Что происходит в Сирии — вопрос интерпретаций

Россия разбомбила гумконвой. Россия не бомбила гумконвой. Войска Асада уничтожили боевиков. Асадовские мерзавцы вырезали мирных жителей. Что происходит в Сирии — вопрос интерпретаций. Сведений мало. И почти все они поступают от сирийских активистов на местах. Новостное агентство SMART(Syrian Media Action Revolution Team) — практически единственный источник информации из Сирии. Все видео, репортажи, прямые включения с первых дней войны делают именно они. Основатель SMART Чамси Саркис рассказал «Снобу», как и почему в Сирии возникли независимые СМИ На какие деньги вы работаете?

У SMART нет инвесторов, это независимая организация, почти 100% финансирования приходит от мировой сирийской диаспоры. Сейчас есть еще гранты от различных институтов, но в основном это все же частные пожертвования.  

Мы начали свою работу с первых же дней сирийской революции — в марте 2011 года. Начинали мы с восстановления инфраструктуры. Во всех районах Сирии, где Асада не поддерживали, режим отключил интернет, электричество, воду. Если вы выпускаете газету — вам ее надо печатать и тиражировать, если у вас радио — нужен сигнал. И нам пришлось восстанавливать всю телекоммуникацию в части регионов: в Хомсе, Дамаске, в Алеппо. Мы привезли сотни спутниковых интернет-установок, открыли больше трехсот офисов с телефонами и выходом в интернет. Построили печатные дома, создали сеть распространения журналов и газет.

Ситуация в стране была такая: 40 лет не существовало оппозиции, независимой журналистики. О свободе слова они вообще не слышали, не представляли, что можно что-то плохое сказать о правительстве. Мы стали работать с гражданскими активистами, журналистами, простыми сирийцами. До революции в Сирии было три газеты, разумеется, прогосударственных. А в 2012-м мы насчитали уже 82 новых журнала и газеты. Это был бум.

Мы помогали местным жителям делать прямые эфиры. В основном трансляции шли в арабских медиа, на двух каналах — «Аль-Джазира» и «Аль-Арабия». «Аль-Джазира» давала эфиры на своем политическом канале «Мубашер».

Остальные видео мы посылали везде и всюду, они были в открытом доступе. Тысячи активистов публиковали их на ютубе. За 18 месяцев нашей работы в интернете было опубликовано почти 2 миллиона видео из Сирии.

Вначале мы хотели донести до всех, что это мирные протестующие. Но режим вел репрессивную политику: оппозиционеров расстреливали. Через 9 месяцев после начала восстания началась вооруженная революция, сформировалась FSA (Свободная сирийская армия). Часть протестующих взяли в руки оружие. Произошло именно то, чего хотел режим. Людей подтолкнули к развязыванию военных действий.

Но вы же не готовы были помогать вооруженной революции?

Да, мирная революция закончилась, и нам пришлось менять стратегию. Надо было сохранить свободу слова. И мы поняли, что наши СМИ ни на что не влияют. В феврале 2012-го рассматривалась резолюция ООН, которая предусматривала отстранение от власти Асада и суд над ним.

За ночь до этого мы вели прямой эфир, первый за всю историю сирийского ТВ, о массовых убийствах мирных жителей. Это была сильная картинка, которая могла на многое повлиять, многое изменить. Сотни каналов показали это в прямом эфире. Но эффекта не было никакого. На следующий день прошло голосование по этой резолюции, и Россия с Китаем наложили на нее вето. У нас был просто шок. Мы решили: если наши СМИ ничего не меняют в мире, то пусть они меняют внутри Сирии. Поддержим свободу слова и новые идеи, которые появились благодаря этой революции.

Война в 2013 году стала намного жестче. Экстремисты приезжали со всего мира — это начало ИГ, зарождение «Фронта ан-Нусра» («Фронт ан-Нусра» — отделение международной исламистской террористической организации «Аль-Каида» на территории Сирии и Ливана. — Прим. ред.). Я уверен, что экстремизм был спровоцирован политикой режима и его пособниками. Прямая поддержка России, Китая, Ирана, косвенная поддержка стран Персидского залива. Режим добивался радикализации Сирии, чтобы сказать: смотрите, мы хорошие ребята, мы боремся с экстремистами.

Итак, из 82 новых медиа мы выбрали 12 журналов и три радиостанции и сделали на них ставку, обеспечив их всем необходимым. И создали собственное медиа, уже не локальное, а национальное. Местные СМИ не могут, к примеру, распространять новости с востока страны на юге, радио Дамаска не получает информации из других городов. Но мы могли сделать национальное СМИ, потому что у нас были активисты по всей Сирии.

Мы готовили корреспондентов через скайп по всему миру: во Франции, Германии, Турции, Ливане, в США, странах Персидского залива. Больше сотни людей уже с нами работали. Мы обучали тех, кто с первых дней освещал войну в Сирии. Каждый день по три часа в скайпе были встречи, мы говорили об основах журналистики, о том, что значит быть репортером, как работать в сложных ситуациях с камерой, как брать интервью.

В основном наши репортеры — молодые ребята от 18 до 25, но есть и постарше. В начале революции многие из них были студентами, поработать нигде не успели. Часто им не хватало образования, поэтому им надо было очень много приложить усилий, чтобы стать журналистами. Но они делали все возможное, а мы брали на себя остальную часть журналистской работы вне Сирии. Здесь мы нанимали опытных специалистов, которые уже могли обработать, проверить информацию в надежных источниках и передать ее на профессиональном уровне.

А что насчет безопасности? Они же рисковали жизнью.

С первых же дней безопасность стала большой проблемой. С самого начала восстания человек с камерой на улице был мишенью. Во время демонстраций власти давали приказ снайперам убивать в первую очередь людей с камерами. Режим беспорядочно истреблял мирных жителей, потому что хотел иметь вооруженного противника.

В работе с активистами мы используем закодированный язык, шифры, все новейшие технологии и традиционные способы засекречивания информации.

Никогда не говорим с незнакомыми людьми прямо. У нас вообще очень закрытая сеть активистов. Если у вас, к примеру, спросят: ты купил сегодня картошки? Вот вы не знаете, что это значит, а я знаю. Поэтому, даже если мы под наблюдением, мы в безопасности. И конечно, мы всегда были под наблюдением.

Некоторые наши активисты были арестованы и давали показания, рассказывали, что делали, в чем участвовали. Но режим никогда не мог выйти на нашу сеть целиком, потому что у нас очень хорошие протоколы, мы очень осторожны. О всей сети им все равно не узнать.Почему мир не реагирует, как вы ожидали, на информацию ваших СМИ?

Люди не заинтересованы в понимании того, что происходит в Сирии, потому что это уже очень сложно. И потом, вся картинка оттуда — о насилии. Люди не желают видеть кровь, убийства, казни, обезглавливание, взрывы. Они хотят позитива. А из этой страны за все это время не было веселых новостей. Одна из газет, которая очень поддерживала «сирийскую весну», проанализировала, что если ставить на обложку информацию из Сирии, то продажи падают на 50%. Это в Европе, на Западе. И они перестали это делать, им ведь нужно зарабатывать. Сирийская тема больше не успешна для СМИ.

Кроме того, работает пропаганда. Она использует слухи, ложь, дает противоречивую информацию, чтобы люди сомневались и не верили новостям из Сирии. Поэтому все новости мы автоматически ставим под сомнение. Даже такие очевидные, как химическая атака в районе Дамаска. Все знают, что это дело рук режима, но пропагандистские СМИ России, Ирана, Сирии, Китая говорят: нет, это сделали террористы. И в умах большинства людей появляется сомнение: «Может, это действительно не власти сделали? Где-то ведь я читал, что это были боевики».

Атака правительственных войск в городе Дума в районе Дамаска.Даже такое уважаемое и известное СМИ, как Russia Today, участвует в этой пропаганде, пусть и достаточно изящным образом. Они по-особому подбирают слова в своих материалах. Недавно я смотрел на ютубе разговор между Лавровым и Керри во время пресс-конференции. Они обсуждали способы борьбы с ИГ в Сирии. А Russia Today сказали, что они решали, как обезвредить тех, кто пытается дестабилизировать режим Асада. Но извините меня, «Аль-Каида» и ИГИЛ пришли туда не для того, чтобы бороться с Асадом. Они пришли создавать свой халифат и ИГ. Плевать им на Асада. Они даже готовы иметь с ним дело. Они могут даже вести с ним дискуссии о территориях.

Из-за пропаганды у обычных людей складывается ощущение, что все, кто борется с Асадом, — террористы. Это неправда. 90% противников Асада — сирийцы, которые хотят избавиться от диктатуры. И это их право, они свободные люди.

Как повлияло вмешательство России на ситуацию в Сирии?

Изначально Россия выступала как страна, которую Сирия попросила о помощи. Предполагалось, что Россия придет бороться с террористами. Но ожидания не оправдались.  

Есть такая группа Bellingcat. Это эксперты, которые делают расследования. Они взяли несколько официальных видео российской армии об атаках в Сирии. Есть, например, видео, где Россия заявляет: это атака города Ракка. Активисты Bellingcat с помощью gps-локации доказали, что это не Ракка, а Идлиб, а там нет ИГИЛ, это место, где живут мирные жители и располагаются войска оппозиционеров — Свободной армии Сирии. Эти эксперты многие видео изучили и доказали, что 80% из того, что выкладывает российская армия, — ложь. Когда говорят, что на видео Латакия, это может быть Дамаск, когда Ракка — Идлиб.

Фосфорные бомбы, используемые российской армией в деревне Бинин в провинции ИдлибНа севере Сирии есть город Кафранбель. Это символ свободы. Город, в котором до сегодняшнего дня демонстрации не останавливались. Там нет исламистов. Каждую пятницу люди выходят на улицу. Этот город — центр ненасильственного оппозиционного движения. Одна из первых операций русских была проведена именно в этом месте. На ютубе есть видео первой ночи атак на Кафранбель. Почему это сделано? Это атака на символ политической оппозиции, причем не вооруженной, а гражданской, демократической. Получается, главная цель — не террористы, а демократы, враги Асада.

Между народами России и Сирии раньше были теплые отношения, это старая дружба. Тысячи сирийских студентов получили образование в РФ. Они говорят по-русски, они создали семьи с русскими, много русских жило в Сирии. Сейчас большая часть сирийцев считает вас врагами. Я не уверен, что россияне это сейчас осознают. Они нажили себе врага в Чечне, в Афганистане, теперь в Сирии. А если ты враг Сирии, ты сразу становишься врагом всего арабского мира. И это не игрушки — быть врагом арабов. Я правда думаю, что вашим людям пора это осознать и, возможно, начать критично относиться к происходящему.Над чем вы работаете сейчас?

Сейчас мы все равно думаем, как можно повлиять на Запад, быть там услышанными. Мы пытаемся привлечь внимание людей к ситуации в Сирии с помощью новых технологий. Мы сделали вот эти виртуальные очки, с 360-градусным видео. Поехали в Сирию, в северный город Джиср-эш-Шугур, который сначала был освобожден оппозицией, а потом уничтожен армией Асада. Сейчас это город-призрак. Все уничтожено, не осталось целых зданий.

Мы снимали на шесть камер, потом объединили видео и получили сферическую картинку. Залили ее на ютуб. С помощью телефона вы можете ходить по улицам разрушенного города. Вставляете телефон в очки, поворачиваете голову в разные стороны и оказываетесь среди руин. Создается эффект присутствия.

Изобретение имело большой успех — сто сорок СМИ рассказали о нем, в том числе те, до кого раньше было не достучаться. Один из первых комментариев от простых зрителей был таким: «Теперь мы понимаем, что происходит в Сирии и почему оттуда так много беженцев».А сами вы понимаете, что происходит?

Сирию сейчас можно разделить на четыре региона. Первый — зоны, подконтрольные режиму. У людей там более-менее спокойная жизнь, безопасность, охрана. Везде проверочные пункты, ты не можешь свободно передвигаться, постоянно находишься под наблюдением, не можешь ничего сказать, ничего сделать, но зато тебя не убьют, ты выживаешь. Второй регион подконтролен оппозиции. Его постоянно бомбят сирийская и, с недавних пор, российская армии. Третий регион захвачен ИГ, в основном это восток страны. И четвертый регион — территория курдов, где лидируют сепаратисты.

Будущее не кажется мне веселым. Почти вся страна уже уничтожена, половина населения уехала. Я не знаю, что будет дальше, но верю, что сирийцы со всего мира когда-нибудь восстановят страну — видимо, уже построят ее заново