Фурсенко: Мы даём школам возможность легально получать деньги

Министр образования с оптимизмом смотрит в школьное будущее

— Андрей Александрович, в последнее время мы все чаще слышим о новых образовательных стандартах, которые предполагает вводить государство. Как вы думаете, не приведет ли отказ от четкого планирования процесса к тому, что усилится момент творчества учителей в ущерб азам знаний?

— Никто не говорит об отказе от плана. Мы давно пользуемся инвариантной системой процесса образования. Часть, которая используется на базовом обязательном стандарте, занимает 70% учебного плана, а остальные 30% — часть вариативная, которая определяется самой школой.

Под новыми стандартами подразумеваются более общие вещи: требования к результату, условия, в которых должно вестись обучение, структура самих образовательных программ. Часть из них разрабатывается централизованно, и они подразумевают гораздо большую свободу для учителя.

Вопрос в том, за что спрашивать. За каждый конкретный урок или за то, что должно быть на выходе? Я считаю, что в любой работе важен результат. Процесс — тоже хорошо, но тогда, когда он ведет к нужному результату. Вот эти обязательные 70% — это программа, которая разрабатывается на базе стандартов. Но она не должна подавлять инициативу учителя. Еще раз повторю: главным являются результат и условия, в которых этот результат получается. Это принципиальный отказ от того, что было раньше.

— Какие основные проблемы, на ваш взгляд, нужно решить? Что еще изменить, пересмотреть?

— В нашем деле корень проблемы всегда один: образование не соответствует запросам экономики, общества.

— Не успевает?

— Именно. Меня лично очень беспокоит то, что теряется интерес к естественно-научным предметам. С математикой, физикой, химией такая ситуация не только у нас, а во всем мире. Если дети и учат информатику, то подходят к этому исключительно с потребительской стороны. Базовые вещи построения информационных технологий особо никто не изучает. И последствия, которые влечет за собой такой подход, уже ощутили не только образовательные сообщества, но и власть и бизнес. Поэтому когда мы говорим об образовании для всех, то сегодня это уже не проблема элементарной грамотности, это более широкие требования к тому, как должна быть построена система образования в целом.

— Есть ли сейчас тенденция в сторону отказа от вступительных экзаменов?

— Наша система отличается от европейской, в которой вуз принимает всех, кто только запишется, а потом идет отсев после первых двух-трех сессий. Я считаю, что человек все же должен предъявить определенный уровень знаний для того, чтобы начать получать профессиональное образование. Это означает, что он должен сдать какие-то вступительные экзамены. Еще раз говорю: есть разные подходы. Есть такой подход: записался — и ходи куда хочешь. К чему это приводит, мы знаем. Все вузы, в которых свободная запись, с точки зрения образовательных институтов не котируются абсолютно.

— Сможет ли российский гражданин с результатами ЕГЭ поступить в вуз в другой стране, например во Франции?

— На сегодняшний день все-таки у нас немного разные системы экзаменов. Если, например, я хочу учиться в Белорусском государственном университете, то я должен представить все документы, которые требует этот университет. Будет ли у нас больше совпадений по этим вопросам? Это мы как раз обсуждаем. Насколько мы готовы принимать экзамены? Мы с Казахстаном, Украиной, Арменией, Азербайджаном входим в Болонскую конвенцию. Это означает, что у нас будет взаимное доверие к курсам, которые читаются в тех или иных странах. Это значит, что мы можем набирать эти кредитные единицы — часть времени в Астане, часть, например, в Белгороде, часть в Харькове, а часть, к примеру, в Париже.

Это означает, что первое вступительное условие должно быть согласовано. Поэтому, продвигаясь по направлению Болонского процесса, мы волей-неволей должны будем согласовать начальные условия, которые должны выстраивать для каждого из студентов. Но эти условия должны быть шире, чем только внутри СНГ. Они будут иметь отношение ко всей системе образования, ко всей системе Болонского соглашения.

В Болонском процессе требуются межгосударственные центры определения соответствия качеств. Это означает, что мы добровольно с нашими коллегами сошлись на том, что будут международные центры, которые будут оценивать, в какой степени соответствуют требованиям Болонского процесса вузы Казахстана, России, Украины.

— В какие сроки вы это оцениваете?

— Вы знаете, Болонский процесс планировали к 2010 году полностью завершить. Вот мы в марте участвовали в двойной сессии — Будапешт и Вена. Европейцы говорят, не рассчитали. Мы прошли начальный отрезок и только-только подбираемся к середине. Мы не среди отстающих, но и в лидеры не рвемся, потому что понимаем: любые революции по таким большим европейским меркам быстро не сделать. Полное завершение перехода на новые стандарты будет введено к 2018 году в полной степени для всех школ.

— Волнения общественности сейчас связаны также с экспериментом, который проводится в некоторых российских школах, когда бесплатным остается некий образовательный минимум, а за остальные предметы нужно доплачивать. Многие считают, что это первые шаги к отказу от бесплатного образования и что таким способом государство пытается сократить финансирование школ.

— У нас принят закон об автономных учреждениях. Все шумят по поводу закона об изменении статуса госучреждений. Если вы внимательно посмотрите эти законы, а не будете слушать комментарии к ним, то увидите, что никакого увеличения доли платности в образовании нет и быть не может.

Более того, у нас финансирование бюджетного образования на всех уровнях — и на уровне школ, и на уровне профессионального образования — существенно выросло.

Это легко отслеживается даже по зарплате учителей: в 2002 году средняя зарплата учителя составляла 1280 рублей, в 2004 году — меньше 6000 рублей, в прошлом году средняя зарплата учителя составила 11 600 рублей. И это все за счет бюджета. Однако мы должны дать школам возможность абсолютно легально получать деньги за дополнительные услуги. Например, недавно я был в Тюмени. Там после окончания уроков проводятся дополнительные платные занятия, спортивные секции.

В том, что это и сегодня существует, и вчера существовало, я думаю, никто не сомневается. Речь идет о том, чтобы это легализовать, создать возможности, при которых директору школы не приходилось бы создавать какие-то сложные фонды, какие-то формулировки выдумывать. Это новый подход к вопросу о статусе государственных учреждений в целом: учреждение должно получать деньги не потому, что так исторически сложилось, а за то, что оно делает.

— То есть средства нужно извлекать не на содержание учителей, а на дополнительные возможности?

— Да. Это главный вопрос: кто главный в школе — ученик или учитель? И тут моя позиция такая: это учитель существует для ученика, а не ученик для учителя. Сейчас поясню. Школа или вуз созданы не для того, чтобы трудоустроить большое количество преподавателей, а для того, чтобы выучить ребят. Если вуз с преподавателями не способен дать им знания, то его надо реорганизовывать, его надо закрывать, как бы это ни было сложно и больно для тех людей, которые привыкли туда приходить и получать там зарплату.

— Как вы оцениваете первые результаты экспериментов по введению религиозного воспитания в школе, когда большинство родителей выбрали светскую этику?

— Во-первых, у нас нет программы религиозного обучения. У нас не может быть программы религиозного обучения в светской школе. Я всегда это повторяю и хочу, чтобы мы все это поняли. Это исключено. У нас есть духовно-нравственное воспитание, и в этом духовно-нравственном воспитании есть несколько модулей. В том числе модули, посвященные истории, культуре различных конфессий.

Могу сказать исходя из той работы, которая была проделана, что, пожалуй, ни один эксперимент, ни один пилотный проект не готовился настолько тщательно, как этот. Это не моя точка зрения, это говорят учителя, методисты, которые принимали в этом участие. Сегодня мы мониторим ситуацию, и пока никаких острых проблем, которые требовали бы немедленного вмешательства, не замечено. Подводить итоги сегодня, когда прошло меньше месяца, наверное, еще рановато. Мы договорились, что первая четверть пройдет, и мы соберем все материалы, может быть, соберем специальное совещание. И единственное, что я могу пообещать: мы будем это делать не в закрытом режиме, все результаты будут обнародованы.

— Прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию с замечательной программой с электронными учебниками. Это уже свершившийся факт? В школах уже появляются электронные варианты книг?

— Что касается электронных учебников, то эту тему надо делить на много подотрядов. Первое — это просто оцифрованные книжные учебники, переход от обычных книжек на электронные. Вопрос очень интересный, и, я думаю, перспектива тоже может быть очень интересная. Мы все время говорим, что несчастные дети таскают огромные ранцы. Переход на электронные книжки способен снять эту проблему, ведь в одну такую книжку можно записать курсы всех 11 классов. Чтение этой книжечки требует особого умения, но, если наше юное поколение знакомо с компьютерами, думаю, проблем с использованием устройства не возникнет. При этом могу сказать, что электронные книжки обойдутся нам гораздо дешевле.

— А издательства не жалко?

— Вот вы знаете, еще раз повторю: так как школа не для учителя, а для учеников, так же и книги существуют не для того, чтобы загрузить издательства, а для того, чтобы создать максимально комфортные условия для тех, кто учится. Удобство — это первая составляющая электронных книг. Вторая, также очень важная составляющая, — это интерактивные учебники, которые абсолютно по-другому организовывают процесс обучения. Когда ты практически проводишь те же самые опыты, те же самые эксперименты в виртуальном пространстве.

Когда ты изучаешь предмет, получая в свое распоряжение огромное количество материалов и ресурсов. Например, когда ты изучаешь географию, не листая книжку, а рассматривая тот регион, который ты изучаешь в данный момент. Начиная с веб-камеры и заканчивая спутниковой связью. Или при изучении истории у тебя появляется возможность увидеть реконструкцию событий. Это тоже то, что мы, к сожалению, в бумажном виде получить не можем. Как на химии: пока в твоих руках что-то не взорвется, ты до конца суть предмета не поймешь.

— Тут нашему президенту пожаловались, что дети сейчас и так проводят очень много времени за компьютерами, пользуются всевозможной электроникой, интернет их затягивает полностью. Интересно ваше мнение: столько всего электронного — это не слишком?

— Речь не идет о том, чтобы дети учились исключительно в виртуальном пространстве. Повторю: химию, например, можно понять, когда в твоих руках что-то нагреется, начнется реакция. Для того чтобы понять, что такое электричество и насколько это опасная вещь, мало прочесть инструкцию — надо хоть раз в жизни засунуть вилку в розетку. Мы все постигаем с опытом.