Экономика России уже не стоит на месте. Она идет назад.

У каждого свое ощущение и понимание кризиса. Для уволенного рабочего в городе с единственным закрытым заводом кризис – это когда вообще нечем накормить семью. Для олигарха кризис – это когда личное состояние в миллиард долларов вдруг почему-то уменьшилось на пару сотен миллионов и он, увы, не может пока прикупить новую более просторную яхту. У думающей и пока работающей части населения, способной анализировать ситуацию без эмоций, свои, хотя и противоречивые, оценки. Лично у меня еще в 2007 г. стало возникать понимание того, что мы как страна уже даже не стоим на месте, а начинаем медленно идти назад. И прошлый, и нынешний год это полностью подтвердили. Попробуем снова заглянуть в будущее, чтобы понять, что же вновь ждет нас впереди и что бы надо сделать, чтобы кризисы не повторялись.

Как известно, возникающие серьезные проблемы приводят либо к депрессии, либо к активизации умственных и физических сил. Нынешний кризис не исключение. Сегодня о кризисе уже не пишет только самый ленивый. Как два-три года назад об успехах российской экономики тоже трубили все кому не лень. При этом экономисты, сравнивая периоды развития, любят оперировать календарными датами, связанными с некими знаковыми событиями в экономике: то «черный вторник», то «черный четверг» и прочие невеселые дни недели, исключением из которых, пожалуй, служит только воскресенье.

Но возникает вопрос: что же могло за ночь с понедельника на вторник натворить правительство (которое и отвечает за состояние дел), чтобы процветающая вчера экономика вдруг к утру рухнула на четверть или на треть? Ведь получается, что вечером, допустим, в среду страна забылась счастливым радужным сном, а в четверг утром вдруг проснулась в кризисе. Что же могло произойти ночью, когда все – от рядовых работников до министров – спали, а проснувшись, в панике стали гадать, что же за ночь случилось? А ничего, потому что любой кризис – это просто накопленная в прошлом критическая масса негативных факторов, которая может обвалиться, как лавина в горах, от не вовремя чихнувшего альпиниста. Но если с горами все понятно: критическая масса накопленного снега сама себя сносит под воздействием собственной тяжести, то в экономике, на первый взгляд, все не так просто. Но только на первый, потому что, если поглубже вникнуть в существующие закономерности внутри экономической системы, можно достаточно уверенно прогнозировать причину и дату «схода экономической лавины».

Но здесь возникает парадоксальная ситуация для серьезного системного аналитика и прогнозиста, которую мне пришлось не раз испытать на себе. Когда все еще хорошо, а некто назойливо жужжит о каком-то будущем кризисе, от него отмахиваются: дескать, что нам тебя слушать, тем более все вокруг так хорошо. Но когда кризисная лавина покатилась, и он пытается напомнить о своих предупреждениях, от него снова отмахиваются, но с другой тональностью: нам УЖЕ не до тебя, потому что надо как-то спасаться. И так от кризиса к кризису. Приведу только один пример.

В июне далекого 1990 г., когда на фоне перемен все предвкушали будущий экономический рай от намечаемых реформ, одна из газет не пожалела целой полосы и опубликовала мою статью «Мифы политизированной экономики». В ней обосновывался тезис, что сама по себе либерализация экономики ничего не даст, тем более что внятных и обоснованных предложений, что и как строить на месте разрушенной административно-плановой системы хозяйствования, не было. Рефреном звучало только заклинание о «невидимой руке рынка», которая сама все наладит, накормит и обует.

В статье утверждалось, что сам по себе экономический механизм не наладится, поскольку он всего лишь объект для настройки, который должен регулироваться (через оптимальную настройку всех основных систем и сфер: бюджетной, социальной, налоговой, финансовой и т. д.) субъектами в лице финансово-экономических ведомств. Ведь, например, на гонках «Формулы-1» при почти одинаковом мастерстве пилотов побеждает именно тот, чей болид более тщательно отрегулирован. Так и в экономическом мире: та страна выходит вперед, экономика которой более оптимально настроена и отрегулирована и ее бюджетная, налоговая, денежно-кредитная и другие системы наиболее эффективно взаимодействуют.

Но в то время практических и обоснованных предложений о том, как построить и отрегулировать новую более эффективную систему, не поступало даже из академических кругов. Более того, и оттуда всегда доносились призывы к осторожности в реформах, причем из серьезных академических изданий. Вот цитата из материалов круглого стола, проведенного журналом «Экономика и математические методы» (т. ХХIV, №5, стр. 896).

«Мы правильно критикуем плановые и другие хозяйственные органы. Но когда мы собираемся и говорим между собой как ученые, мы должны спросить у себя: а что мы предложили, кроме концепций, которые включают лишь призывы к обновлению? Дали ли мы образец современного мышления?»

Представляю, какое колоссальное профессиональное мужество надо иметь ученому, все знающему и о нашей, и об «их» экономике, чтобы сделать столь откровенное и беспощадное признание. Тем более что это высказывание Л.И. Абалкина было сделано на фоне бодрых и безапелляционных выступлений его коллег.

После всех обоснований в конце своей статьи я написал, что «…если мы сейчас с нашим тотальным неумением экономически мыслить и считать ринемся в стихию чистого рынка, то уверен, что хаос на несколько лет (возможно, и десятков лет) нам обеспечен. Потому что никому не дано перейти из первого класса сразу в десятый». Что ж, два десятилетия уже прошло, но конца кризису пока не видно, и спасают только энергоресуры.

Уже тогда было совершенно понятно, что полная либерализация экономики с ее сверхмонополизированной системой сразу пойдет в штопор. Почему? Потому что все монополисты одновременно взвинтят цены. А поскольку правительство пообещало и выполнило в 1992 г. свое решение об ограничении денег в обращении, страна вошла в финансовый коллапс, который сначала привел к повальной бартеризации, а затем к колоссальному спаду производства. Именно тогда страна попала в заколдованный круг: бесконтрольный рост цен при нехватке денег ведет к снижению объемов реализации, затовариванию и к спаду производства, а когда все же из-за угрозы социального взрыва приходится проводить индексации зарплат и пенсий, то страну захлестывает очередной инфляционный виток. Ладно бы, если это продолжалось два-три года и наконец проснувшаяся «невидимая рука» рынка привела бы экономику к реальному росту благосостояния.

Почему же за 19 лет свободного ценообразования наш рынок так и не пришел к равновесию? Ведь более либеральных свободных цен больше нет нигде в мире. Более того, все цивилизованные страны тем или иным способом регулируют процессы ценообразования, при котором средний уровень прибыли не поднимается выше 12–15 процентов.

В России все выступают за свободные цены на свой товар, но одновременно ругают правительство, которое за 19 лет не победило в стране инфляцию. Но ведь если ты, «максимизируя прибыль», взвинтил цену в два-три раза, то, чтобы я мог его купить, я должен и свой товар продать вдвое-втрое дороже. А поскольку в борьбе с инфляцией правительство столько денег не печатает, мы оба не можем продать весь свой товар. Вот вам и кризис, и гадание, где его дно.

Но, видимо, это никому в стране непонятно: одни «аналитики» туманными бездоказательными фразами успокаивают тем, что дно кризиса пока еще далеко и, может, все само по себе обойдется. Другие менторским тоном поясняют, что дно давно пройдено и мы медленно (пока!), но уже поднимаемся. При этом ни те ни другие не утруждают себя приведением каких-либо доводов, которые хотя бы косвенно обосновывали высказанные мнения.

Читая подобные опусы, хочется спросить авторов: а что вы понимаете под термином «экономическое дно»? Если это некая предельно критическая ситуация, когда хуже уже и быть не может (дальше дна ведь не опустишься), то опишите ее и обоснуйте цифрами. Чтоб даже школьнику стало ясно, почему это вдруг наш экономический баркас, утонув, все же начал снова после удара о дно всплывать. Мне, например, совсем непонятно: то ли он совсем слабо ударился и поэтому, не развалившись на куски, стал почему-то всплывать. То ли, наоборот, удар был так силен, что он отскочил от дна как мяч и, не повредившись, снова бодро устремился вверх. И объясните при этом так (если вы, конечно, настоящие экономисты, а не шаманы с экономическим дипломом), чтобы я в это поверил. В любом случае такая аллегория неудачна: как известно, ведь даже «непотопляемый» «Титаник», очень сильно ударившись о дно Атлантики, почему-то всплывать не стал.

Но на самом деле обе категории «аналитиков» правы. Наша нынешняя ситуация уникальна тем, что сейчас страна находится в состоянии хрупкого баланса: с одной стороны, мы можем продолжать входить в кризис, то есть так же уверенно идти назад, снижая объемы производства и доходы. А с другой стороны, можем остановить кризис и начать понемногу двигаться вперед.

Что и как для этого надо сделать? А что делает врач, когда к нему обращается пациент? Если это настоящий врач, то он сначала обследует больного и напишет эпикриз (от греческого epikrisis – решение), в котором будет заключение о состоянии больного, обосновании диагноза, необходимых мерах лечения и прогноз о сроках выздоровления. Настоящий врач не будет вслух туманно рассуждать, достигла ли болезнь некоего дна, он просто быстро и точно определит степень запущенности и примет нужные меры.

Именно этого сегодня и не хватает нашей предельно больной экономике, которая, к счастью, пока еще дышит через тонкую иглу, по которой, в обмен на импортный ширпотреб, из страны течет нефть. Но представьте, что в стране не было бы этих колоссальных ресурсов, а значит, и не на что было бы завозить импорт. Хотя Япония, например, занимает второе-третье место в мире по объему ВВП, не имея ни капли нефти, ни литра газа. Но, будучи полностью зависимой от импорта энергоресурсов, она ни от кого как страна не зависит, так как весь мир пользуется японской электроникой и автомашинами, и ей есть на что покупать сырье. Этим и отличаются одни реформы от других «реформ», при которых одна страна просто наладила производство высококонкурентных товаров и успешно продает их на мировых рынках. А другая, загубив собственное производство, просто десятилетиями меняет, как африканские аборигены, баррель нефти или горсть алмазов на батон колбасы. Но при этом кричит на весь мир об успехах экономического роста, словно не замечая снисходительно-презрительных усмешек, старательно маскируемых вынужденной фальшивой учтивостью. Дескать, что ж поделаешь, если ядерный арсенал у врага, увы, пока еще имеется.

И тогда снова возникает вопрос: что же именно сейчас необходимо делать?

Очень просто. Сначала надо написать такой экономический эпикриз, который бы реально отразил причину болезни экономики, тем более что любой кризис никогда не наступает сам по себе и уж тем более сам по себе никогда не проходит. Более того, любой кризис – это всего лишь зеркало экономического профессионализма того, кто встает к штурвалу экономического корабля страны. Но нынешнее правительство в сегодняшнем кризисе не виновато, поскольку оно просто пытается найти решение накопившихся в прошлом многолетних проблем. Но пока не находит.

Ведь на самом деле России просто не повезло, когда в далеком 1991 г. к штурвалу встали наивные, но самоуверенные дилетанты, которые вольно или невольно запустили тот кризисный маховик, который и раскачивает страну до сих пор.

Рассмотрим, как поэтапно раскручивается кризисная цепь, каковы причины тех или иных явлений и где истоки нынешнего кризиса. Тогда станет понятно, что и как необходимо делать сегодня для того, чтобы в будущем подобное не повторялось. Начнем с тезиса первых реформаторов, уверявших, что только свободное ценообразование при жесткой (ограничительной) монетарной политике даст возможность построить современную процветающую рыночную систему.

Они признавали, что, да, сначала цены в два-три раза вырастут, но поскольку правительство денег печатать не будет, производителям придется вернуть цены на уровень, доступный потребителям. Дескать, стоил холодильник в советское время 300 рублей, а при свободных ценах за него попросят 800–900, но у потребителя таких денег нет, и мы их ему не дадим, а поскольку производителю тоже надо питаться, ему придется снизить цену до уровня финансовой состоятельности потребителя. Вот и хорошо, пусть договариваются, ведь только это и приведет к балансу платежеспособного спроса и товарного предложения, при котором не будет ни дефицита денег, ни товарного перепроизводства.

Да, формальная логика здесь есть. Но почему же тогда она не сработала? Потому что формальная логика есть следствие формального знания. А формальное знание предполагает отсутствие реальных знаний. А отсутствие реальных знаний означает не только полную невозможность принимать правильные решения, но и невозможность прогнозировать последствия даже своих действий.

Реформаторы просто не знали, как работает реальный экономический механизм, в чем сами невольно признавались. Один из основных членов той команды уже после отставки на вопрос журналиста, чем же они думали, когда проводили такие «реформы», в своем искренно невежественном простодушии ответил: «А мы и не думали, мы просто работали». Другой, тоже министр и тоже после отставки, на вопрос, каково было самое сильное впечатление от пребывания в правительстве, не утруждая себя воспоминаниями, ответил: «Вот мчусь из Архангельского на работу по осевой, впереди и сзади по милицейской машине, и все жмутся к обочине». То есть правительство сформировали не просто из дилетантов, а из детей, которые даже не осознавали, куда они попали. Поэтому и осталась из воспоминаний только гонка на машинах с сопровождением.

И еще. В недавно показанном фильме о той эпохе повального дефицита и. о. премьера спросили: откуда все потом, после отпуска цен, появится, если сейчас ничего нет? Он честно ответил, что и сам не знает, но все же верит, что откуда-нибудь обязательно появится. Это подтверждает старый тезис о том, что кандидатская или докторская степень еще не является гарантией наличия реальных знаний. Тем более что я сам был много лет членом диссертационного совета и эту «кухню» хорошо знаю.

Но это ладно, но почему все же не сбылось ключевое обещание реформаторов о том, что цены сначала немного поднимутся – максимум в два-три раза, а потом резко пойдут вниз? Ведь они поднялись только за год в 30 раз и продолжали расти. И почему в стране даже после 19 лет свободного ценообразования правительство – стоп, извиняюсь, «невидимая рука рынка» – так и не может обуздать инфляцию? И почему продолжает разваливаться внутреннее производство?

Ответ прост: реформаторы абсолютно ничего не понимали в реальной экономике, если думали, что завод холодильников, подняв цены и не сумев продать товар, потом их опустит. Это было бы теоретически возможно, только если бы завод весь цикл производства осуществлял самостоятельно.

Но, чтобы сделать холодильник, необходимы металл, компрессор, реле, лампы, уплотнительные прокладки, термостаты и все остальное по технологии. Но завод холодильников не добывает руду и не плавит из нее металл. Этим занимаются горнорудные заводы, которые, добыв руду, продают ее череповецкой «Северстали», а та другим потребителям.

Завод холодильников, может, и компрессоры тоже не делает сам и еще много чего, но все необходимые агрегаты ему поставляют за деньги специализирующиеся в этом сегменте предприятия. То есть производство холодильников – это довольно длительный производственный цикл, связывающий множество предприятий, которые при этом юридически самостоятельны.

Теперь представим, что горный комбинат, добывающий руду, раньше продавал ее той же «Северстали», допустим, по 100 рублей за тонну, а «Северсталь» продавала уже металл другим предприятиям по 200 рублей за тонну. То есть стоимость добычи руды и стоимость переплавки ее в металл, составляя 200 рублей, автоматически закладывалась в себестоимость другой продукции, где этот металл использовался. И так по всей технологической цепочке.

А когда отпустили цены на свободу, то понятно, что они взлетели не потому, что так захотел именно завод холодильников, а потому, что цену на руду подняли и горный комбинат, и «Северсталь», и завод компрессоров, и все прочие.

Но! Если раньше горный комбинат продавал «Северстали» руду по 100 рублей, то теперь он запросил, допустим, 300 рублей за тонну. Как известно, цены только за первый квартал 1992 г. выросли в 10 раз. Но у комбината нет 300 рублей. Так как он, продав тонну металла еще по старой 200-рублевой цене, 100 рублей отдал своим рабочим на зарплату. Но если горный комбинат, добыв руду, может и подождать, пока потребитель «созреет» для объявленной цены, то «Северсталь» ждать не может. И у него это не прихоть опьяненного от ценовой свободы горного комбината, а суровая неизбежность. Домна – не газовая плита, там непрерывный цикл. Поэтому «Северсталь» идет в банк и берет кредит, чтобы купить руду по «рыночной» цене, надеясь после продажи металла рассчитаться с кредитом. Но для этого нужно и металл уже продать не по 200 рублей, а по 400 или 500, чтобы и с кредитом расплатиться, и своим работникам компенсировать инфляцию. Но у завода холодильников, который из металла делает каркасы корпуса, тоже нет 500 рублей, ведь он в прошлом цикле продал товар по 300 рублей. И он тоже идет в банк за кредитом. Такая же ситуация и с компрессорами, и с термостатами, и с прочими комплектующими агрегатами.

В итоге холодильник, не изменившись ни в качестве, ни в габаритах, действительно тяжелеет в цене до 900 рублей, но ведь у населения, благодаря «мудрым» реформаторам, которые яростно, с монетарным задором борются с ростом цен, таких денег нет. И здесь наступает финансовый коллапс, так как круг замкнулся. Население не смогло купить холодильник, значит, заводы холодильников, компрессоров, термостатов, «Северсталь» и другие поставщики не могут отдать банкам кредиты. При этом «пролетает» и горный комбинат, у которого никто не может купить новую порцию руды. А население, желающее все же приобрести холодильник, уже не может снять со счета свои деньги, которые банки отдали заводам.

Но и это еще не все. Поскольку никто не получил денег, то не из чего платить налоги, значит, правительство осталось без доходов и не может платить бюджетникам, то есть врачам, учителям, пожарным и прочим. А раз нет денег, то с чем идти в магазин? И у сельхозпроизводителей начинают гнить овощи, фрукты, киснуть молоко, сыр и все прочие продукты, и они тоже без реализации продукции не могут платить налоги. Началась повальная бартеризация, но и она не решила даже ничтожной части проблем. Если я, выращивая картошку, еще могу поменять ее на буханку хлеба и кусок колбасы, то я не буду менять ее на кусок высоковольтного провода или деталь от станка с ЧПУ. Таких примеров можно привести массу.

Поэтому в мае все же пришлось на всю катушку запустить печатный станок, что моментально спровоцировало колоссальную инфляцию, которую вновь пришлось компенсировать (в виде индексаций пенсий и зарплат бюджетникам), а компенсации опять через оживившийся платежеспособный спрос привели к очередному росту цен.

Честно говоря, меня сильно удивило в тот период наивно-раздраженное высказывание Егора Тимуровича: дескать, уже все отпустили, но экономика так и не слушается руля.

Господа прежние и будущие реформаторы! Экономика – в реальности – устроена очень просто, но даже и в этой простоте ее надо понимать. Основной закон гласит: средняя стоимость потребительской корзины для населения в каждый конкретный момент времени должна быть равна уровню среднего платежеспособного спроса того же самого населения. Тогда вся товарная масса в виде производимых товаров и услуг будет непрерывно поглощаться аналогичным ей объемом денежного предложения. И тогда будет из чего платить налоги и содержать бюджетников, которые, кстати, тоже платят подоходный налог.

А те, кто хочет жить лучше, пусть это делают не за счет ежедневного переписывания ценников, провоцируя этим на аналогичное бессмысленное занятие всех остальных, а находят новые способы повышения производительности труда. И тогда они, удвоив количество выпускаемых товаров, автоматически увеличат вдвое свой доход.

Реформаторы первого призыва, к сожалению, не зная устройства экономической машины, взялись ею управлять и, разрешив свободными ценами населению жать без ограничения на газ, сами непрерывно давили на тормоз, ограничивая денежную массу в обращении. Любой мало-мальски опытный водитель знает, что при таком «управлении» машина в лучшем случае заглохнет, что и получилось в 1992 г., в худшем же – сломается. И, наверное, не зря у одного из министров той команды самым сильным впечатлением осталась езда с ветерком, когда за рулем профессионал.

Стержень макроэкономической политики – это разумное ценообразование, и большинство промышленно развитых лидирующих стран это понимают, потому и лидируют. Посмотрите на процветающую, богатую Японию, где цены на товары с нулевой ценовой эластичностью, объемы реализации которых могут не меняться при любых ценах (к ним относятся предметы первой необходимости), не пытаются удержать всякими ФАСами, а просто жестко ограничиваются парламентом. И попробуйте это нарушить. При этом они не слышат и не будут слушать упреков в административном подходе, потому что опираются на здравый смысл, а не на мнения советников сомнительного свойства.

Нам же в периоды обострения кризисов (после длительного монетарного воздержания и глубокого спада) всегда советовали оживлять экономику, что вновь вызывало всплеск инфляции. Но оживлять экономику деньгами при свободных ценах, которые при оживлении спроса вновь вырастали, – это все равно, что делать утопающему искусственное дыхание под водой.

И зря Егор Тимурович жаловался на неуправляемость вверенного ему экономического корабля. Чтобы морское судно пришло из пункта А в пункт Б, на нем, помимо грамотного капитана и профессиональной команды, необходимо наличие парусов, киля, карт и инструментов для определения в морском пространстве. И главным, наряду с парусами, является киль, позволяющий совершать маневры, если попадаются рифы.

Наша команда реформаторов, собравшись плыть, первым делом сняла киль и бросила его на берегу, а киль для корабля – это то же самое, что ценовое регулирование в отраслях с нулевой ценовой эластичностью. То есть в отраслях, где производят товары, которые мы будем покупать при любых ценах, а это товары первой необходимости, обеспечивающие нашу жизнедеятельность. Но ведь наш платежеспособный спрос всегда имеет некую фиксированную величину, значит, переплатив за товары первой необходимости, мы не сможем купить другие, необходимые нам товары, и в этих отраслях начнутся спад производства, увольнения. В результате доходы бюджета упадут, а расходы вырастут, потому что придется платить пособия новым безработным.

Видимо, и этого не понимали наши реформаторы, поскольку жаловались на неуправляемость. Но ребята, а зачем вы вообще по привычке крутите штурвал, если под днищем уже нет киля?

И последнее. Почему-то до сих пор, когда уже всеми (кроме них, конечно) признано, что все их «реформы» были с самого начала полным провалом, реформаторы первого призыва пытаются нас убедить, что они хоть спасли страну от голода, дескать, 1991 г. был самым страшным, ведь магазины сверкали стерильной пустотой.

Ну до чего же наивны и горды они в своей героической простоте… Да если вы еще за год до начала «реформ» уже громогласно пообещали отпустить цены на свободу, то что сделает торговля и производитель? Разумеется, припрячет весь товар до времени «Ч», вот и весь новогодний фокус. Ведь на самом деле еще 31 декабря 1991 г. полки сверкали своей чистотой, но уже 1 января 1992-го стали ломиться от изобилия. Но они до сих пор только этим и гордятся, чем и подтверждают свое полное реформаторское невежество, хотя, может, и нас считают за недоумков.

Ведь настоящие реформы – это когда о нужных мерах поэтапно объявляют в нужное время, чтобы минимизировать возможные риски потерь. А они как дети радуются, что при всех остальных минусах хоть сумели наполнить магазины товарами. Так радуется при игре в прятки пятилетний мальчик, который «спрятался», сунув бабушке голову под фартук, и радостно визжит, когда дедушка ходит по комнате и «горестно всплакивает»: ну куда же спрятался мой внучек, никак не могу его найти.

В экономике, как и во всем серьезном, чудес, увы, не бывает. А бывают только профессиональный анализ, прогноз и ответственность за последствия принимаемых решений. До сих пор помнится, как один член этой команды, вертя в руках невзрачную бумажонку, с железной уверенностью в голосе утверждал, что она вскоре превратится в две «Волги». До сих пор не уверен, чего там было больше: наглого вранья или наивного пещерного невежества. Но я еще тогда сразу же сделал прогноз, опубликованный в ИТАР-ТАСС, о том, что цена ваучера для его владельца, который не успеет обменять его в переходе метро на бутылку водки, будет стремительно приближаться к нулю.

Поэтому, пока правительство не возьмет в свои руки штурвал и не восстановит все элементы управления и регулирования нашего истерзанного экономического корабля, Россия еще не одно десятилетие будет плыть по ветру в неизвестном направлении, а «аналитики» от экономики – гадать, когда и на какое дно в очередной раз опустится наш корабль.

…Да, сколько экономистов, столько мнений. Но еще Рене Декарт сказал: «Не должно сомневаться в том, что кажется истинным. Однако не должно полагать это за непреложное, чтобы не отвергать составленных нами о чем-либо мнений там, где этого требует от нас разумная очевидность».