Уроки Венесуэлы

Все опросы общественного мнения, проведенные в последние месяцы в Венесуэле, показывали убедительное преимущество объединенной оппозиции на предстоящих парламентских выборах. Но ни один из этих опросов не позволял думать, что победа оппозиции станет столь убедительной, как это произошло 6 декабря 2015-го. «Круглый стол демократического единства» завоевал квалифицированное большинство в две трети голосов, что означает сокрушительное поражение авторитарно-популистского режима, который с апреля 2013 г. возглавляет президент Николас Мадуро.

Что же произошло? Почему режим, который правит в Венесуэле уже 17 лет и который до сих пор честно выигрывал все президентские, парламентские, региональные и местные выборы, а также бесчисленные референдумы (за исключением единственного в 2007 г.), — вдруг провалился с таким треском, совершенно очевидно потеряв поддержку большинства именно тех людей, которые все эти годы позволяли ему держаться у власти? Речь идет о нижней половине населения страны, которая стала главным бенефициаром социальной политики, проводившейся президентом Уго Чавесом. За 14 лет его правления произошло существенное перераспределение доходов в пользу бедных и беднейших слоев населения: доля венесуэльцев, живущих за чертой бедности, сократилась с 49,4% в 1999 г. до 29,5% в 2011 г. Уменьшилась крайняя нищета (с 21,7 до 11,7% населения), а также неравенство в распределении доходов.

Это перераспределение стало возможным за счет резкого роста доходов от экспорта нефти в 2000-е гг.

Именно в это десятилетие в Венесуэле была принята целая система социальных программ, которые распространяются на бедные и беднейшие слои населения. Эти программы включают в себя магазины и супермаркеты, где продаются субсидируемые государством продукты; медпункты и клиники в бедных кварталах городов и сельской местности; образовательные программы — от ликвидации неграмотности и создания начальных и средних школ до специальных ускоренных университетских курсов; а также строительство дешевого жилья, развитие сельскохозяйственных зон и районов проживания индейского населения. Таким способом создавался государственный механизм интеграции социально исключенных на нерыночных, антикапиталистических принципах, что составляло суть провозглашенного Чавесом «Социализма ХХI века».

Одновременно с этим Чавес последовательно разрушает, вернее, «добивает» институты представительной демократии в Венесуэле.

Он смог извлечь максимальную выгоду из того морального и физического упадка, в котором находилась партийная система страны в конце 1990-х гг. (Достаточно сказать, что ни одна из двух партий, чередовавшихся у власти в Венесуэле в течение 40 лет, даже не смогла выставить кандидатов на президентских выборах, триумфально выигранных Чавесом в 1998 г.) К середине 2000-х годов Чавес смог установить личный контроль над важнейшими институтами реальной власти — исполнительными структурами, вооруженными силами и нефтяной промышленностью. Оппозиция в это время находилась в максимально ослабленном и раздробленном состоянии: в 2005 г. она бойкотировала парламентские выборы, что позволило Чавесу полностью подчинить своему контролю законодательную власть, а также Верховный суд и Национальный избирательный совет. Таким образом, менее чем за 7 лет своего правления Чавес смог осуществить радикальную трансформацию политических институтов, превратив их из представительных в плебисцитарные, характер и судьба которых все больше зависела от воли одного человека. После того как в 2009 г. на общенациональном референдуме были приняты поправки к конституции, отменявшие ограничения по переизбранию на все выборные должности, включая должность президента, Чавес, по сути дела, легально становится пожизненным лидером. Он намеревался оставаться у власти по крайней мере до 2021 г., на который он назначил окончательную победу возглавляемой им «боливарианской революции».

Экономический кризис 2008—2009 гг. и в особенности смерть Чавеса в начале марта 2013 г. разрушили экономическое и политическое равновесие этой модели,

которая, как думали многие — одни с надеждой, другие с отчаянием, — будет длиться вечно. На первый план вышли те ее характеристики, которые нефтяной дождь 2000-х и личное обаяние Чавеса до времени позволяли нейтрализовывать. Ужасающая коррупция во всех звеньях госаппарата — Венесуэла превратилась в самую коррумпированную страну Латинской Америки и одну из самых коррумпированных в мире — вызвала к жизни издевательский, но крайне емкий термин: «боливарианская буржуазия», которым непочтительные венесуэльцы окрестили верхушку режима и связанных с властью предпринимателей, процветающих на личных связях в госаппарате, государственных заказах, покупке за бесценок предприятий и собственности притесняемых противников режима. Провальная экономическая политика, национализация предприятий и торговых сетей, контроль над ценами и множественный валютный курс, позволявший правительственным чиновникам и близким к ним бизнесменам обогащаться на импорте продовольствия, — привели к дефициту основных продуктов питания и товаров повседневного спроса, огромным очередям в супермаркетах, а после очередного падения нефтяных цен в 2014—2015 г. — к регулярным перебоям в подаче электроэнергии и полному экономическому коллапсу, к самому глубокому за последние 70 лет экономическому спаду.

Режим пытался компенсировать ухудшающуюся социально-экономическую ситуацию установлением практически тотального контроля над СМИ, в первую очередь телевидением; усилением политических репрессий: в 2014 г. один из лидеров оппозиции, Леопольдо Лопес, был приговорен к 13 годам тюрьмы за организацию мирных демонстраций, а депутат парламента Мария Корина Мачадо была лишена своих полномочий решением председателя Национальной ассамблеи, второго человека режима, Дьосдадо Кабельо. Как видим, это не помогло.

Перестала работать и риторика осажденной «врагами, империалистами и контрреволюционерами» родины «боливарианской революции», которая весьма эффективно использовалась Чавесом для мобилизации своих сторонников.

Главным творцом сокрушительного поражения правящей партии на выборах 6 декабря, без сомнения, является нынешний президент страны Николас Мадуро. Не обладая ни харизмой Чавеса, ни нефтяными доходами, которыми он располагал, Мадуро пытался не только продолжать ту же политику, но и во всем подражать Чавесу, включая жесты и манеру говорить, что вызывало смех и отторжение многих бывших сторонников режима. Надо сказать, однако, что это не вина Мадуро. Все авторитарные лидеры, и Чавес не был исключением, подспудно полагают себя бессмертными и, как правило, не допускают возникновения сколько-нибудь заметных политических фигур в своем окружении. Такая фигура всегда воспринимается как опасный политический соперник, в то время как лидеру нужны подчиненные, нерассуждающие исполнители. Когда природа рано или поздно, но неизбежно напомнит о конечности человеческого существования, когда лидер уже физически не может быть ни вождем, ни президентом, возникает вакуум.

Мадуро, назначенный преемником умиравшим Чавесом, был самой слабой фигурой в его окружении.

Политический вакуум возникает не только и не столько из-за отсутствия преемника, но прежде всего в результате последовательного разрушения всех государственных институтов, фактической приватизации исполнительной власти и полного подчинения ей законодательной и судебной властей, превращающихся в послушных исполнителей воли вождя. Политический или физический уход вождя с неизбежностью обрушивает всю конструкцию частной по своей природе, авторитарной власти. Так это и случилось в Венесуэле. Это не просто поражение, это разгром. Оппозиция выиграла в 17 из 23 штатов страны, включая родной штат Чавеса, и в федеральном округе. Завоеванное ей конституционное большинство дает право назначать или отстранять членов других ветвей власти — судей Верховного суда и членов Национального избирательного совета; предлагать конституционные реформы и созывать Конституционную ассамблею, принимать т.н. «органические» (конституционные) законы, касающиеся фундаментальных прав граждан и проводить референдумы. Важнейшим из них может быть референдум об отзыве действующего президента, венесуэльская конституция позволяет это сделать после трех лет пребывания действующего президента у власти. Для действующего президента Мадуро этот срок наступает в апреле 2016 г.

Надо сказать, что оппозиция и ее лидер, дважды кандидат в президенты, Энрике Каприлес высказываются на этот счет очень осторожно, делая акцент на необходимости сохранения единства страны, восстановления институтов и, главное, срочного улучшения социально-экономического положения (по данным Каприлеса, уровень бедности в сегодняшней Венесуэле составляет 76%) и снижения преступности. И во время избирательной кампании и после победы оппозиция сделала первоочередными те самые социальные требования большинства населения — равенства и социальной справедливости, на которых 10 лет паразитировал правящий режим. Она смогла органически включить социальные требования низов в свою демократическую программу, чему, несомненно, способствовала катастрофическая экономическая ситуация, к которой привел страну чавизм. Очевидно, что оппозиция или, по крайней мере, существенная часть ее понимает: Каприлес прямо говорит об этом, что социальные завоевания низов в области образования, здравоохранения, доступа к жилью и продовольствию должны быть сохранены. Именно это позволило демократической (и либеральной) оппозиции завоевать на свою сторону тех, кто составлял главную базу поддержки режима и кто в последние годы все больше выступал против худших черт чавизма — авторитаризма, демагогии, лжи и манипуляции общественным мнением.

Это, на мой взгляд, является очевидным уроком венесуэльских событий для России.

Так, и только так, включая социальные требования «низов», «обычных людей» в демократическую, антиавторитарную повестку, а социальные движения в движение общедемократическое можно победить авторитарный режим и обеспечить мирный переход к демократии.

Так было в Испании в конце 1970-х, в Бразилии в середине 1980-х, так происходит в сегодняшней Венесуэле.

Понимание это далось венесуэльской оппозиции нелегко: до сих пор входящие в нее влиятельные силы настаивают на приоритете чисто либеральной повестки. «Круглый стол демократического единства», с большим трудом созданный в 2008 г., после 10 лет правления Чавеса, объединяющий на сегодня практически весь спектр оппозиционных партий и организаций от левосоциалистических до центристских и правоконсервативных, в феврале 2014 г. был на грани раскола. Часть его, возглавляемая Леопольдо Лопесом, выступала против участия в проводимых режимом выборах, которые хотя и были честными в смысле подсчета голосов, но не были ни равными, ни справедливыми; поскольку власть полностью контролировала административно-полицейские ресурсы, СМИ; подвергала оппозиционеров постоянным репрессиям, устраивала против них провокации, включая нападения и убийства. Массовый выход оппозиции на улицу с целью мирного свержения режима, в свою очередь, не был поддержан ее главной фигурой —  Энрике Каприлесом, который настаивал исключительно на легальных, в первую очередь электоральных, формах борьбы. Тем не менее венесуэльская оппозиция смогла в предвыборный период преодолеть нешуточные, скажем прямо, разногласия и единым блоком выступить на выборах: 127 из ее кандидатов в депутаты были выдвинуты консенсусом, а 40 — путем прямого голосования членов входящих в «Круглый стол» партий. В этом, как представляется, второй урок Венесуэлы для России: объединенная оппозиция может победить на парламентских выборах даже в самых неблагоприятных условиях доминирования авторитарно-популистской власти. Для этого она должна хотя бы временно минимизировать внутренние разногласия и быть максимально широкой как в политическом, так и в социальном отношении.

И последнее, хотя отнюдь не по важности. В ряду очевидных и неочевидных аналогий российской и венесуэльской ситуации особое место занимает вопрос о типологическом сходстве правящих в этих странах политических режимов. На мой взгляд, дело вовсе не в «правой» или «левой» экономической политике. Дело главным образом в авторитарном политическом режиме, который последовательно ликвидирует институты демократического участия, честные, равные и справедливые выборы, разделение властей, независимый суд, подавляет свободу слова и практически все остальные политические свободы и права, опираясь при этом на зависимые от государства социальные слои. Важно подчеркнуть, что это далеко не только «низы» («анчоусы», «уралвагонзавод», как презрительно называет их часть российских либералов), это в равной мере часть средних слоев, получающих зарплату от государства, и особенно предприниматели, ориентирующиеся не на рыночную конкуренцию, а на связи в государственном аппарате, доступ к госзаказам и средствам государственного бюджета. Суть такого режима — в стремлении увековечить свое пребывание у власти, преследуя и уничтожая всякую независимую — экономическую, социальную и политическую активность, в которой он справедливо видит для себя угрозу. При этом экономическая политика может быть «левой», как в Венесуэле или Аргентине, или «правой», как в России, но это не меняет сути режима. Провальный экономический курс, отсутствие гарантий права собственности, всепроникающая коррупция в сочетании с падением нефтяных цен привели к экономической катастрофе в Венесуэле. Мы, как представляется, на том же пути: коррупция, отсутствие гарантий права собственности, последовательно налагаемые на собственное население экономические санкции, попытки заменить упавшие доходы от экспорта углеводородов все новыми поборами с податного населения (ЖКХ, плата за капитальный ремонт, конфискация накопительной части пенсии, платные парковки, плата за проезд грузовиков по федеральным трассам) делают ухудшение социально-экономической ситуации неизбежным. Меньше чем через год в России также должны состояться парламентские выборы.