Буйный Тихий Дон

Закончился показ 14-серийной экранизации романа М. Шолохова «Тихий Дон» режиссёра-постановщика Сергея Урсуляка. Как водится, одни зрители в восторге, другие в ярости – однако, слава богу, споры в виртуальном пространстве до гражданской войны не доведут. Ведь об этом ужасе (Гражданская война) и рассказывает новая экранизация классического романа.

Она несовершенна. Настоящую энергию фильм набирает где-то к середине и затем опять теряет. Цельности, как в старой картине Герасимова, или вкусной фактуры и эпического дыхания, как в злосчастной экранизации Бондарчука, нет и в помине. Актёрские работы не существуют в некоем «общем поле», но сильно разнятся между собой – от великолепия зрелого мастерства до полной блёклости, откровенной неудачи. Любой патетический эпизод (кого-то убивают, плачут бабы и так далее) сопровождает музыка Ю. Красавина, одна и та же заунывно-элегическая тема на 2–3 минуты, и эдак раз семь-восемь за серию. Наверное, опытный режиссёр и сам понимал, что произведение цельным не получается, и музыкой пробовал было скрепить распадающееся на эпизоды повествование. Цельным оно всё равно не вышло, но пустым и бессмысленным новое прочтение назвать было бы несправедливо.

Всякий настоящий режиссёр нуждается в любимом герое, который проводит его в творческий мир автора. У Сергея Урсуляка такой герой есть. Но это не Григорий Мелехов, «казацкий Гамлет», мечущийся от любовницы к жене и от красных к белым. Евгений Ткачук, исполнитель роли, сам по себе артист видный, темпераментный, хоть и несколько однообразный. Стиснутые зубы, напряжённые скулы, сердитый взгляд, ехидный злой голос – это выразительно, однако на всё течение «Тихого Дона» не хватает. Нет, режиссёру мил и люб не Григорий, а его отец Пантелей Мелехов, и отдаёт он эту роль любимому актёру Сергею Маковецкому. И выходит рассказ не о сыне, а об отце, великом Отце-вседержителе своего маленького мира.

Сергей Маковецкий в роли Пантелея Мелехова

Смешной психованный человечек – ругатель, отчаянно бегающий-хромающий по хутору, по станице, по Дону, по кошмару братоубийственной войны, сыгран Маковецким в полной мере его выдающихся способностей к оживлению персонажей. Именно Пантелей Мелехов приносит настоящую меру достоверности в мир новой экранизации и стирает всякие недоумения зрителя вроде того, где же всё-таки в станице сады цветущие и отчего на этих полях, если судить по началу картины, арбузы созревают раньше подсолнухов? Это всё мелочи, есть достоверность высшего порядка – и носитель её, Пантелей-Маковецкий, рассказывает о неугомонной любви к своей семье, о неустанных трудах по хозяйству, о вечном бушевании отеческой тревоги, нелепой по форме и святой по сути… Поразительно интонационное и мимическое богатство актёра, он интересен в каждое мгновение своей экранной жизни. Но под стать ему разве Мирон Коршунов (Александр Завьялов, звезда Малого драматического театра Льва Додина), отец Натальи. Когда Маковецкий и Завьялов играют сцену вместе («Поговорим, сват» – «Не об чем» – «Стало быть, есть об чём»), по душе разливается эстетическое блаженство. Но оно разливается недолго, слишком уж много в фильме приблизительного, вялого, скомканного, сыгранного невыразительно или неплохо, но не блестяще. Разница между актёрскими поколениями в последнее время грозит сделаться трагической – молодые герои или не имеют внутреннего мира, или не способны передавать его движения.

Например, Аксинья – Полина Чернышова. Вполне можно понять желание режиссёра не брать на эту роль признанную актрису (скажем, Елизавету Боярскую), а зажечь новую звезду. Чернышова – симпатичная молодая актриса, но поверить, что эта Аксинья разит насмерть своей женской привлекательностью и отвагой, трудно. Тут ведь дело не в чертах лица, а в сокрушительной женской прелести, в этом властном «поди сюда», с которым рождаются некоторые дочери Евы. Без этого нет Аксиньи, а значит, что-то обрушивается в самой корневой системе «Тихого Дона». Наталью, жену Григория, играет Дарья Урсуляк(любопытно, что и в экранизации Бондарчука эту роль играла дочь режиссёра Алёна Бондарчук). Вряд ли стоит упрекать постановщика за такую семейственность – а кого ему снимать, Надю Михалкову, что ли? Надю Михалкову есть кому снимать. Дарья Урсуляк исполняет роль добросовестно и аккуратно, она, что называется, на своём месте, но не более того. И так можно сказать о многих исполнителях – да, прилично, ничего себе, но не задевает, не поражает. А в вопросах экранизации распределение и освоение ролей имеют первостепенную важность. И в случае бесспорной удачи зритель признаёт это безо­говорочно – вот признаём же мы, что Анатолий Кторов идеально исполнил роль старого князя Болконского в «Войне и мире» Бондарчука? Или Евгений Евстигнеев, профессор Преображенский в «Собачьем сердце» Булгакова – встречались вам когда-нибудь нарекания на эту актёрскую работу?

Жену Григория играет Дарья Урсуляк

В новом «Тихом Доне» есть замечательно, хорошо и неплохо сыгранные роли, но таких «абсолютных решений» нет. Однако фильм идёт, Дон течёт, и сам ход гениального шолоховского романа начинает захватывать внимание и заслонять эстетические несовершенства сериала. Вступает тема неотвратимой гибели земли, которая допустила в себя раздор и братоубийство, скрежещет неумолимый дьявольский механизм накручивания взаимных обид, распрей и преступлений. От сытого спокойного мира, где станичники ходили в шикарных дублёнках (кстати, одежды героев сериала с иголочки и как будто только что выстираны и поглажены) и всех проблем было, что непутёвый сын стал на соседскую кралю заглядываться, мы шаг за шагом приходим в хаос злого своеволия. Он таился в самих казаках – и постепенно вышел наружу во всём безобразии, позоре и ужасе. А злое своеволие выпрастывается из человека наружу при любом сильном нарушении порядка. Увы, ничего другого из него наружу не выходит…

Поскольку режиссёр сентиментален (в отличие от Шолохова и вообще русской советской литературы 1920–1930-х годов, заглянувшей в бездны с космическим хладнокровием), в его изображении хаоса чувствуются душевность и теплота, которых у автора не было. Даже что-то назидательное проглядывает – вроде как урок: ни в личной, ни в общественной жизни нельзя метаться. Женился бы Григорий на своей Аксинье, бил бы красную гадину – и не погибли тогда бы ни хутор Татарский, ни земля Войска Донского, ни Русь-матушка. Что ж, и такая трактовка возможна. Любая экранизация классического произведения добавляет ему строчку в «послужной список», и книга может с гордостью заявить – «а меня опять поставили, снова экранизировали». Читателя прибавляется опять-таки…

Вреда от нового «Тихого Дона», стало быть, никакого. Хотя, на мой взгляд, не интеллигентское это дело – Шолохова экранизировать. Интеллигентское дело – «Доктор Живаго». А чтоб с казаками запросто якшаться, особую «жилку» надо в организме иметь.