Капиталистическая Россия. Как живется простому люду?

В  Россию вернулось отходничество — работа вдали от семьи и дома. В  некоторых районах Центральной России до 70% трудоспособного мужского  населения вынуждены уезжать из родных мест на заработки.

Руслан, 22 года

Шатилово, Орловская обл.

После  армии я устроился на работу в Орле. Зарплата была маленькая, в районе  11 тысяч. Друг предложил поехать в Москву. Теперь я уже три года тут.  Работаю охранником в парке «Сокольники». График у нас стандартный —  пятнадцать через пятнадцать. Полмесяца на работе, а потом домой. У нас в  городе практически нереально найти что-то по специальности, поэтому у  меня очень много знакомых работает на вахте.
К самой работе мне  привыкнуть было несложно, но тяжело воспринимать хамское отношение со  стороны посетителей парка. Охрану за людей не считают.

Делаешь  замечание, мол, не надо тут курить, а тебя посылают на три буквы и  двадцатилетние и пятидесятилетние. Всем пофиг. Говорят: «Ты никто в этой  жизни, будешь еще нам замечания делать?!»
Распорядок такой: с восьми  утра до восьми вечера мы работаем. Многие думают, что охранник просто  целый день сидит и пялится в телефон, но это не так: нам нужно постоянно  делать обходы и вести документы. После восьми отдых — обычно его тратят  на приготовление пищи и прочие бытовые дела. Кому лень готовить, едят  «Ролтон», это тут самое популярное блюдо. Живем мы в двух километрах от  парка в общежитии, так что добираться до работы недалеко, нам повезло.

Но  нормальное общежитие — это редкость, иногда в общежитиях просто нет  одеял или подушек: спи как хочешь. Есть даже черные листы ЧОПов, которые  кидают людей на деньги. К примеру, берут деньги за проживание и  отправляют в общежитие. Приезжаешь, а там еще один офис, тебя  перенаправляют дальше. В итоге ни до какого общежития ты так и не  доезжаешь. Тут правило простое: нормальный ЧОП не берет деньги за форму  или еще за что-то, только в конце срока вычитается из зарплаты.

Семья  к моей работе уже привыкла. С женой и дочкой общаюсь по телефону и  скайпу. У нас общая есть мечта — собрать деньги на первый взнос за  ипотеку. В Москве за смену охранником получаю примерно 26 тысяч. Если бы  мне предложили такую зарплату дома, я бы не раздумывая уехал.



Тимофей, 27 лет

Рыбинск, Ярославская обл.

Работаю  в московском хостеле администратором. Живу там же. До вахты я искал  работу в Рыбинске. Отработал четыре смены пекарем-кондитером. Видел, как  все это готовится, поэтому больше не хочу сладкого. Мне обещали платить  по тысяче за смену, но, пока я учился, платили всего сто рублей. Мое  обучение закончилось в первый же день после двухчасового инструктажа, а  по документам сроки были не ограничены. Я работал в цехе по двенадцать  часов, получая сто рублей. В итоге уволился. Сменил кучу работ — был   риелтором, ведущим на радио, шлифовщиком по камню на кладбище. Как-то  раз даже пытался устроиться продавцом в «Спортмастер», но был десятым в  очереди. Пошел в результате в фирму «Сталь». Приняли меня на работу  сразу, потому что друг за меня поручился.

Через пару дней поехали на  вахту — семь часов тряслись в «Газели». Куча людей, все едут,  сгорбившись, вокруг сумки с вещами. Там я познакомился с удивительными  людьми. Вот смотришь на человека напротив и так даже не скажешь, что у  него два срока за убийство и стаж наркомана, причем героинового.  Выглядит очень молодо, хотя ему уже под сорок, поджарый такой, в  спортивном костюме. Очень начитанный, потому что в тюрьме больше делать  нечего. Рома-наркоман — так его все и называли. Его на работу взяли с  условием, что он не будет колоться. Рома родился в Рыбинске, знал все  местные притоны. Рядом с ним ехали Сережа и Леша. Леша — простой  деревенский парень, а Сережа — с претензией на какие-то перспективы в  жизни. Хотя за жизнь он прочел две книги, пока учился в «речнухе»  (Рыбинском речном училище имени В. И. Калашникова), — это он сам  рассказывал. Он женат, и у него есть дочь. В свободное время он лежал на  кровати и рассматривал картинки с порнографией, платил какие-то бешеные  деньги за Интернет. Ему тридцать, очень глупый человек, хотя добрый.  Все вместе мы жили в общаге, построенной из вагончиков. По четыре  человека в комнате.

В апреле началась жара и продолжалась все лето.  Мы работали на строительстве шлюза по двенадцать часов. У меня сгорели  руки, и рожа была вся красная. Целый день работаешь, а потом приходишь  домой и ложишься спать. Кормили неплохо, несколько раз в день. Я за это  время очень полюбил перловку – никогда не думал, что она такая вкусная.

Прямо  на работе нам выдали корочки промышленных альпинистов, потому что  обычные алкоголики из Рыбинска не могут быть допущены к таким работам.  Мы расписались в корочках и оставили их в фирме. «На случай проверки», —  как нам объяснили позже. Вдруг несчастный случай, а по документам ты –  альпинист.
Вся работа заключалась в том, что мы болтались в люльках  на высоте шести метров и прикручивали огромные панели к стенам шлюза.  Под нами был бетонный пол, если падаешь, то ты покойник. И вот мы  «дрелим» эти стены. Один инструмент стоит тысяч двести, но всем насрать.  В пыли, воде, грязи — фигачим стены под солнцем и под дождем. Дожди  были, и правда, страшные. Инструменты замыкает, людей бьет током, но  работа продолжается. Крепились плиты огромными болтами. Отверстие мы  смазывали какой-то ядовитой дрянью, которая затвердевала при реакции с  кислородом. По идее ее нужно сразу смывать, если она попадает на руки,  но это все летело нам на волосы и в глаза. Такие вот там условия.

Иногда  вниз падала какая-нибудь фигня, и это было счастьем, — хоть какое-то  разнообразие. Уже не двенадцать часов ты занимаешься монотонной работой,  а можешь походить, чтобы принести новую. Пара километров — туда, пара —  обратно.

Выходных у нас почти не было. Разве что 9 мая — в этот день мы  работали до четырех часов вечера, ну и каждое воскресенье — строго до  шести. В остальные дни можно было выйти утром, а вернуться в  одиннадцать.

Деньги получаешь по месяцам, причем с задержкой.  Зарплату за июнь я получил в конце августа. По меркам вахты мы получали  мало, но для Рыбинска и эти деньги были очень хорошими. Вообще на вахте  нужно получать от 80 тысяч в месяц, у нас было примерно 30.
Единственное,  что я там сделал полезного – это бросил курить и начал ходить в  спортзал. Пить там тоже было нельзя — сухой закон. «Продолжительный труд  ведет к длительному запою. Сенека» — было выцарапано у нас на столе.  Поэтому, как только я вернулся домой, то запил и закурил. И так было со  всеми — нельзя так долго себя сдерживать. Каждый день взрослые мужики  пялились в долбаный календарик и считали дни до конца вахты, зачеркивали  дни.

Тем, у кого хватает мозгов работать в магазине или пойти в KFC,  нужно точно съездить на вахту, просто чтобы понять, как им жить не  надо, потому что вахта — это край.
Там есть люди, которые работают  так всю жизнь. Один старый армянин, к примеру, отсылает все деньги  домой, а сам уже там не был два года. Зачем ему вообще эта семья, зачем  так жить? Но это исключение, самая обычная ситуация – это когда человек  зарабатывает, а потом возвращается домой, пропивает все деньги и  приезжает обратно. Это стандарт, это уже такой образ жизни. Вахта  затягивает.

Денис, 27 лет

Вышний Волочек. Тверская обл.

Я  закончил медучилище в Вышнем Волочке. Уже во время учебы на последних  курсах работал медбратом на местной станции скорой медицинской помощи.  Там остался еще на год после диплома, но уже в должности фельдшера.  Сейчас я тружусь на полторы ставки в выездной бригаде неотложки в Москве  — тоже фельдшером. График — сутки через двое.

Обычно я приезжаю в  Москву в пять—шесть утра, работаю целые сутки без сна. По тридцать минут  днем и ночью могу сделать перерыв на обед. После смены шурую домой. При  этом в начале дня могут задержать на проверку карт вызовов или на  утреннюю конференцию, так что сутки получаются порой по 25—26 часов.  Квартир приезжим не дают, кто-то снимает комнату за свои деньги, но  большинство катается домой за свой счет. Москвичей работает мало, потому  что начинающий фельдшер после медухи получает до 30 тысяч рублей в  месяц.

Я тут уже четыре года. В 2011-м моя жена поступила учиться в  Московский государственный областной университет, а я решил получить еще  одно образование на филологическом факультете Тверского университета.  Чтобы было удобнее учиться, мы перебрались в Долгопрудный, а я вдобавок  пошел работать на «Скорую» в Москве. Мы взяли кредит, обзавелись своей  квартирой в поселке Мосрентген прямо за МКАДом. Сейчас он вошел в состав  Новой Москвы, но прописаться там нельзя. Нам попался так называемый  «холодовский» дом. Их так называли по имени предпринимателя Виктора  Холода, который застраивал дачные участки на юге Москвы многоэтажными  домами и продавал в них квартиры по долям. Мы купили такую жилплощадь —  по незнанию и очень дешево. Промучавшись с ней год, решили перебраться  обратно в Вышний Волочек. У нас родился сын, и из-за проблем с пропиской  мы бы не смогли устроить его в детский сад. Официально мы не москвичи,  хотя живем сразу за МКАДом. Таких людей здесь очень много, но на  самовольно построенные дома в Новой Москве власти предпочитают  «забивать». Спасибо хотя бы за то, что не приговорили нас к сносу, как  соседний дом.

Мотаюсь в Москву на работу, только потому что висит  кредит за квартиру, да еще и долги. Медицину я люблю и уходить из  профессии не собираюсь. Мне вообще нравится работать с людьми, помогать  им, но некоторые вещи просто изматывают. Постоянная бюрократия, работа  «по-одному» – то есть, когда просто не хватает сотрудников. После суток  работы добраться до Волочка не на чем — еду на двух электричках шесть  часов.

По дороге после суточного дежурства вырубаюсь, будят обычно  контролеры, чтобы я им билет показал. В ночь на следующий день надо  опять уезжать. Как правило, я сажусь на ночной поезд или на попутку  через «Бла-бла-кар». Но все равно, как ни экономь, на дорогу и еду  уходит 15 тысяч, а то и больше. Конечно, если бы не кредит, я бы давно  ушел со станции к себе на «Скорую» в Волочек, но пока это невозможно. С  работой там туго, многие ездят в столицу, кто вахтой, кто сутками: на  дешевые ночные поезда в Волочке постоянно садится толпа народу. Врачей  тоже не хватает, особенно узких специалистов, нет фельдшеров на  неотложке. При поликлинике зарплата примерно 12 тысяч, на«Скорой» — 15.  Начинающие фельдшеры получают еще меньше.

Семья ворчит, конечно, что я  езжу в Москву, но пока мирится с таким положением вещей. Год мы сдавали  свою квартиру в Новой Москве, и это помогало гасить кредит. Много,  правда, за такую жилплощадь не получишь, так как газа там нет, только  свет и вода. Сейчас дом отключили и от света, месяц уже прошел,  естественно, и квартиранты съехали, так что с финансами туго. В Волочке я  подрабатываю экскурсоводом, рассказываю людям о родном крае. Мне  удалось разработать свои авторские маршруты, так что желающих много. В  свободное время руковожу местным краеведческим обществом, мы  восстанавливаем храм на Пятницком кладбище города. За все это время я  издал уже пять книг по истории Русской Православной церкви в  Вышневолоцком уезде. Если бы все было стабильно, я бы уже давно нашел  жильцов и оставил эту квартиру «выплачивать» кредит, а сам работал бы в  Волочке. Но квартирантов пока нет, поэтому мои выезды продолжаются.

Комментарий:

А ведь для многих, кто не представляет до оккупационную жизнь работяг при социализме в СССР (в т.ч. при его ликвидации в 70-80 х), описанное представляется  нормой жизни.  А то ли еще будет...