ГРИМАСА УТОПИИ
Давным-давно у критиков советской действительности сложилась традиция высмеивать Н.С. Хрущева за его обещание построить коммунизм к 1980 г.
За двадцать лет – материально-техническую базу коммунизма!
«Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»
Ну, не утопия ли?!
Утопия, конечно же, утопия. Но вот как-то уже подзабылось, что автором этой утопии был отнюдь не Н.С. Хрущев. А – кто бы Вы думали? - сам «эффективный менеджер», еще в марте 1939 г. осчастлививший советских людей и все прогрессивное человечество теоретическим откровением о возможности построения не только социализма, но и коммунизма в отдельно взятой стране – даже в том случае, если сохранится капиталистическое окружение!
Озвучена была эта гениальная мысль в отчетном докладе И.В. Сталина XVIII съезду ВКП(б), причем слушателям было намекнуто, что это произойдет скоро, очень и очень скоро! Зал ответил бурными аплодисментами и возгласами восторга, и выступающие кинулись наперебой славить «вождя мирового коммунизма» за обещанное в самом скором будущем коммунистическое счастье.
Еще бы! По всей стране кипела ударная работа на стройках, газеты и журналы в каждом номере восторженно рассказывали о новых и новых трудовых подвигах рабочих, крестьян, новых открытиях ученых, новых спортивных рекордах … И как символ всего этого, в самом центре Москвы, на месте взорванного храма Христа Спасителя, уже начало возводиться грандиознейшее в мире архитектурное сооружение – Дворец Советов, которому предстояло стать зримым воплощением величественных сталинских планов.
Сколько же потребуется на построение коммунизма? Одна пятилетка? Две? Какой станет Москва – столица страны победившего коммунизма лет . . . ну, скажем, через 7 – 10?
И советские люди начали мечтать . . .
Нет, разумеется, не сами по себе начали. Мечтать вне партийного контроля крайне опасно – мечты куда-нибудь в троцкистскую ересь завести могут. Мечтами народа должны управлять особо доверенные представители советской печати и писательского цеха, руководимые и направляемые партией во граве с великим зодчим коммунизма товарищем Сталиным!
И особо доверенные представители, не откладывая дела в долгий ящик, незамедлительно воплотили Светлую Мечту в отлитые на линотипах строки. Поскольку мечтать особенно свойственно молодым, Мечту разместили в журнале "Смена", адресованном молодежи.
Итак, какой виделась Москва-1945 сталинским борзописцам в 1939-м?
Впечатляет уже обложка журнала:
На стр.16-18 журнала - сам опус:
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
П.ЛОПАТИН, И. РОМАНОВСКИЙ
МОСКВА 1945
Восточный экспресс миновал станцию Голутвин. Промелькнули гигантские корпуса Коломенского завода, залитая светом трансформаторная станция и высокие ажурные мачты электропередачи «Куйбышев – Москва». На запасных путях стояли десятки только что выпущенных советских электровозов «ВМ».
Иван Артемьевич Герасимов, председатель колхоза «Красная поляна», ехал в Москву на очередной съезд партии большевиков. Последний раз он был в столице ровно шесть лет назад, на историческом XVIII съезде, утверждавшем третий пятилетний план.
Герасимову не сиделось. Накинув на плечи шубу, он вышел на площадку, приоткрыл дверь и, взявшись за холодные поручни, выглянул наружу.
Ветер сердито рвал с него шубу. В мелькающей тьме носились клочья снежной замети. Где-то вдали блеснул огонек. Блеснул и исчез ...
Экспресс, громыхая на рельсовых стыках, легко взял небольшой подъем – и вдруг за поворотом возникло бесконечное море огней. В самом центре этого огненного половодья, в высоте над миллионами светящихся точек, различался туманный силуэт колоссальной человеческой фигуры. Гигантская рука статуи была простерта над мировым городом…
- Ленин … - прошептал Герасимов. Дворец Советов!
В 6 часов вечера экспресс подошел к перрону Казанского вокзала. Иван Артемьевич вышел на хорошо знакомую ему Комсомольскую площадь … и не узнал ее.
Исчезла висевшая над площадью старая эстакада. Близ вокзала высился громадный монумент. На пьедестале его горели слова: «Ленинскому комсомолу». По обеим сторонам площади, вдоль широких тротуаров, вытянулись шпалерами серебристые, покрытые имеем ели.
Площадь была заполнена автомобилями. Они неслись двумя потоками. Поблескивая лаком и никелем, автомобили безостановочно мчались вдоль площади, уходя на продолжающие ее просторные прямые магистрали.
«Да, туговато здесь приходится пешеходу», - сокрушенно подумал Иван Артемьевич. Впрочем, на площади не было видно ни единого пешехода. Эта загадка вскоре разъяснилась. У тротуара, под небольшим навесом, Герасимов увидел два широких эскалатора. Один из них доставлял пешеходов на тротуар, другой – уносил их под землю, чтобы они легко и быстро могли очутиться на противоположной стороне площади.
На темном фоне зимнего неба горели бесчисленные световые рекламы:
«Катанье на тройках по льду Восточного канала»
«Управление гражданского воздушного флота сообщает: с 1 марта 1945 г. воздушные экспрессы Москва – Лондон – Нью-Йорк и Москва – Сан-Франциско отправляются два раза в сутки: в 10 часов 15 минут и в 23 часа 30 минут».
Слева забавно гримасничала веселая физиономия клоуна. Из широко раскрытого рта струилась по небу надпись:
«Иван Иванович Неунывающий приглашает всех московских ребят на детский карнавал на льду Химкинского водоема».
Справа сверкал и переливался всеми цветами спектра небесный календарь – «10 марта 1945 года».
Следуя указанию светящейся стрелки, Герасимов направился к стоянке такси и уселся рядом с шофером в машине «ЗИС-117»:
- Магистраль Север – Юг, угол Добрынинской и Люсиновской.
Иван Артемьевич вскоре заметил, что шофер везет его не по улице Кирова, как он ожидал, а по какой-то новой, значительно более широкой улице.
- Это что за улица? – спросил он у шофера.
- Ново-Кировская, – последовал ответ.
Вот и садово-Спасская … По ней в несколько рядов нескончаемым потоком неслись машины.
«Ну, придется постоять у светофора», - подумал Герасимов.
Но опасения его не оправдались. За несколько десятков метров до Садовой машина перешла на середину уличного полотна и очутилась в открытой пологой выемке. Опустившись метров на шесть, машина нырнула в ярко освещенный тоннель и, проехав под Садово-Спасской, вышла на такую же плавно подымающуюся открытую выемку по другую сторону Садовой.
- Здорово! – сказал Герасимов. – Что же, светофор-то совсем отменили?
- Зачем же отменять? – ответил шофер. – На тихих перекрестках остались.
Вот и площадь Дзержинского. Первое, что бросилось в глаза Ивану Артемьевичу, - это ее небесно-голубой цвет. «Цветной асфальт» - подумал он.
Перед зданием Наркомата внутренних дел стоял гигантский памятник. В тонкой лепке лица сразу узнавался Феликс Эдмундович Дзержинский.
Справа от памятника Герасимов увидел величественное 14-этажное здание. Высоко поднятая арка соединяла его с таким же громадным соседним зданием.
По другую сторону площади уходила новая широкая прямая, как стрела, улица, прорубленная сквозь Китай-город. В конце ее виднелись мавзолей и зубчатые стены древнего Кремля.
Пройдя небольшое расстояние по Театральному проезду, машина свернула налево и неожиданно опять нырнула в тоннель, ловко обогнав перед въездом в него огромный двухэтажный автобус.
Иван Артемьевич полагал, что через несколько секунд машина поднимется на поверхность улицы,
Но тоннель казался бесконечным.
– Это всем тоннелям тоннель, - разъяснил шофер, - километр с лишком. Мы сейчас под Китай-городом едем.
Через полторы минуты машина вышла на Красную площадь, позади храма Василия Блаженного Вдаль тянулась дуга Москворецкого моста, залитого ярким светом молочнобелых фонарей. У въездов на мост, по сторонам его, стояли две громадные скульптурные группы из нержавеющей стали. На одной из них во главе группы конников несся Чапаев. На другой в окружении своих боевых товарищей на приступ вражеских окопов шел Щорс.
Оглянувшись назад, Герасимов увидел Красную площадь. Все огромное пространство ее было залито бледнорозовым асфальтом. На месте тяжеловесного здания Верхних торговых рядов раскинулись высокие, обрамленные колоннадами трибуны, растянувшиеся во всю длину площади.
Машина шла по Москворецкому мосту. Навстречу ей бесшумно пронесся двухэтажный трамвай.
Широкое снежное поле Москвы-реки было заполнено молодежью, танцевавшей вокруг разноцветной карусели. Хор сильных молодых голосов, сопровождаемый духовым оркестром, оглашал Москву-реку веселой карнавальной песней.
Мелькнул чугунный мост, Большая Ордынка, и машина остановилась у подъезда 10-этажного здания на углу Люсиновской и Добрынинской площадей.
Оранжевая площадь была обрамлена темносиними тротуарами. В морозном воздухе мелькали хлопья пушистого снега. Но на площади не было заметно ни единой снежинки: при первом же прикосновении к асфальту они мгновенно таяли.
Расплачиваясь с шофером, Иван Артемьевич почувствовал под ногой тепло тротуара: под асфальтом была скрыта густая сеть теплофикационных труб.
Иван Артемьевич вошел в просторный вестибюль. Он не успел сделать и двух шагов, как неожиданное прикосновение заставило его опустить глаза книзу. Выскочившие из люка в полу две пушистые щетки быстро проехались по его сапогам и исчезли так же внезапно, как и появились.
Мягкий отраженный свет лился с потолка. Широкая пологая лестница была покрыта ковровой дорожкой. На мраморной стене сияла неоновая надпись «Лифт».
На площадке шестого этажа лифт остановился перед эмалированной дощечкой «Доктор медицинских наук С.И. Герасимов».
- Пожалуйте, пожалуйте… Вот сюда, - и маленькая седая старушка радушно ввела Ивана Артемьевича в кабинет. – Сергей Иванович скоро будет. он просил не отпускать вас.
Иван Артемьевич уселся в мягкое кресло у письменного стола. Потянувшись за папиросой, он отодвинул маленький черный ящик. Но, как только он коснулся его полированной крышки, из глубины ящика раздался укоризненный женский голос:
– Сережа, опять подвел! А я ждала… Разве можно так жену обманывать?
Три глухих гудка – и из ящика загрохотал веселый баритон:
– Сергей, говорит Михаил. Всякой волоките есть предел. Твой буер беру я. Идем с Павлом в Каширу.
Снова три гудка – и ящик официальным тоном сообщил:
– Товарищ Герасимов, ваш доклад «Итоги десятилетней работы над продлением человеческой жизни» назначается на 25 марта в коференц-зале университета.
– Отец! Ты что же мои секреты подслушиваешь?! – Сергей Герасимов, раскрасневшийся от мороза, радостно обнимал отца; в дверях стоял десятилетний Юрка.
– У тебя здесь какие-то чудеса, Сережа: ящики разговаривают!
– Это не ящик. Дедушка, а телеграфон, – солидно поправил Юрка. – Папе звонили, а телеграфон записал. А ты кнопку нажал.
Подойдя к деду, Юрка отозвал его в сторону и тихо спросил:
– Дедушка, ты какой климат любишь?
– Климат? – улыбнулся Иван Артемьевич. – Северный, милый, северный: мы ведь уральские … Зима у нас серьезная.
Через несколько минут в комнате стало холодновато.
– Юрка, ты опять погодой занимаешься! – шутливо-сердито сказал Сергей Николаевич. – Кондиционная установка, – объяснил он отцу. – Читал, наверное? Ну, так вот этот молодой заведующий погодой и устроил тебе уральский климат. Удружил деду, нечего сказать! Живо переведи на умеренный!
В половине седьмого Иван Артемьевич заторопился. Вместе с внуком он спустился в вестибюль.
На голубом мраморе стены было расположено несколько кнопок. Над каждой кнопкой две крошечные, величиной с горошину, электрические лампочки. Выше матовый экран. И лампочки, и экран были темны. Юрка нажал одну из кнопок – вспыхнула зеленая лампочка, и на темном экране быстро пронесся яркий силуэт автомобиля.
– Все в порядке – сказал Юрка. – Через минуту машина будет у подъезда.
Подъехав к Дворцу Советов, Герасимов убедился, что в его распоряжении еще добрых полчаса. Он решил обойти вокруг дворца.
Перед главным входом на небольшой высоте неподвижно висели в воздухе два серебристых привязных аэростата. Между ними, подвешенный на толстых тросах, спускался громадный экран телевизора. Перед ним уже собралась многотысячная толпа москвичей. Они ждали. Вскоре на экране возникнет трибуна Большого зала, появятся знакомые лица вождей и радиорупоры разнесут над Москвой речи ораторов.
Иван Артемьевич шел дальше … На фасаде дворца, окружая его со всех сторон, растянулась гигантская высеченная из гранита лента барельефов. Перед Герасимовым проходила история героической борьбы угнетенных всего мира за счастье человечества. Он видел колонны рабов, восставших против цезарского Рима под предводительством мужественного Спартака, толпы немецких крестьян, штурмующих мрачные замки феодалов, фигуру Ивана Болотникова, ведущего свою сермяжную рать на боярскую Москву, видел трагическую гибель Парижской коммуны и взятие Зимнего дворца …
За четверть часа до открытия съезда Иван Артемьевич через 38 подъезд вошел во дворец и поднялся на лифте-экспрессе.
Перед ним раскрылась бесконечная анфилада огромных фойе. Мрамор, цветы, картины, скульптура. В одном из фойе Герасимов долго стоял перед бронзовым бюстом своего старого друга, героя социалистического труда, Митрофана Федоровича Завялова. Он пошел дальше. И не было конца нарядным, торжественным залам ...
В каждом зале был свой особенный. Присущий только ему климат: знойный, сухой воздух казахских степей, аромат цветущих яблоневых садов Украины, смоляной запах хвойного вологодского леса и воздух залитого солнцем черноморского побережья. Ивану Артемьевичу чудилось, будто он совершает сказочное путешествие по необъятным просторам нашей страны.
В кулуарах дворца толпились группы депутатов. Герасимов слушал обрывки разговоров.
У диаграммы нефтедобычи стояли нефтяники. Атакуемый делегатами Башкирии и Урала, молодой инженер-азербайджанец упорно пытался отстоять честь старого Баку перед патриотами новой нефтяной базы Союза, вот уже год не уступающей по добыче «черного золота» Старому Апшеронскому полуострову.
Награжденный всеми орденами Союза, седой, как лунь, но все еще бодрый и подвижной, строитель Куйбышевского гидроузла возбужденно читал только что полученную им телеграмму: «Сообщите съезду: сегодня в ночь опробованы насосные станции Заволжской оросительной системы. Механизмы работали безукоризненно».
Сибирский делегат обстоятельно разъяснял своему собеседнику все преимущества подземной газификации кузнецкого угля для снабжения газом городского хозяйства Томска.
За несколько минут до начала заседания Иван Артемьевич занял свое место.
Много раз видел он фотографии Дворца Советов, но только сейчас по-настоящему ощутил, как грандиозен его большой зал.
Зал шумел, как морской прибой. Старые друзья обменивались веселыми приветствиями. Пневматическая почта принесла Герасимову записку от его друга из ложи Героев Советского Союза.
Точно в 7 часов вечера за столом президиума появился товарищ Сталин в окружении своих боевых соратников. Тысячи человек встали со своих мест, и гром аплодисментов потряс зал. Из-за стола президиума поднялся одетый в скромную куртку человек, имя которого знает весь мир . . .
Товарищ Сталин начал свой доклад. Сидевший справа от Ивана Артемьевича гость-испанец, нагнувшись к ручке своего кресла, передвинул стрелку маленького циферблата на деление с надписью «испанский» и приложил к уху трубку радиотелефона.
В изолированных кабинах, скрытые от глаз делегатов, десятки опытных переводчиков мгновенно переводили и транслировали речь вождя. Слова товарища Сталина, родные и понятные всему трудящемуся человечеству, неслись над миром . . .
. . . Переполненный яркими ощущениями этого незабываемого дня, Иван Артемьевич сидел за обеденным столом в квартире своего сына. Здесь были доктора и художники, учителя и рабочие, инженеры и военные – родные, друзья, товарищи, бывшие односельчане Ивана Артемьевича.
Стул рядом с Иваном Артемьевичем был пуст. Юрка, задрав кверху свою вихрастую голову, дежурил у окня. Стрелка часов приближалась к двенадцати. Раздался мелодичный удар стенных электрочасов.
– Поворачивается, поворачивается! – радостно закричал Юрка.
На темном московском небе страница небесного календаря задрожала, сморщилась, потускнела, и на ее месте вспыхнула новая дата – «11 марта 1945 года».
Иван Артемьевич поднял бокал:
– Предлагаю тост, товарищи, за наше героическое прошлое, за наше радостное настоящее, за сияющее будущее… И за того, кому мы обязаны и нашим настоящим, и нашим будущим!
* * * * * * * * * * *
Давая описание Москвы 1945 года, мы отнюдь не позволяли себе фантазировать.
Намеченный в тезисах В.М. Молотова грандиозный рост производственной мощи и благосостояния народов Советского Союза демонстрирует безграничные возможности социалистического хозяйства.
Сталинский план реконструкции столицы осуществляется уже три с лишним года.
Кипит работа на стройке Дворца Советов.
Прокладываются новые магистрали. Строятся сотни новых прекрасных домов.
Уличные тоннели, подземные эскалаторные переходы существуют уже в виде детально разработанных технических проектов. Завод цветного асфальта уже работает.
Теплофикация, кондиционирование воздуха, телеграфон, автоматический вызов такси уже полностью освоены современной техникой.
В Советской стране реальная жизнь часто обгоняет фантазию. Подлинная Москва 1945 года, конечно, будет неизмеримо прекраснее той, которую мы попытались нарисовать в этом очерке.
Комментарии