Потешный год

Год литературы заканчивается: позади потешная ярмарка на Красной площади, иные «мероприятия», информационный шум. Да, не для всех участников действа результат столь убог — кто-то нажился, пополнил личные счета (8 млрд руб., как утверждает пресса, было выделено на словесные «духовные скрепы»), — но при чем тут «державный результат»?! Напрасно отдельные литераторы-идеалисты взывали к Путину, к Нарышкину (председателю оргкомитета Года литературы), к Владимиру Толстому, советнику по культуре: мол, покажите смету, куда и кому ушли государственные деньги?! Ответом на «крики души» было таинственное молчание. Правильно: деньги любят тишину — очередной «хитрый план» в действии.

Но оставим финансы в покое, обратимся к иным материям. Только слепец не видит ныне, что литература загнана в угол, писатели нищенствуют, журналы и творческие союзы маргинализированы, движение талантливых книг к читателю нарушено. Хорошо идут дела только у небольшой кучки коммерческих авторов и новых «совестей нации», назначенных таковыми для облагораживания сегмента жанровых книг. Не поведешь же в Кремль, если затребуют, одних детективщиц и их литературных негров!.. Нужны «серьезные писатели». Недостаток народной любви им восполняют усиленным пиаром — в прессе, в Интернете, на телевидении.

Но читают нынешних «серьезных писателей» все равно хуже, чем неумирающих классиков или их советских коллег — Проскурина Петра, Куваева Олега, Казакова Юрия. Намеренно называем имена из разных эстетических направлений. Произведения этих литераторов — в экранизациях и книгах — живы и после смерти авторов, а торопливые поделки нынешних «серьезных писателей» держатся один-два года, а после исчезают в мусорном текстовом «потоке». Увы, вал и пиар не решают главной проблемы, то есть не способствуют качеству произведений.

Известно, что в Советском Союзе литературой руководили (как, впрочем, и иными процессами). Руководят ли сегодня? Думаем, да, если основываться на точке зрения «прогрессивной общественности», что «у нас 1937 год», «у нас 1941 год». (Поскольку знайки доминируют в экономическом блоке и в медийном пространстве, будем считать, что они лучше осведомлены о нашем временном местонахождении.)

Понятно, что в такой знаковый период литература не могла не подпасть под государственное руководство. В этом факте нет ничего плохого, кроме одного — результата. По сравнению с Советским Союзом люди, назначенные руководить литературой, делают это очень плохо. Они так уныло занимаются имитацией дела, что создается впечатление, будто их руководитель сидит не в Кремле, а в каком-нибудь небольшом зарубежном ларьке по торговле недвижимостью или турпутевками. Лавка доминирует в сознании, вытесняя из разума государственный интерес, воспринимаемый как досадное обременение. Зов заграничного ларька первичен, литература вторична, и бытие этих высоких чиновников есть настоящая «человеческая трагедия», которую в состоянии осмыслить лишь гуманисты правозащитники, стоящие на страже высокооплачиваемых социальных меньшинств.

Убиение красоты, чувства родного слова — процесс долгий, растянутый во времени. А задачи текущей «фаршировки мозгов» нужно решать уже сегодня. Для этих дел включена вся мощь телевизионной «вороньей слободки»: сиди и смотри — тебе все покажут, расскажут и объяснят. А чтобы человек был не критичен к пропаганде, он должен постоянно пребывать в шокирующей или оглупляющей среде (пошлого шоу-бизнеса, примитивных сериалов, навязчивой рекламы и пр.). На этом фоне пафосность пропаганды — по контрасту — воспринимается как правда.

Мы же считаем, что ложь пропаганды (какими бы высокими соображениями она ни обосновывалась) есть грех. Особенно ложь сознательная, ложь «по вызову», ложь за деньги. Ее цена — убитые и покалеченные люди, разрушенные города и жизни.

Но все это мелочи по сравнению с отсроченным результатом. За ложь советского времени было заплачено развалом СССР, войнами, трагедиями миллионов, вымиранием страны.

«Бетонирование» правды в наше время, планомерное лишение людей внутренней красоты — отношений, чувств, мыслей — также обернется чудовищной трагедией. Таков закон жизни, и его еще никогда не удавалось обойти!

Не бывает ни идеальных народов, ни идеальных правителей. Но у нашего народа есть идеал государственности, образ его, на приближение к которому и должна трудиться власть. Навязчивая ложь пропаганды и обилие телефарша — первый признак того, что что-то пошло не так.

Борьба с честным писательским словом есть борьба с образом вообще, с высшим искусством, которое непосредственно связано с духом и чувством народа. Дело не в том, что нынешним литераторам недодали денег, чем-то их обделили (вниманием, тиражами, известностью). Все это дежурная обыденность. Дело в масштабах явления, в протяженности его во времени, в планомерности осуществляемой политики. Не надо быть пророком, чтобы предсказать: в будущем на отравленной почве культуры уже ничего не взрастет — ни писатель, ни читатель. Чувство исторического времени, образ государственности, идеал справедливости будут искажены или безвозвратно утрачены. И эта трагедия происходит сегодня, на наших глазах.

Борьба с художественным словом есть ловкая подмена лично воссозданного образа готовым «продуктом» — телевизионной картинкой. Не надо читать, «напрягать мозги» — за вас это сделают другие! Счастье думать, творить свой внутренний мир, этот бесценный духовный капитал, делающий человека человеком, обменивается на виртуальный «досуг», на подключение к тому или иному «гаджету», к мировому «интернет-разуму».

Уничтожение образного искусства — еще один шаг к миру машинному, «плоскому», миру коротких, красочных, как телекартинки, эмоций, когда все скорбят и радуются по указке соцсетей, ненамного отличающихся своим программирующим воздействием от телевизора. Придет время, и «правда» соцсетей оттеснит в сторону «правду» телевизора. И что? «Набрел слепой на стежку?!»

Аналитическое восприятие мира всегда будет ущербным, потому что лишь образное со-творчество способно охватить мир во всей полноте. Образ — всегда целостность, аналитика — претенциозная частность.

Сила образного творчества — в бессознательном чувстве, а не в рациональном знании, усвоенном от «транслятора». Именно эту корневую силу человека — истинную его свободу — и пытаются отнять демиурги современного глобального мира.

Сознательно (от необразованности или от алчности) помогают им в этом наши нынешние управители литературой — оставим сей вопрос за скобками.

Гражданская война «гибридного типа» в России уже идет, и первыми в ней должны пасть литераторы. (Не балет же, в самом деле, не КВН, и не фигурное катание скрепляют образ России.) Писатели — кристаллическая решетка народа, творцы образов, чудики, не поддающиеся пропаганде. А значит, в нынешнем цифровом мире золотого тельца они «неформат» и должны быть тихо удушены.

Настоящий писатель всегда обладает правосознанием. В этом его отличие от чиновничьей черни, погрязшей в коррупции и потребительстве. Люди, живущие только хватательными инстинктами, неспособны к восприятию больших идей.

Убывание чувства правосознания, чувства родины связано с планомерным разрушением образа. Логическая цепочка очевидна: сначала в массовом сознании происходит утрата образа человека, а после люди «звереют», теряют человеческий облик. Проецируя эту схему на народ, мы можем предположить, что утрате государства предшествует разрушение его образа.

Год литературы позади. Впереди Год кино, прологом к которому стал фильм Навального «Чайка» — про одаренных детей нашего Генерального прокурора. (Звягинцев с «Левиафаном» померкли на фоне этой «премьеры».)

Пожелаем зрителям и читателям мужества. Как сказал поэт: «Пусть ведет над бездною дорога / Всех и одного, / У России снова, кроме Бога, / Нету никого»…