Выдавливая из себя Сталина...

Дмитрий Медведев сформулировал новую официальную точку зрения на сталинский террор. Что, наконец, сказала власть и что так и не решилась произнести?

75 лет назад 15 мая 1935 года в Москве открылась первая линия метрополитена имени Л. Кагановича. Она шла от станции «Сокольники» до «Парка культуры» и поражала отделкой и замечательными образцами искусства в стиле соцреализма. Московское метро воспринималось как яркий символ успехов политического строя, созданного в СССР. Многие граждане страны искренне верили, что эти успехи вызывают ненависть со стороны врагов социалистического государства, которые делают все, чтобы его разрушить. Именно так было понято массами убийство 1 декабря 1934 года С. Кирова. Было объявлено, что он стал жертвой заговора врагов СССР. Особенно убеждать в этом никого не требовалось. В тот же день в стране был введен упрощенный порядок ведения следствия: смертные приговоры выполнялись теперь в течение 24 часов.

19 мая 1935 года ЦК ВКП (б) разослал в соотвествующие органы секретное инструктивное письмо, в котором прямо ставилась задача активно выявлять врагов рабочего класса. Таким образом, ровно 75 лет назад то, что потом назвали сталинскими репрессиями, окончательно приобрело системный, управляемый и планируемый характер. В массовом сознании навсегда пересеклись два мощнейших феномена: действительно впечатляющие, видимые невооруженным глазом успехи СССР и огромная, но не очень заметная внешне репрессивная машина, ставшая символом сталинизма. Они раскололи историческую память народа, стали основой политических и идеологических споров на десятилетия вперед. Даже Великая Победа в войне с фашистской Германией не примирила эти две самые большие и яркие стороны советской действительности.

До сих пор Сталин врывается в настоящее, становясь неотъемлемой частью нынешней жизни и политики, не позволяет воспринять прошлое как нечто целостное и единое. Он есть пример того, как непохороненное прошлое неизбежно делает сегодняшний день своим главным заложником, тянет его назад и не позволяет взглянуть в завтра. Для одних — великий, для других — ужасный Сталин давно умер, но его образ, его дело, аура и миф живут в сердцах и умах миллионов людей, неспособных совместить великие успехи и не менее великие трагедии недавнего прошлого, расставить приоритеты, отделить зерна от плевел.

Похоже, что Сталин, также как и Петр Первый, Ленин, Чингисхан, Наполеон, Генрих Восьмой и некоторые другие исторические персонажи, никогда не найдет однозначной оценки, навсегда останется фигурой, притягивающей внимание потомков. Такова особенность исторической памяти человечества. Сталин — это крест, который России и ее народу придется нести всегда. Важно, однако, чтобы это был крест прошлого, а не настоящего или будущего, чтобы мертвый Сталин действительно лежал в своей могиле, а не хватал живых за руки, ограничивая свободу их выбора.

В России этого не добиться без действительного желания высшей власти. Оценки роли Сталина и сути сталинизма, которые дают сегодня Путин и Медведев, важны. Интервью президента «Известиям» накануне 65-летия Победы интересно не только для понимания личности самого Медведева, но и всего процесса десталинизации российского общества.

Несколько деталей этого, конечно, далекого от импровизации интервью обращают на себя особое внимание. Во-первых, Медведев счел необходимым подробно объяснить свою личную и государственную — обе крайне негативные — позиции в отношении Сталина. Похоже, что российские власти понимают политическую опасность хотя бы малейшего отождествления в общественном сознании их самих со Сталиным и сталинизмом. То, что президент вынужден публично открещиваться от «ренессанса сталинизма», уверять, что он не допустит возврата сталинизма в повседневный быт, лучше всяких аргументов показывает, что на самом деле некий «ренессанс сталинизма» сегодня в России все же происходит. Да и риторика Медведева в этом вопросе носит скорее защитный, даже пассивно-агрессивный, но не очень убедительный характер.

Во-вторых, в критике Сталина президент содержательно пошел не намного дальше, чем, скажем, Хрущев в своем секретном докладе на ХХ съезде партии, однако для характеристики сталинского режима выбрал весьма жесткие и точные слова: «диктатура» и «тоталитаризм», «при котором подавлялись элементарные права и свободы». Причем впервые российский лидер прямо распространил эти характеристики на весь послевоенный период истории СССР и признал, что сталинский тоталитаризм в равной степени распространялся на все соцстраны.

В свете недавних высказываний Путина и самого Медведева о Катынской трагедии, мне кажется, здесь формируется некоторая последовательность оценок.

В-третьих, Медведев назвал Сталина преступником, который «совершил массу преступлений против собственного народа». Впервые российский лидер сказал, что это позиция «руководства страны», то есть в соответствии с российской политической культурой это официальная позиция. Таким образом, теперь Сталин официально является преступником, совершившим множество преступлений. Вопрос можно считать закрытым, причем вне зависимости от юридической стороны дела.

В-четвертых, эти преступления для самого Медведева — и, видимо, для всего руководства страны — явно перевешивают достижения того периода: «несмотря на то что он много работал, несмотря на то что под его руководством страна добивалась успехов, то, что было сделано в отношении собственного народа, не может быть прощено». До этого словосочетания типа «несмотря на» ставились любыми официальными лицами перед упоминанием преступлений, а не достижений того времени. Медведев даже счел необходимым подчеркнуть единство государственной позиции по Сталину «с момента возникновения нового российского государства», то есть впервые сформулировал идеологию российской власти с 1991 года как антисталинизм.

В-пятых, в канун 65-летия Победы нельзя было обойти вопрос о роли Сталина в ее достижении. Однако то, что сказал Медведев по этому поводу, вызывает разочарование. «Есть, — сказал президент, — абсолютно очевидные вещи: Великую Отечественную войну выиграл наш народ, не Сталин и даже не военачальники при всей важности того, чем они занимались. Да, их роль была, безусловно, очень серьезной, но в то же время войну выиграли люди ценой неимоверных усилий, ценой жизни огромного количества людей». И чуть дальше: «Хотя это очень тонкая тема. Подчеркиваю, это уже не оценки Сталина как личности, которая несет ответственность перед российским и советским тогда народом, а оценки Сталина как руководителя того периода. У него были и слабые решения, и очень сильные решения, в том числе в военный период. Этого тоже вычеркивать нельзя».

Похоже, что вопрос о роли Сталина в войне остается открытым, и «государственной позиции» по нему Медведев сформулировать не смог. Его формулировки повторяют все, что ритуально говорили все без исключения советские лидеры по этому поводу. Примерно так же неоднократно и публично формулировал свою позиции и сам Сталин, в том числе в известном тосте на приеме в Кремле в мае 1945 года.

Конечно, можно указать еще некоторые очевидные слабости президентского интервью. К примеру, попытка свести возврат сталинизма в стране к соотвествующей символике или развешиванию платаков с изображением Сталина выглядит сильным упрощением, если не сказать больше. Так и остается непонятным главное: что именно Медведев имеет в виду под «сталинизмом», и невозможность возврата чего именно он, как президент, исключает. Также, например, можно задаться вопросом, почему свободный доступ к документам ограничивается военными архивами, в то время как российская власть сегодня один из самых закрытых институтов такого рода в развитых странах и т. д.

Однако ценность интервью в другом. Медведев пошел в осуждении Сталина и его режима дальше Путина, который никогда не использовал в этом случае слово «преступление», а лишь говорил о «неприемлемой цене» успехов того времени. В ходе прямой линии в декабре прошлого года Путин заявил: «Кто бы и что бы ни говорил, победа была достигнута. Даже если мы будем возвращаться к потерям, никто не может сейчас бросить камень в тех, кто организовывал и стоял во главе этой победы». Медведев, конечно, камня не бросил, но и отнюдь не исключил такую возможность для других.

Президент явно шагнул вперед в разоблачении сталинизма, слегка укрепил надежды на невозможность его реанимации в любой форме. Мог ли он сегодня сказать больше? Наверное, да. Но искоренение сталинизма — задача не столько риторики, сколько политической практики. Президента России надо судить не по тому, что он говорит, а по тому, что он делает. Здесь проблем гораздо больше. Хотя личное стремление Дмитрия Медведева выдавить из себя сталинизм, который в той или иной степени, но есть в крови у любого россиянина, не может не вызвать симпатии и поддержки. Каждый из нас знает, как это трудно, больно, а то и вообще невозможно.