Дороги второй мировой

Как увидеть Россию, свободную от большевицкой накипи?
От звёзд, красных флагов, серпов-молотков? Увидеть её тогда, когда, казалось бы, советчина всё затоптала? Стараясь истереть из памяти потомков то, что было, было, было?

Нужно взять бережной рукой художественную литературу, редкие воспоминания.
Поймать в ускользающих под наслоениями красной лжи образами взгляд России. Встретиться с ней глазами. Понять и почувствовать человеческое измерение истории. Её истинный центр.

Одиссея Романа Редлиха «Предатель» (1981) представляет собой примечательное явление.
Это книга, написана философом и человеком, вовлечённым в политику. С литературным пером. Некоторые строки этого романа, тщательно отточенные, словно под рукой резчика, горят застывшей малахитовой красотой. Русскими красками.

Но это выдающееся произведение, всё-таки, в первую очередь труд философа и политического писателя.
России, временно отступившей в зарубежье. Политическое направление, к которому принадлежал Роман Редлих (НТС) стремилось понять современную ему Россию, считало невозможным возврат к тому, что было до большевицкого переворота. Вот первое вдохновенное описание дороги, передающее ощущение надежды, братства, родной страны. В конце строк возникает ощущение почти полёта:

«Какой славный мальчик!
Ведь бывают же такие лица! Улыбнётся, словно подарок сделает! И смотрит на меня и улыбается.

Я только спросил его:

– Вы куда едете?
– В Милгородок.
– Вы там стоите?
– Да. А кстати, мы теперь отдельный отряд Российской Освободительной Армии. Видите нашивки «РОА»? Специально за ними ездили. Расцениваем как большой успех русского дела. А вы откуда?

Мы с ним едем в телячьем вагоне.
Я – подсаженный посторонний с маршбефелем в Ивановку, а он – командир отдельного отряда РОА.

Сидим рядом в раскрытой двери, курим, побалтывая ногами.
Смотрим, как медленно поворачивается вокруг нас степь, и слушаем, как за нашими спинами его отряд – наши русачки в немецкой форме, молодые ребята, человек двадцать или тридцать – сидя и лёжа горланят песни, то советские, а то какие-то, видно, старые: про ротного запевалу Василия, про Марусю, что при виде их роты «позабыла про дела», и про собачку, «что за ротой побегла». Хвост у ней, безусловно, торчал гордо кверху, штыком, у собачки.

«Российская Освободительная Армия» под немецким командованием, в немецкой форме!
А мальчик такой хороший. Какие глаза! И какая молодость в лице!

И смеясь, оттого, что вижу его глаза, вызывающе кричу ему сквозь стук вагона:

– Мало что ваши нашивки стоят!
Так и подадут вам немцы Россию на блюдечке с золотой каёмочкой! О России надо думать самим.

А он мне:

– А мы думаем!

И – опять как подарок делает – обернувшись назад, в вагон:

– Прекратить!
«Бьёт светлый час» – давай!

«Бьёт светлый час за Русь борьбы последней,
Нас не пугают ни свинец, ни сталь.
России зов всё громче, всё победней,
Идём вперёд, нам ничего не жаль!».

И я достаю карандаш и, заранее предвкушая эффект, рисую на стенке вагона трезуб (собственно, не на стенке, а на раме двери.
Совсем небольшой трезуб, наш знак св. князя Владимира, на поперечине толстой дверной доски).

А он берёт у меня карандаш и красивой смуглой рукой подписывает под ним: «НТС», а чуть выше, точно как в «Календарике-памятке революционера», в кавычках и с восклицательным знаком, наш славный девиз: «За Россию!».

И на ветру, в стуке и лязге, в болтне и качке разбежавшегося под горку вагона, я влюблённо обнимаю его за плечи и, любуясь его глазами, кричу ему в самое ухо:

– Россия наша!
Прошлое России наше! Будущее России – тоже наше!

А он мне:

– Заезжайте к нам в Милгородок!».

А что же Россия, стремящаяся вернуться к себе прежней?
Утопающая в снегах. Неторопливая, задумчивая, погружённая в себя.

Её образ мы находим в отрывке воспоминаний Н.П. «Из Корпуса в Р.О.А.», опубликованных в журнале «Наши Вести» (1976).
Это тоже молодёжь. Но, пожалуй, духовно больше связанная через отцов вот с этими строками офицера Русской Армии Георгия Пронина:

Нам прошлое светит огнями,
Мы думаем только о ней,
И вышла Россия за нами
Скитаться у чуждых огней.

Прислушайтесь к стуку колёс под их ногами, услышьте их разговоры и песни:

«Поезд, медленно набирая скорость, покидал предпоследний этап нашего трансевропейского путешествия Зеница-Мюнзинген.
Через несколько часов мы будем у заветной цели – в Р.О.А.

У всех какое-то приподнятое настроение.
Немцы-пассажиры с недоумением смотрят на нас, шумно располагающихся по всему вагону. Им наверное кажется, что мы умышленно нарушаем традиционную тишину немецких поездов. Они и здесь нас не понимают…

Не могли, вернее не хотели они понять нас для собственной пользы в 1941 году, когда наше начальство неоднократно просило их о переброске Русского Корпуса на Восточный фронт.

А теперь, в начале 1945 года, на всём протяжении нашего многодневного пути, немцы-военные удивлённо смотрят на нас, когда мы говорим им, что Деем на офицерские курсы в Р.О.А.
Для них война приближается к печальному концу и они не понимают, какие там могут быть сейчас курсы, да ещё в РОА.

Но мы не обращаем на них ровно никакого внимания.
Разместив по полкам свой скудный фронтовой багаж, и сняв шинели, мы устраиваемся в своих купе, перекликаемся и громко делимся впечатлениями о предыдущих этапах нашего путешествия.

Впечатления у нас не у всех одинаковые, т.к. только сегодня утром на мюнхенском вокзале встретились обе наших группы, выехавшие в разное время и с разных участков юго-восточного балканского фронта.

А ведь всего лишь год тому назад вихрь военных событий закружил полки Русского Корпуса и разбросал их по разным концам страны, приютившей наших отцов, а большинству из нас ставшей и местом рождения.

И не думали мы тогда, что уже перед самым концом войны судьба вырвет нас из когтей смерти, чтобы физически связать через нас две России – подсоветскую и зарубежную – духовно объединённых в борьбе с общим врагом…

Поезд идёт теперь полной скоростью.
Мимо мелькает уже не море аккуратно сложенного кирпича и камня – развалины когда-то большого и красивого города Ульм-на-Дунае, а его предместья – чистенькие и нарядные домики немецких рабочих. Но вот исчезают и они…

И вдруг, как по команде, стихает поднятый нами шум.
Все смотрят в окна. По обе стороны теперь сплошной покров. Казалось бы смотреть не на что. Но, именно, эти снежные сугробы и приковали сейчас наше внимание и… наши мысли.

Не более десяти дней тому назад, по таким же снежным сугробам, покидали мы наши родные полки.
А снег всё сыпал и сыпал…
И тяжело, бесконечно грустно было у нас на душе от пережитой разлуки с боевыми друзьями и от сознания, что с многими из них мы, может быть, простились и навсегда…

Но вот кто-то нарушил воцарившуюся было тишину возгласом: «Песню!».
И снова суета. Появляются два струнных инструмента и все рассаживаются вокруг наших запевал.

Песня!
Нет лучшего лекарства от боли души. Русская песня! Нет более точного мерила глубины души русского человека. В песне всё – его мысли, его чувства, его настроение.

«Замело Тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой…».

Как-то особенно дружно и с чувством поём мы под аккомпанемент настоящей русской балалайки.
Немцы повставали со своих мест, чтобы лучше слышать тихо раздающиеся по вагону звуки непонятной для них русской песни.

«И печальные ветры степные
Панихиду поют над Тобой…».

Немцы всё ближе подходят к нам и, одобрительно кивая головами, дают понять, что им нравится наше пение.

Мы кончили…
Вокруг нас уже полная толпа пассажиров.

И тут только заметили мы в противоположном конце вагона две женские фигуры в белых платочках, сидевших спиной к нам с низко опущенными головами.
Нас заинтересовывают эти нарушительницы общего восторга нашим пением. Кто-то из наших встал, прошёл мимо, а затем остановился около них и, очевидно вступил с ними в разговор. Мы с любопытством наблюдаем за ними, а запевала, тем временем, начинает новую, также соответствующую общему настроению песню:

«Молись, кунак, за Край родной…».

Две фигуры в конце вагона поднимаются и медленно, смущённо приближаются к нам.
Несколько человек встают и уступают им свои места. Они садятся.

Перед нами две молоденькие, в платочках, русских девушки.
Ну, точно такие, какими мы привыкли видеть их на русских открытках…

«Молись за тех, кто сердцу мил…».

Какими милыми, родными кажутся нам наши новые знакомые, с потупленными глазками сидящие рядом с нами.
Они как будто бы целиком ушли в услышанную ими впервые песню. Мы же поём её так, как вряд ли когда-нибудь до того ещё пели…

«Пускай теперь мы лишены
Родной земли, родной страны…».

У обоих вздрагивают ресницы, они стараются отвернуться, чтобы не показать своих переживаний…

«Но верим мы, настанет час
И солнца луч блеснёт на нас…».

На глазах у одной из них появляются слёзы.
Да, и они, и мы лишены того, что одинаково сильно любим – Родины, которую они оставили, быть может, только вчера ещё, и которую многие из нас никогда в жизни не видели, но за которую, вот уже больше трёх лет, как готовы отдать и жизнь свою…

И наше пение становится всё громче, всё торжественнее…».

Удивительна наша страна.
Историческая Россия. Даже если и не суждено ей возродиться, то она будет жить в вечности. И так, как читаем мы сегодня о героях уснувших в складках истории Греции и Рима, будут читать наши потомки о российских подвигах, славе, надеждах и разочарованиях.

Время превратит в развалины наши города и споры.
Но останутся в бесконечной русской степи и лесах опустевшие аппиевы дороги. Пройдите по этим дорогам. К волнующему прошлому.