Женщины войны не любили обсуждать Сталина и секс

Сотни людей пришли утром 7 декабря в Стокгольмский городской театр на необычное мероприятие — беседу лауреата Нобелевской премии по литературе Светланы Алексиевич и министра иностранных дел Швеции Маргот Вальстрём. Белорусская писательница обсудила с главой шведской дипломатии и залом свое творчество, травмы войны у советских женщин и мужчин и как остаться человеком среди происходящих вокруг катастроф. Самые яркие цитаты Светланы Алексиевич читайте в подборке TUT.BY.

Я занимаюсь историей, которую история как наука пропускает, — человеческой душой, чувствами, переживаниями. Сегодня нам совершенно не интересно, какие там были фронты, а интересно, что испытывал молодой человек, когда он первый раз убил. Один историк мне сказал: «Светлана, вы подрываете нашу профессию». А я думаю, у нас разные пространства для работы.

В Украине, России и Беларуси есть традиция рассказывать, плакать, говорить друг с другом. У нас это целое искусство. <…> И сейчас мне человеческий разговор нравится больше, чем книги. Очень жаль, сколько романов исчезает, пропадает вместе с людьми.

У поколения в этой книге («У войны не женское лицо». — TUT.BY) было две темы, которые они обходили. Это Сталин и секс. Казалось бы, уже менялась жизнь, шла перестройка, а Сталин — это было что-то, с чем они не могли расстаться, как со своей молодостью. <…>

На тему секса в первом разговоре никогда не говорили. На шестой, седьмой раз ко мне появлялось доверие. Тогда начиналось так: «Светочка, а это только для тебя, писать это не надо. Ты же знаешь, какие мужчины, четыре года без женщины, им было трудно». Они рассказывали, как днем ты этого мужчину тащишь из боя, а вечером боишься в одиночку выйти из землянки — изнасилуют.

Девушка рассказывала, как она оказалась в госпитале, а соседки ей говорят: «Что ты все время машешь руками?». «Когда я живу в палатке с мужчинами, то один лезет ночью, то второй, я то одному дам по морде, то — второму. Так сплю и машу руками». Некоторые сознательно выбирали какого-то одного офицера, чтобы уже кому-то одному принадлежать.

Именно война обнажала тот уровень отношения к женщине, который тогда существовал.

Они пришли после войны и думали, что спасли страну, что они такие же герои, как и мужчины. А общество патриархальное, и оно тут же разделило: мужчины — герои, а вы — самое бранное слово, проститутки. После войны мужчин было мало и за ними началась охота. Женщины, которые были на войне, разучились носить туфли, платья, не были такие легкие и улыбчивые. Одна знаменитая женщина, награжденная героиня вышла замуж на войне, а после войны он ушел от нее и сказал: «Пойду искать нормальную женщину, чтобы от нее не воняло сапогами». Этим женщинам после войны было сложнее, чем на войне. Их предало и государство, и мужчины.

Мне кажется, что мужчины — заложники культуры войны. Она делается мужчинами и для мужчин. И они навязывают нам это мышление. Женщины в эту культуру не заангажированы. Когда я писала о войне, одна женщина, санитар, должна была пройти поле боя, проверить, есть ли кто-то живой: «Идешь, а на поле они лежат молодые все. И тех, и других жалко — и немцев, и русских». Ничего подобного я не слышала от мужчин.

Женщина-снайпер рассказала: «Я смотрю в прицел, а моя цель — молодой немецкий офицер. Он снял шапку, вижу, он красивый, — только женщина могла так сказать, — А мне надо стрелять. Я выстрелила, и меня начало тошнить». Она ушла в другую какую-то часть. Когда она мне это рассказывала на кухне, помню, там был ее муж. Он прямо возмутился и ушел в другую комнату: «Это же немец, враг! Красивый!».

В экстремальной ситуации, к сожалению, человеческое слетает очень быстро с человека. Я много разговаривала с людьми, которые сидели в сталинских лагерях, воевали на разных войнах. Все они говорят, что 3−5 дней — и в тебе уже больше проявляется зверь, который хочет жить. В лагерях выживали религиозные люди или высокие интеллектуалы.