколько ты не попросишь, столь­ко ты и дашь. Теперь предположим, что охотников не один, а сотня ... Предпо­ложим, у них есть дети, и дети сидят голодные. На каких-нибудь десять центов их можно накормить маисовой кашей. ... А народу набежала целая сотня. Пред­ложи им такой заработок, да они из-за него глотки друг другу перер­вут." ("Гроздья гнева").

Увы, благими намерениями дорога в ад вымощена - попытка растрясти равно­душное даже к деньгам российское болото окончилась неудачей. И российские, и зарубежные социологические исследования, отмечают экономисты Владова и Раб­кина, говорят о том, что увеличение резервной армии труда, "перевод из скры­той безработицы в явную", как сформулировал задачу собственного правительст­ва Гайдар, вовсе не приводят к повышению производительности труда из-за кон­куренции. Можно до бесконечности "прививать сознание" героя, который смог, сумел, один против всех и т.д., но на практике и у нас, и "у них" результат один - атрофия интереса к труду. Есть системная причина: если тебя столкнули с круга, тебе труднее на него вернуться, нежели тем, кто на круге, там ос­таться. Россию после доперестроечной атрофии к ближнему своему постигла беспрецедентная, обескураживающая атрофия к жизни.

Разумеется, конкуренция существовала и в советской системе. О ней так кра­сочно пишет В. Резун - между ГРУ и КГБ. Но была конкуренция между конструкторскими бюро, в ней гибли выдающиеся проекты. Так создавались великие летчики: если ты не рвешь жилы, то ты сгодишься лишь на то, чтобы кого-нибудь прикрывать, и в ближайшем бою будешь сбит. Если ты активен - уже тебя будут прикрывать, "на тебя будут работать". То есть, выполнять черновой отупляющий труд.

В СССР конкуренция - за работу на современном станке. За получение жилья. Между сдельщиками и повременщиками. Конкуренция между городом и деревней, в кото­рой более организованный город довел деревню до ручки. Между однотипными заводами Урала и столичными.

Специализация школ давала значительное преимущество при поступлении в ву­зы, причем для того, чтобы ребенок учился в языковой школе, родителям необ­ходимо было пройти тест на состоятельность и "неханжеское" отношение к по­даркам для дирекции. Существовали и "более специализированные" школы – для детей госслужащих, выдающихся ученых и т.д. Детей, заранее обреченных быть вундеркиндами.

Сегодня элитарное образование легализовано. Николай Смоленс­кий, сын главы банка "Столичный", учится в Кембридже, Алексей Чубайс - сту­дент Высшей школы экономики, Владимир Кириенко - в лицее информационных тех­нологий, внук скульптора, Василий Церетели - окончил школу ООН и поступил в школу изящных искусств в Нью-Йорке, дочь "олигарха" Лиза Березовская - вы­пускница Кембриджа, внук Ельцина, Борис Ельцин перевелся в Винчестерский колледж, чтобы готовиться к поступлению в Оксфорд. Жанна Немцова, Ваня Пота­нин, Надя Михалкова (дочь режиссера), внучки Горбачева и Черномырдина учатся в знаменитой московской школе N1239, куда без специального пропуска не могут попасть даже родители ("Профиль", N24(104), 1998). "Элите общества, - пишет Бакунин, - для сохране­ния своего положения достаточно одной привилегии - образования" ("Наука и народ", в кн. "Философия, социология, политика", М., "Правда", 1989).

Так получаются великие актеры, на которых работают армады обслуги. Больше внимания будущим чемпионам - детям с иск­лючительными способностями! Вспомним, как Резун описывает усилия, необходи­мые для рекорда. Будущее чемпионов известно - как правило, инфаркт. И чем ближе к центру, тем сильнее конкуренция. На кафедре теоретической фи­зики МГУ два соперничающих научных сотрудника не желают показывать друг дру­гу даже ссылки на литературу. Воровство диссертаций, статей, результатов. Если ты получил звание кандидата наук, на тебя начинает работать обслуга - студенты, аспиранты.

В условиях конкуренции ты обращен не на предмет, а на соседа. Результат - деградация науки в СССР.

В то же время ориентация на предмет постоянно подавлялась и подавляется. Не дай бог написать работу, противоречащую диссертации начальника ла­боратории. Если ты рабочий и хочешь внедрить изобретение, то первое, с чем ты сталкиваешься (и раньше, и теперь), это присвоение твоей идеи начальни­ком. Далее предполагается повышение производительности труда после внедре­ния. Однако вступает в силу технологический шпионаж, изобретение "размножа­ется" и работодатель по законам рынка вынужден снизить цены на продукцию до прежней. Что касается рабочего, стоимость его рабочей силы определяется не возросшим количеством деталей, а тем же самым рабочим временем, т.е. не изменяется. Следовательно, рыночная конкуренция, как и соцсорев­нование, не изменяет положения рабочего.

Допустим, внедряется новая технология, которой обучают рабочих. Стои­мость квалифицированной рабочей силы выше, следовательно, платить должны больше. История СССР показывает, что закон стоимости прекрасно работает в командно-административной системе: производительность и качество повышаются, но администрация, выполняя за рынок его работу, срезает расценки. После чего рабочие начинают "отлынивать", крушить новые станки или снижать качество, возвращая продукции ее первоначальную стоимость. В целом изобретение в СССР затухало на 3% предприятий, в США в 80е внедрялось лишь 10% изобретений. Таким образом, конкуренция тормозит прогресс.

Призыв Рейгана, который начинающие реформаторы взяли на вооруже­ние, как оказалось, вовсе не был обращен к крупным финансово-промышленным структурам. Зарубежные СМИ в 1993 г. с удивлением отметили, что антимонопольное законодательство в США действует не лучше мо­рального кодекса строителя коммунизма. Общества потребителей (консьюмерис­тов) выяснили, что монополии всегда готовы договориться друг с другом о цене на продукцию и рабочую силу. Не дай бог продать продукт по демпинговым ценам или дорого купить рабочих. Призыв обращен в к рабочим, против их солидарности.

Однако конкуренция существует не только как идеологема, к кому бы она об­ращена ни была. Как бы ни договаривались между собой предприниматели против рабочих, уговорить их не перегрызать глотки друг другу в ситуации, далекой от рабочих волнений, невозможно. Например, в советское время один из пермских ученых расправился со своим свердловским конкурентом таким образом: приказал распилить уникальную установку, привезенную из Свердловска.

Архаичные догматы нацизма, расизма, джингоизма в 90-е будто бы ушли в небытие. Согласно современ­ной научной концепции популяционной генетики геномы активности превалируют только у 10% населения планеты, причем эти проценты, как обнаружили изумлен­ные исследователи, сосредоточены, в основном, в США. А здесь, в России - своя популяционная генетика. Некоторые быстро перестроившиеся журналисты всерьез полагают, что рабочими становятся потому, что ленятся в школе (И. Ко­лущинская, 1988). И так все 80 млн рабочих в СССР. Общество вынуждено построить множество заводов, чтобы не шлялись по улице!

Финансовые магнаты в своем кругу не читают на­учных трудов. В японских средних школах, кроме "общеяпонского" патриотизма, культивируют "фирменный" патриотизм: работники одного предприятия должны поддерживать друг друга, а не конкурировать. Хотя и здесь присутствует тенденция разобщить рабочих - путем так называемых "кружков качества", что-то вроде соцсоревнования, а со­лидарность рабочих подменить, как и в СССР, абстрактным патриотизмом, служе­нием высшему. На одном из совместных российско-японских предприятий директор завода попытался заставить российских рабочих петь перед началом работы гимн предприятия на японском языке. Рабочие разбежались: уже слишком напоминает недавнее прошлое.

Однако гены действительно у всех разные. По наследству передаются не толь­ко цвет глаз или волос, но и способности. У собак наследуются даже динами­ческие стереотипы. Что говорить о людях. Оказавшийся для своего времени иск­лючительно демократичным тезис Надежды Крупской, что душа ребенка - tabula raca (чистая доска), на которой можно написать, что угодно - оказался невер­ным. Все так, но из этого можно делать разные выводы. "Для евреев, алкоголи­ков и прочих неполноценных - печи", - предлагал Гиммлер. Между тем в Восточ­ной Германии акцент был сделан именно на массовом спорте - и как эта малень­кая страна конкурировала с огромным СССР! Во многих советских спортшколах учеба строилась на том же принципе: больше внимания слабым. (Ох, как не лю­бят это "все поделить"!) В результате дети с менее развитыми способностями часто достигали больших успехов, нежели способные.

Действительно, люди рождаются с разными способностями - не дай бог упус­тить золотую крупинку! Допустим, двое рабочих, один сильный, другой слабый, работают вместе в бригаде и грузят кирпич. Сильный, разумеется, погрузит больше. Как будем платить? По конечному продукту? Тогда слабый получит мень­ше, а поскольку он, скажем, выкладывался полностью, как и сильный, восстано­вить свою рабочую силу окажется не в состоянии. Платить будем по живому тру­ду, то есть, уравнительно. Уравниловка есть завоевание кооперации, которая возникла на заре капитализма для снижения издержек производства. Такого типа ликвидация конкуренции дает больше шансов слабым в сфере физического труда и приводит к повышению производительности труда в целом. Так отношения частной собственности ограничивают в данном случае талант силы.

Итак, ликвидация конкуренции приводит к снижению издержек производства на этапе возникновения капитализма и снижает издержки на этапе возникновения монополистического капитализма. Это понимает любой японский или американс­кий монополист, ограничивая конкуренцию в собственном промышленном хозяйс­тве. В то же время он не в состоянии полностью устранить все проявления не­умолимого закона стоимости. Те монополии, которые имеют норму прибыли, меньшую, чем средняя, вылетают с круга. Таким образом, сконцентрированный банковский капитал подавил в начале века мелкие банки. Действительно - ник­то с этим не спорит - более качественный товар является более конкурентос­пособным и оттесняет менее качественный. Речь идет лишь о том, что на раз­ных этапах развития экономики конкуренция играет различную роль, а сегодня ее негативные стороны очевидны.

Следовательно, очередным шагом в ограничении конкуренции должна стать ее ликвидация между монополиями в национальном, а далее - в межнациональном масштабе.

Населению же предлагают некий образ "честной" конкуренции, которая обес­печивает качество помимо закона стоимости. В основе этой конкуренции лежит биологический естественный отбор, уничтожающий слабых и дающий преимущества в развитии сильным. Никакой трагедии вылетевших с круга нет, потому что это "естественный" закон, и по-другому быть не может.

Но ведь тогда и Сталин, и Гитлер - естественный закон, и нечего возму­щаться по поводу Октябрьской революции... История экономической конкуренции служит убедительным доказательством тому, что общество имеет качественное отличие от животного мира хотя бы в том, что в нем нет законов, независимых от человека.

Втихую ограничивая действие закона стоимости, устраняя конкуренцию для себя, монополист использует все средства для насаждения конкуренции среди других. "Когда рабочие, - констатирует Маркс, - открывают, что степень ин­тенсивности конкуренции между ними самими всецело зависит от давления отно­сительного перенаселения; когда они ввиду этого стараются уничтожить или смягчить разрушительные для их класса следствия этого естественного закона капиталистического производства, - тогда капитал и его сикофант, экономист, поднимают вопль о нарушении "вечного", ... "священного" закона спроса и предложения. Всякая связь между занятыми и незанятыми нарушает "чистую" иг­ру этого закона. А с другой стороны, поскольку неприятные обстоятельства, например, положение в колониях, препятствуют созданию промышленной резерв­ной армии, а вместе с нею и абсолютной зависимости рабочего класса от класса капиталистов, то капитал... восстает против "священного" закона спроса и

предложения и старается помешать его действию посредством принудительных мер." ("Капитал", т.1, с.655, М., Издательство политической литературы, 1969).

Если же труд творческий, то конкуренция означает сравнение произведенных товаров на рынке. Разумеется, каждый шедевр в существующей системе имеет цену в деньгах, поскольку на любых общественных явлениях лежит печать част­ной собственности. Но вряд ли кому-то придет в голову сравнивать "товар" Пастернака с "товаром" Цветаевой. Они несравнимы, потому что уникальны.

Что касается надбавок за квалификацию, то это, во-первых, покупка соци­ального спокойствия за счет надбавок части квалифицированных, для разделе­ния и чтобы не требовали другого по содержанию труда - творческого. Напом­ним, во-вторых, что замена технологий даже в Западной Германии привела к выбрасыванию за проходные именно квалифицированных рабочих. Нельзя же до­пустить, чтобы работодатель хависел от "золотых рук". В-третьих, - и это главное - все тот же закон стоимости обязывает куплю-продажу товаров по стоимости, а частности, покупку той рабочей силы, которая занята абстракт­ным (усредненным, одинаковым, однообразным) общественно необходимым трудом. Если вложены деньги за обучение и на получение квалификации (а также в биб­лиотеки, в книги, журналы и т.д.), то стоимость рабочей силы возрастает. Если за нее заплатят меньше, то рабочий будет работать по старой квалифика­ции, некачественно, и, соответственно, прибыль упадет. "Хороший" капита­лист, пишет Маркс, всегда готов прилично обеспечить рабочего. Для конкурен­тоспособности продукции.

Но - еще раз: к кому обращена идеологема конкуренции? К рабочим, но не к людям более свободного (творческого) труда, не к общественной элите. В одной из передач "Сегоднячко" ведущий Новоженов, перечисляя выдающихся музыкантов, Бетховена и т.д., в своей обычной манере безапелляционного произнесения сен­тенций сидящего в теплой ванне, проговаривает: "Это дар божий, не каждому дано, да и не нужно это, чтобы каждому..." Приглашенная похвалить телевиде­ние артистка Мирошниченко сдавленно пытается возразить: "Как... не нуж­но?..", но ее тут же прерывают. Как видим, элита не желает расширения своего социального слоя, конкуренции в собственной среде. Она не хочет, чтобы рабо­чий класс исчезал бы вместе со всеми социальными различиями, то есть, чтобы труд рабочего становился интересным, творческим, вытесняя тем самым получив­ших дворянские степени и звания и лишая пожизненной культурной ренты.

Речь идет именно о подобии интеллигенции, о тех, кто занял теплое место в Москве при науке или искусстве. О тех, кто выдает себя за ученых или ар­тистов. Потому что настоящий художник не допустит брака, он не станет гово­рить, как в 1982-м артист Ларионов студентам и аспирантам МГУ: "Настоящее искусство должно быть хорошо оплачено. Как Марк Тайманов о Фишере: "Сколько должен получать гений? Бог мой, да сколько захочет..." Ему нужно необходи­мое, которого, как правило, лишают и у нас, и у них... Не лишают только так называемую элиту, которая не искусство и не наука, а около, которая всегда готова сплясать по заказу. Необходимое, и не больше, ибо, как пишет Борис Пильняк, у творческого человека "меньше фанаберских интересов, у него другие интересы" ("Красное дерево"). Вещное богатство, пишет Достоевский, не расши­ряет, оно сужает духовный мир ("Идиот").

Есть мнение, что отсутствие конкуренции приводит к отсутствию "стимула" (палки, в переводе с греческого) - к просиживанию на рабочем месте и нека­чественной продукции. Однако в этом нужно винить систему кооперации, усред­нения, являющуюся частью системы отношений частной собственности. То есть, однообразный, отупляющий, "обезличивающий", как пишет Маркс, труд. Например, на таком современном предприятии, как "Ситроен", рабочие рады остановкам конвейера и даже квалифицированные рабочие всегда готовы "отлынивать". Не потому, что по природе ленивы, а просто не ценят себя дешевле денег: ведь только творческому человеку работа в радость. Кого же может вдохновить двад­цатилетний однообразный труд? Неужели призывы Рейгана или устроение "соцсо­ревнования"?

Что касается интеллектуального труда, то, например, в компьютерном бизнесе разрешены ошибки (брак), фирма не несет за них ответственности. Поэтому в результате конкуренции допускается масса ошибок из-за спешки, в первую оче­редь теми, у кого много денег - фирмой Билла Гейтса... То есть, для настоя­щего ученого конкуренция с себе подобными - не просто разобщающий фактор, а толчок к производству некачественной продукции. Таким образом для ученого или художника - если они действительно таковыми являются - отношения частной собственности являются неприемлемыми...

Что значит - отношения частной собственности? Рыночный обмен продукцией вследствие общественного разделения труда на умственный и физический, в частности. Следовательно, коренной интерес рабочего класса - уничтожение ра­бочего класса для освобождения труда, перевода его в творческий, есть инте­рес интеллигенции. Как выразился Маркс, "все слои общества должны осознать интерес рабочего класса как собственный". "Вымрет пролетариат", - дополняет Б.Пильняк, - потому что современные машины требуют не физической силы, а об­разования (там же).

Приведем доперестроечную таблицу количества лет обучения в ряде стран мира.

(Angus Maddison, "The World Economy In The 20th Century", Development Centre Studies OECD, Paris, 1989)

Разумеется, нужно также учитывать качество обучения, которое, например, в СССР выше, нежели в США. Но не очевидна ли зависимость между ростом уровня развития производства и ростом образования? Стоит сравнить данные таблицы с данными величин валового внутреннего продукта на душу населения в перечис­ленных странах, чтобы убедиться в этом. Заметим лишь, что сегодня речь идет о получении всеобщего высшего образования (в СССР высшее образование имели 11% рабочих, занятых физическим трудом).

Сегодня только ленивый не говорит о деградации вуза. Однако то, что происходит в "независимых", "надклассовых" науке или искусстве, оказалось в сильнейшей степени подчинено тому, что происходит на заводе. И если не устали говорить о себе, значит, еще не вызрело в обществе то, чтобы интеллигенция кожей почувствовала унижение рабочего обезличивающим трудом...

Не вызрела еще и потребность рабочего в творческом труде. Пока удовлетво­ряет "достойная" оплата. Хотя угнетает сама обезличивающая работа, а не низкая оплата за нее. То есть, различие между умственным и физическим (точнее, между абстрактным и конкретным, в терминах Маркса) трудом еще не развито до противоречия. Иначе бы рабочие бастовали при невыплате зарплаты учителям или преподавателям вузов.

"Уровень развития капитализма определяется тем, - пишет Маркс, - насколь­ко наука стала производительной силой." До брежневских времен высшее обра­зование, как уже указывалось, не было востребовано процессом производства. Значит, капитализм еще недостаточно развился, чтобы перейти к новым производственным отношениям. Потому и Октябрь потерпел поражение, что для конт­роля на госчиновником, для того, чтобы знать, что делать с властью, для ов­ладения отношениями частной собственности, чтобы иметь возможность преодо­леть ее, отсутствовало это условие, отражающее уровень развития капитализма - образование.

То есть, речь вовсе не идет о том, чтобы ликвидировать элитарные школы. А о том, чтобы элитарное образование было доступно всем. Оказывается, это эко­номически выгодно - уверяю, что Форд не от хорошей жизни устраивает для сво­их рабочих университетское образование. Во Франции в 1995-м проходят мощные демонстрации против перераспределения средств из государственных школ в частные. В Ливане в декабре 1996-го Партия Труда требует хлеба и образова­ния. В Канаде профсоюзы борются за универсальное образование для рабочих против узкоспециализированного.

Как видим, элита общества вовсе не заинтересована в трате денег на обуче­ние рабочих и их детей. С другой стороны, развал непомерно раздувшихся аппа­ратов управления монополий, снижение качества продукции из-за отлынивания от скучной работы, снижение производительности труда из-за того, что, например, поломка в одном звене конвейера останавливает весь производственный процесс, показывает, что наступит момент, когда дробление труда, упрощение операций, т.е. быстрое и недорогое обучение, станет тормозом развития производительных сил.

Тогда и только тогда пойдет речь о перераспределении средств для обучения, только тогда встанет вопрос об использовании властных рычагов для этого перераспределения. Из фондов развития предприятий, городских, област­ных и государственных бюджетов. Встанет вопрос об управлении производством "в интересах рабочего класса", т.е. для замены содержания труда на творчес­кий. Только тогда пробьет час капиталистической интеллектуальной собствен­ности!

Что получается? Высокотехнологичные разработки "детей начальников" не мо­гут найти применения в отсталом производстве. Каждый день во всем мире у сотен миллионов детей утрачиваются способности, гибнет интеллект, в душе у сотен миллионов детей умирает Моцарт. Осуществляемая сегодня школьная реформа следует лишь нелепым идеологемам средств массовой информации типа "конкуренция - двигатель прог­ресса". А возможна она лишь в связи с перспек­тивами экономического развития.