В самый широкий прокат выходит самое дорогое российское кино, которое снял самый главный российский режиссер о самом главном событии в советской истории. «Утомленные солнцем-2. Предстояние» вновь доказывает, что Никита Михалков больше не признает эпитетов без приставки «самый», и это его губит.
Уже стало общим местом, что последние фильмы Михалкова и с Михалковым — не столько кино, сколько риторическое высказывание с социально-популистским уклоном. Желание Никиты Сергеевича быть главным режиссером страны оправдано и даже закономерно, другое дело, что центральная проблема его творчества последних лет 12 — противоречие между желаемым и действительным.
Универсальность фильмов того же Спилберга, к совершенству которого так стремится Михалков, требует в известной степени идейного конформизма, который Никита Сергеевич потерял в конце 1990-х, начав по каждому поводу проповедовать почвеннический монархизм.
Россия как на ладони
В большинстве своем «Предстояние» от и до пронизано этим противоречием. Быть великим фильмом о великой войне в великой стране, который снял великий режиссер по сюжету великого сценариста с великим актером в главной роли — этого не бывает, потому что, так уж повелось, великие режиссеры всенародные фильмы не снимают, и наоборот. Не бывает еще потому, что обилие чрезмерного величия, которым пронизан буквально каждый кадр, сокращается, как в арифметических дробях.
И в итоге перед зрителем в длиннополой шинельке и в фуражке нелепо предстает не столько большой режиссер больших замыслов, сколько большой человек, прославившийся в новое время благодаря упорному педалированию довольно-таки простых и очевидных истин.
Не правы те, кто считает вторых «Утомленных» безыдейным фильмом, нашпигованным пиротехникой и военной бутафорией. Идея у Михалкова есть, просто за счет ее прозрачности одним она кажется несущественной, другим — слишком повседневной для фильма с таким бюджетом.
По мысли Михалкова, Россия — огромная страна, которая умрет и развалится на воюющие автономии, если все эти мужественные, наивные, отчаянные, и трогательные люди не соберутся вместе. Война тут подана как исторический пример общего вопиющего ужаса, требующий единения. Но никто и не спорит, тем более, что Великая отечественная не первый год — каркас для национальной идеи.
Проблема в том, что посыл единения в трудный час разит такой очевидностью, что, скорее всего, оставит равнодушным (несмотря на очевидный кассовый успех) всех тех, для кого снимал свое кино Никита Сергеевич.
Позабытый конформизм
Что до Спилберга, то разница между ним и Михалковым непреодолима, как бы ни старался последний нагнать атмосферы «Рядового Райана». Фирменный гуманизм Спилберга кроется как раз в отсутствии магистрального замысла: с помощью центрального образа – от акулы до марсианских треногов – он меняет реальность, предлагая каждому самому найти себе место в новом раскладе, а не поддаться всеобщему единению.
Гуманистом и отчасти конформистом Никита Сергеевич, может быть, сам того не подозревая, был до середины 1990-х. Большинство его фильмов и в первую очередь «Утомленные солнцем» номер один, вышедшие в 1994-м,— это то самое народное, лишенное политических векторов, кино, которое перестал снимать режиссер, повзрослев и переориентировавшись в идеологи. Ведь тот комдив Котов и тот НКВДэшник Митя — две стороны одной сталинской монеты, которая в зависимости от представлений зрителя падала то на орла, то на решку. 16 лет спустя Меньшиков с Михалковым носят лишь имена прежних героев, разыгрывая драму другого порядка, драму безвкусицы и прописных истин.
Ветераны в сторонке
По словам Михалкова, он снимал вторых «Утомленных солнцем» для тех, кому от 15 до 70. Грубо говоря, для всех, кто ходит в кино. Но Никита Сергеевич не червонец, как поет в своей песне Костя Кинчев.
Желая обобщить каждую сцену, сделав ее общим место для всякого зрителя, Михалков проваливается в бездны политкорректности и внежанровости: сцены, как бравый усач Котов, подобно героям боевиков, мочит врага саперской лопаткой (привет, молодежь), разбавляются сценами с крещением на мине (привет, православные), разлукой с дочерью (привет, зрительницы сериалов), грузинским курсантом и мусульманской молитвой (привет, правозащитники) и цеховыми шутками про заседания Союза кинематографистов (привет, кинематографисты и им сочувствующие). Единственным исключением станут ветераны, которым Михалков оказал медвежью услугу, сняв фильм про их войну с множеством допущений в угоду художественности вроде особого отдела СМЕРШа или организованных на год раньше штрафбатов.
Замах великоват
В фильме есть несколько удачных эпизодов,— например, с тем же штрафбатом, воюющим в тумане,— однако общее ощущение от набора сцен о Великой отечественной, пронизанной судьбой Котова и его дочери, напоминают фильмы Майкла Бэя. Только бэевский избыток крутизны здесь замещен избытком пафоса.
Как водится, режиссер, увлекающийся крайностями, обычно ограничивает свою аудиторию до единомышленников и ненавистников. Михалков же, с благими намерениями позабыв про вкус, пек пирог на весь мир с начинкой из русофильского «Цирюльника» и теоцентрических «12». В итоге, непонятно, угодит ли хоть кому-то.
При этом, как ни парадоксально, Михалков, несмотря на тихий пока гул нелестных отзывов (может, разрастись ему и не дадут), был и остается единственным в стране режиссером, кто технически способен эффективно потратить на кино $50 млн. Будто собственным примером доказывая, что «в Россию можно только верить», а умом ее никак не понять.
Комментарии
В прокат ВЫНОСЯТ ... м.б., так точнее?