Сватовство Пушкина

На модерации Отложенный

СВАТОВСТВО  ПУШКИНА

 

 

 

 

         Скоро двести лет, как посватался Александр Сергеевич Пушкин  к Наталье Николаевне Гончаровой. Но загадки этой истории до сих пор остаются тайной и волнуют. Совсем, совсем не простое это было дело – сватовство знаменитого поэта к первой красавице России.

 

 

РОДОВЫЕ ТАЙНЫ ГОНЧАРОВЫХ И ЗАГРЯЖСКИХ

 

НАСЛЕДСТВО РАССКАЖЕТ О МНОГОМ

 

ПУШКИН: ЛЮБОВЬ И ПОЛИТИКА

 

КРОВАВАЯ СОСЛОВНОСТЬ РОССИИ

 

ЦАРСКИЕ МИЛОСТИ

 

 

 

                                      1

 

 

Решив свататься к Натали Гончаровой, Александр Сергеевич Пушкин в буквальном смысле  ступил на лезвия бритв, которые держали в зубах слишком серьезные скелеты, спрятавшиеся в старинных шкафах Гончаровых и Загряжских. Потому что семейные тайны обеих фамилий были неразрывно связаны с именами российских самодержцев.

При дворах русских царей всегда было много красавиц и  красавцев. Но, начиная с правления Петра Первого, стала обязательной демонстрация этой красоты. Которая, конечно, имела свое особое значение и определенную цену.

         После него – в период женского правления – в ходу были породистые мужички (Бирон, Разумовский, братья Орловы, Потемкин…) Однако, начиная с  Павла Первого, в Зимнем дворце наступает эпоха  царства женских прелестей и целой когорты высокородных бастардов.

         И если, положим, Елизавета Петровна опасливо прятала своих незаконнорожденных (если они у нее были), то уже Екатерина, а затем и все ее потомки сделали из царских сексуальных развлечений особый политический курс. Начиная с Бобринского, они уже не уничтожали, а откровенно сохраняли внебрачное потомство, распределяя между ним российские угодья, должности, деньги, а также лучших невест и женихов. И как витиевато в этих действиях русских императоров переплетались элементы демократического и феодального правления!

         Ну разве не демократично признать бастарда полноправным членом  высшего общества, с титулом, со всеми правами наследства, впустить его (ее) на службу во дворец, а не прятать где-нибудь в чухломской деревне в курной избе и ждать, пока младенец сам помрет?

         Царские, княжеские и графские бастарды в России со времен Екатерины Великой в массовом порядке проживали в семьях  высокородных дворян и, хотя зачастую числились воспитанниками, имели все те же права, что и их приемные родители, а также долю в наследстве, которая подчас была больше той , которая предназначалась законным детям.

         Именно так произошло в семье Ивана Загряжского, который  в 1785 году поселил у себя новорожденную «Парижанку», будущую тещу Александра Сергеевича Пушкина, Наталью Ивановну Загряжскую-Гончарову. В 1807 году она получила в наследство не только роскошное имение Загряжских Ярополец под Москвой, но и 21 тысячу (20 миллионов на «наши» деньги) в качестве приданого, которые привез в царский дворец, где состоялось бракосочетание  его воспитанницы и  Николая Гончарова, Иван Загряжский. А деньги эти он получил, заложив свое родовое имение Кариан в Тамбовской губернии. Которое вскоре унаследовали его законные дети (Загряжский умер в тот же год), но ни они, ни их дети и правнуки так и не смогли расплатиться с этим долгом.

         Неужели Иван Загряжский так любил свою воспитанницу, что отдал ей большую часть своего состояния? Однако известно, что, поселив «Парижанку» в Яропольце у своей жены, он сам уехал в Кариан, обустраивал родовое имение, а в семье так и не появлялся.

         Осталось тайной, чей же этот «золотой» ребенок, которого как свою дочь привез в Ярополец в 1885 году Загряжский.

         Можно лишь строить предположения. Одно из них – Наталья Ивановна Загряжская – внучка Екатерины Второй?

В 1788 году   внебрачный сын Екатерины  и графа Орлова,  Алексей Григорьевич Бобринский  пребывал за границей. И именно в это тревожное время, накануне революции, погубившей  Людовика Шестнадцатого и его супругу Антуанетту, он никак не мог выехать в Россию, куда его безуспешно призывала государыня.  За границей его удерживала пылкая страсть к  неизвестной даме, имя которой так и осталось в тайне. Именно за ней он переезжал из Лондона в Париж и обратно, а потом вознамерился отправиться с ней в Италию. И это в то время, когда во Франции кипели революционные бури, обстановка накалялась, и оставаться тут было опасно даже самому королю и его семейству. А Бобринского это не волновало, так он был увлечен  дамой своего сердца. Но кто же была эта таинственная незнакомка?
Никто и никогда еще не делал такого невероятного предположения, которое пришло мне в голову. И связано оно, как бы это ни казалось неправдоподобным,  именно со странной и совершенно непонятной историей любовной связи Ивана Загряжского и Эуфрозины Ульрики фон Поссе,  жены  барона Поссе из Дерпта. Он, как пишут биографы, встретился с ней на ярмарке зимой, в начале 1782 года и так был очарован, что предложил красавице руку и сердце. Ульрика была замужем и имела дочь Иоганну (Жаннет). Ее баронесса принуждена была оставить в Лифляндии, а сама  бежала из дома. На лихой тройке поджидал красавицу влюбленный Иван Загряжский. Обманутый муж снарядил погоню, но на каждой станции беглецов ждали новые экипажи - так все было продумано. Догнать их  не смогли. Тогда муж и отец баронессы стали писать жалобы на русского генерала, похитившего их жену и дочь, сановным лицам Российской империи, требуя признать новый брак Ульрики фон Поссе недействительным и содействовать возвращению беглянки в лоно семьи.

 

                                                        2

Дерпт принадлежал в то время  России. И письма писались не кому-либо, а

самой императрице. Истории такого рода находились в канцелярии ее величества годами, и редко кому, даже самым известным и сановным, удавалось осуществить желание развестись. Можно вспомнить историю  Осипа Абрамовича Ганнибала и Устиньи Толстой, которые сорок лет – при  Екатерине и затем при двух императорах безуспешно пытались избавиться от законного брака Осипа и Марии Ганнибал – бабушки Александра Сергеевича Пушкина. В результате законный брак был сохранен, а все состояние Осипа Ганнибала перешло к его дочери, матери Пушкина.

Что же произошло в случае с Загряжским и  баронессой Поссе?  А то, что ее развели с мужем в течение полугода. И сделала это сама государыня. Стала доступной переписка барона и его беглянки-жены с Екатериной Второй. Откуда писала Ульрика свои ответы в канцелярию - неизвестно, все делали за нее адвокаты. И в Дерпт она не поехала, чтобы участвовать в процессе – у нее вдруг разболелась нога, которую она ушибла, и врач это заверил документально. Единственным наказанием для баронессы стала уплата судебных издержек. Дочь беглянки была передана на воспитание отцу (на самом деле ее забрал отец Ульрики). А после его смерти  ее воспитанием занималась сестра баронессы.

 Венчалась ли Ульрика с Загряжским? Едва ли, потому что ей был запрещен брак до времени, когда ее бывший супруг снова женится.
До 1785 года нахождение Ульрики Поссе неизвестно. Только в 1785 году Загряжский привозит ее в свое имение Ярополец, где проживает  законная супруга с тремя детьми Ивана Александровича. И что же? Та с радостью встречает беглянку, ухаживает за нею и принимает на руки  новорожденное дитя соперницы – будущую тещу Александра Сергеевича  Пушкина, которую с рождения прозвали в этом доме «Парижанкой».

А как же чувствует себя Загряжский, проживая в «грехе» двоеженства? Он находится в родовом имении Знаменское-Кариан Тамбовской губернии и очень активно  благоустраивает усадьбу за… казенный счет, не стесняясь. Пока в дело не вмешивается, кто бы думали, сам тамбовский губернатор Гавриил Романович  Державин. Он  вступил в  эту должность в декабре 1785 года. Чуть ранее в Тамбовской губернии стоял расквартированный там Каргопольский карабинерный полк, командовал которым Иван Загряжский. Затем полк перевели на Кавказ, а его командир, генерал-майор Загряжский, исхлопотав себе отпуск в Тамбовскую губернию, с особым рвением принялся за дела сугубо домашние – обустраивать родовое имение Знаменское-Кариан. Обнаружив утечку из казны, Державин попытался пресечь злоупотребления. Что из этого вышло? Загряжский до того разгневался, что вызвал старика на дуэль и преследовал его. О чем Державин сообщил генерал-майору И.М. Синельникову. Вот в каком письме: «Генерал-майор Иван Александрович Загряжский, будучи полковником и бригадиром, стоял здесь со своим Каргопольским полком в губернии …  Делал он чрезвычайные разорения государственным крестьянам и однодворцам, так… забирал провиант и фураж, нужный для полка, безденежно».

Далее Гавриил Романович, подробно описывая предпринятые им меры против бесчинств генерал-майора Загряжского, продолжает: «Сие принял он за крайнюю себе обиду: приехал в бешенстве в Тамбов, делал разные непристойные чину своему поступки, т. е. скакал с заряженными пистолетами и с большою саблею по улицам, дожидался по ночам моего выезду, ругал и стращал меня разными угрозами по домам. Но как сие все чудесил он заочно, то я смеялся и презирал такое сумасбродное донкишотство. Наконец, прислал ко мне капитана и потом полку своего майора барона Сакена и требовал, чтоб я назначил ему место, кроме моего дома, для некоторого с ним объяснения…»

Но дуэль не состоялась, а победил в этом «сражении» казнокрад Загряжский. Конечно, он был приятелем и родней Григория Потемкина, но едва ли тот занимался делами Ивана Александровича, поскольку в это время обустраивал Новороссийский край, куда был назначен генерал-губернатром, а затем организовывал знаменитое путешествие императрицы в Крым. Так почему напористо и безнаказанно вел себя Загряжский? И почему он  поспешил обустроить родовое  поместье, а не  подаренное  царем его предку Дорошенко имение Ярополец, где проживали две его семьи?

Не потому ли, что уже тогда знал – Ярополец (по его ли воле?) отойдет «Парижанке»? В ущерб его законным детям. И поэтому  имение, хотя и подаренное, но принадлежащее царям, его мало интересовало… Но кто-то же стоял за всей этой странной и неправдоподобной историей. Кто? А тот, в чей власти было  в считанные месяцы дать развод жене-беглянке, оформить законность происхождения дочери баронессы Поссе от Загряжского, дать ей княжеский титул и солидное наследство, закрыть глаза на демонстративную кражу денег из казны Загряжским для обустройства его родовой усадьбы. И уладить инцидент с обиженным губернатором Державиным таким образом, что тот вскоре оказался во дворце ее величества в качестве кабинет-секретаря Екатерины Второй!

Этот «кто-то» и была сама императрица. Одна  она могла все это осуществить. А как только «Парижанка»  выросла, ее тут же взяли во дворец фрейлиной супруги Александра Первого и выдали замуж во дворце за восемнадцатилетнего Николая Афанасьевича Гончарова. А ведь это было уже без Екатерины, которая к тому времени скончалась. Но Наталья Ивановну Загряжскую продолжали облагодетельствовать. К унаследованному Яропольцу прибавилось состояние Гончаровых, на тот момент  (к 1807 году), еще огромное.

 

 

                                                        3

 

 

Почему же так пеклась Екатерина, а затем и ее потомки о  внебрачной «Парижанке», появившейся от незаконной и постыдной связи? Неужели ради Ивана Загряжского? Но он ничем особенным не отличился при дворе и не был  более именит, чем те вельможи, кому Екатерина отказывала в признании их бастардов.

А у Загряжского все наоборот, все ладно, все гладко и даже огромный прибыток в хозяйстве и карьере. Как свидетельствовал один из современников Ивана Александровича: «Он по-прежнему окружен пышностью и не изменяет своим привычкам, приобретенным в штабе князя Потемкина, которого был он из первых любимцев и ежедневных собеседников». Светлейший князь «испрашивал орден» для храбреца-генерала у самой матушки-государыни: «Во время сделанной из Очакова в 27 день июля вылазки генерал-майор Иван Александрович Загряжский поступал с отличною неустрашимостью…» За ту «Очаковскую баталью» Иван Александрович в 1789 году получил свою первую награду – орден Св. Анны. А вскоре на парадном мундире уже генерал-поручика Загряжского засияли и другие ордена: Св. Георгия 3-й степени, Св. Владимира 2-й степени и Св. Александра Невского!

И возникает вопрос: а для кого так старалась Екатерина? Почему она все это сделала? И  не только это, но и еще кое-что. В 1789 году она вдруг решила облагодетельствовать Афанасия Гончарова, у которого в 1787 году родился сын. Через два года после рождения «Парижанки»,  1789 году  Афанасий Николаевич Гончаров получил от Екатерины Второй грамоту, подтверждающую права Гончаровых на дворянство и на герб. Род Гончаровых был внесён в I и III части родословных книг Калужской и Московской губерний. Все это наводит на мысль, что  брак Натальи Ивановны и Николая Афанасьевича был предопределен еще с их младенческих лет?

Но интересный факт. Еще в 1775 году императрица сама посетила проездом поместье Гончаровых, и тогда Афанасий Абрамович попросил ее подписать завещание, согласно которому ничего из гончаровского состояния нельзя было продать или оставить в залог. Екатерина подтвердила это право специальным высочайшим указом. 

А сам ли Гончаров просил ее об этом? Ведь  усадьбу  под Калугой  передал его предку сам Петр Первый, который, как говорила молва, и был ему родным отцом, а не просто крестным.

В том же, 1975 году, Екатерина посещает и Ярополец. После чего в усадьбе начинается перестройка и возводится прекрасный дворец. Такие поместья, скорее всего, были на счетах у  российских властителей. И в определенный момент они могли  ими распорядиться, но – особенным образом. Не сгоняя владельцев с места, а ставя пред ними условие послужить так, как это надо было государю или государыне. Интересно, что и  имение Ярополец было поставлено в такие же условия. Так не присмотрела ли Екатерина заранее  капиталы  для «Парижанки», и как только родился наследник Полотняного завода, она поспешила облагодетельствовать Афанасия Гончарова дворянством и гербом, что дорогого стоило, предусматривая будущий брак для «воспитанницы»  Ивана Загряжского. Ее, кстати, так и звали – не дочерью, а воспитанницей. Через шестнадцать лет этот брак состоялся в Зимнем дворце в присутствии всей монаршей фамилии…

Их свадьба описана в трёх придворных журналах, которые синхронно велись при дворе в то время, а именно: в камер-фурьерском церемониальном журнале, в Журнале императора Александра I и в Журнале императрицы Марии Фёдоровны 1806 и 1807 годах.

Уже 3 июня 1806 года, почти за 8 месяцев до венчания,  появилась запись, что императрице в Малой Столовой комнате императорского Зимнего Дворца статс-дамой графиней де Литтой была представлена «девица Загряжская, приносившая всеподданнейшее благодарение за Высочайшее соизволение на ея брак и за Монаршую милость». А спустя примерно два с половиной месяца, а именно, в воскресенье 16 сентября 1806 г. императору Александру I был представлен отец невесты, видимо, специально приехавший в Петербург по случаю обручения дочери. Отставной генерал-лейтенант И.А. Загряжский приехал в столицу не с пустыми руками. Чтобы иметь возможность достойно подготовиться к свадьбе дочери, он ещё в феврале 1806 года занял в Московском Опекунском Совете под залог недвижимости в родовом имении Знаменском-Кариане и соседней деревне Измайловке под Тамбовом солидную сумму в 21000 рублей серебром.

Венчание Н.И. Загряжской и Н.А. Гончарова состоялось 27 января 1807 года. Это событие отражено в записях всех трёх придворных журналов 1807 года. Камер-фурьерский журнал даёт следующее описание события:

«Ввечеру въ придворной Большой церкви, при присутствіи Его Императорского Величества, Ихъ Императорских Величествъ Государынь Императрицъ и всей Императорской Фамилии, обвенчана живущая при Дворе съ фрейлинами девица Загряжская, сговоренная предъ темъ въ замужество за титулярнаго советника Гончарова.

Передъ выходомъ въ церковь невеста къ венцу убрана была Императорскими брильянтами во внутреннихъ покояхъ Государыни Императрицы Супруги Его величества и для того приведена госпожъ фрейлинъ гофмейстериною Вильде.

Посаженые отцы и матери были: съ жениховой стороны действительный тайный советник графъ Петръ Кирилловичъ Разумовскій и княгиня Наталья Петровна Голицына, с невестиной стороны оберъ-шенкъ Николай Александровичъ Загряжской и княгиня Варвара Александровна Шаховская.

При бракосочетаніи венцы держали: надъ женихомъ лейбъ-гвардіи Преображенскаго полка подпоручикъ Титовъ, а надъ невестою камергеръ Загряжской.

По совершеніи бракосочетанія въ церкви новобрачные и ближніе ихъ родственники Государю императору, Государыням Императрицам и Ихъ Высочествамъ приносили всеподданейшее благодареніе и жалованы къ руке.

По Высочайшемъ отсутствіи изъ церкви новобрачная въ дворцовой цугомъ карете, съ двумя за оною придворными лакеями, а новобрачный въ собственномъ экипаже изъ Дворца отъ подъезда, что подъ Фонарикомъ, отвезены были въ домъ новобрачнаго съ последованіемъ туда всехъ званыхъ на свадьбу и бывшихъ во Дворце при бракосочетаніи обоего пола особъ».

4

Так для кого старалась императрица, а затем  и ее внук Александр? И вот тут надо посмотреть на одного человека, ради которого Екатерина могла вытерпеть все эти перипетии с баронессой Поссе. Этим человеком был ее внебрачный сын Алексей Григорьевич Бобринский. В 1782 году он окончил курс обучения в корпусе, получив золотую медаль в качестве награды и чин поручика армии. Вскоре был уволен в отпуск для путешествия по России и за границей, по уставу кадетского корпуса того времени, вместе с другими наилучшими воспитанниками его выпуска. В это время  ему исполнилось двадцать лет. Вполне романтический возраст. С 1779 года Бобринский начал вести дневник и вел его по 1786 год.  Из дневника видно, что Алексей Григорьевич посещает балы, маскарады, заводит амуры со смолянками: со Зверевой, княжной Ратевой, с некой Р.В. Его экс-любовницу Звереву с помпой выдают замуж, обеспечив ей хорошее приданное. Смолянки завидуют ей. Соблазненная счастьем, выпавшем на долю Зверевой, смолянка Лафон (дочь директрисы Смольного) прямо предлагает свои амуры Алексею Григорьевичу, так что он с трудом отделывается от неё. 

Алексей Григорьевич с юности отличается влюбчивостью – еще в пятнадцать лет он влюбился в племянницу Потемкина Екатерину Энгельгардт, любовницу своего дяди. А к двадцати годам уже просто слывет распутником. Однако от предложенной  Потемкиным женитьбы на Екатерине Энгельгардт отказывается. И возникает вопрос: а только ли с воспитанницами Смольного водит он амуры? И не был ли он сам на той злополучной ярмарке в Дерпте, где и повстречал красавицу баронессу Ульрику Поссе?  Уж не по его ли воле увез Загряжский чужую жену от барона Поссе?

Ведь истинное местонахождение Ульрики после побега так и осталось неизвестным.  До родов в имении Ярополец она не была, а после родов? Жила ли она именно там  оставшиеся до кончины шесть лет? Да и была эта кончина там и  в указанный в приводимых описаниях срок? А, может, Ульрика следовала за Бобринским, и это за ней он ездил из Лондона в Париж, а потом собирался поехать в Италию? Предположение фантастическое, но, судя по весьма сочувственному и заинтересованному отношению к ситуации баронессы самой императрицы, оно все-таки чем-то и обосновано.

Вернувшись из Европы, где он проиграл свои имения в карты, Бобринский вместе с поместьями был взят в опеку и передан под надзор другого фаворита Екатерины – банкира Завадовского. Ему было велено  поселиться в Ревеле, а он попросил купить ему имение под Дерптом и поселился там (уж не романтические ли воспоминания влекли его в Дерпт, откуда сбежала Ульрика Поссе?)  Уже через много лет он все-таки надумал жениться, но не на русской дворянке, а на землячке баронессы Поссе  - на баронессе Анне Унгерн-Штернберг.  Хотя это и шло вразрез с планами государыни, намеревавшейся женить его на принцессе Фредерике Баденской, сестре невесты великого князя Александра Павловича. Тем не менее, Бобринскому удалось получить разрешение на брак с Анной. Свадьба состоялась в начале 1796 года.

А в семье Загряжских тем временем подрастала красавица и умница Наталья Ивановна Загряжская, «Парижанка», которой скоро предстояло отправиться во дворец и стать фрейлиной  супруги императора Александра Первого – Елизаветы. И послужить…

В России при дворе служили не только  мужчины, но  их жены, дочери, сестры, матери, которые хотя и не носили мундиров и эполет, но время от времени получали ордена. Только служба женщин великого света была особенной, как сейчас бы сказали – по ведомству внешней, внутренней разведок и дипломатии.

В конце 1806 года по Петербургским салонам разлетелся слух, что в прелестницу  - «Парижанку» - Загряжскую - влюбился Алексей Охотников, фаворит императрицы. И по этой причине ее выдворили из дворца, спешно выдали замуж в январе 1807 года. Правда, за одного из богатейших наследников России – сына известного промышленника Афанасия Гончарова, которому покровительствовала сама Екатерина Великая!

 Охотников вскоре умер по неизвестной причине, а Елизавета родила дочку, которую император признал  своей.

Но если  Наталья Ивановна поступила столь легкомысленно, почему, судя по записи в камер-фурьерскорм журнале, невесту убирали в покоях императрицы Марии Федоровны (матери императора), свадьба была пышной, а на венчании присутствовала вся императорская фамилия? За что такая честь  оступившейся бастардке? 

 Да уж не выполнила ли она какую-то секретную миссию на благо семьи Романовых? Похоже, что было именно так.

Но сначала нужно  внимательно посмотреть на роман Елизаветы Алексеевны и Алексея Охотникова.

Будущую императрицу и императора Александра  Екатерина Вторая поженила совсем юными, какой была она сама, вступая в несчастный брак с Петром Третьим, - пятнадцатилетними. И первый раз Елизавета забеременела, когда ей  было уже девятнадцать. Но девочка вскоре умерла. Второй раз  беременность наступила снова через шесть лет, как говорили, от того самого Охотникова. К тому времени Елизавета и Александр охладели друг к другу. «Детские» браки во всех Дворах, в том числе, и европейских, редко приводили к счастливому сожительству венценосцев. У Александра появилась любовница Нарышкина, да  и не бывало его дома, в это время он постоянно воевал и находился в войсках. Тем скабрезнее видится связь Елизаветы с молодым красавцем-офицером. Ей бы ждать с войны мужа, а она…

Вот при таких обстоятельствах семейная жизнь российского венценосца дала трещину. Могла ли это терпеть семья императора, его мать, в первую очередь, и брат Константин (Николай и Михаил были еще маленькими)?  Пока царь воевал, и за его действиями  с напряжением наблюдал весь мир, который во многом зависел от того, куда повернет Россия, супруга  императора рожала ему бастардов…Так не для того ли появилась при дворе двадцатидвухлетняя красавица Наталья Ивановна Загряжская, чтобы изменить эту ситуацию – с повеления  матери императора Марии Федоровны? И ведь ей это удалось! Чего же стоили любовные страдания императрицы, если она посвятила их такому ничтожному человеку? При Дворе поговаривали, что Наталья Загряжская выбрана Марией Федоровной в супруги Охотникову.  Но вскоре  его зарезали. Он долго болел и не выздоровел.

Свадьба  фрейлины Загряжской и Гончарова состоялась во дворце за три дня до смерти Охотникова.

 

                                      5

 

Так закончилась эта печальная история любви супруги Александра Первого  Елизаветы.

Жизнь женщины при русском дворе походила на существование ценной породы птички в золотой клетке. У всех «позолоченных» дам здесь был один хозяин – государь. Но нравы, которые царили в Зимнем, были законом для всех женщин из дворянских семей. Главный из них – выгодное замужество. Это не было каким-то самодурством Николая Первого, который издал устав, по которому офицеры могли жениться с разрешения своих командиров ( а поначалу с разрешения родителей жениха и невесты, конечно), только при условии достижения 30-летнего возраста и  наличия состояния в  20 и 10 тысяч рублей в зависимости от чина. Армия зароптала – такие доходы имели немногие офицеры. Но Николай так и не отменил своего указа. Чем все кончилось? Незаконным сожительством офицеров со своими избранницами, сокращением рождаемости и  огромным числом внебрачных детей.

Насмотревшись на дворянские нравы, им стали подражать мещане и рабочие. Тем более, что зарождающейся промышленностью в России владели на паях русские купцы-староверы, которые охотно принимали на работу церковных раскольников. А те вообще игнорировали  венчание в никонианской церкви, предпочитая венчаться  у католиков, протестантов или   использовать  языческие обряды.

         Но при Дворе из женщин редко кто засиживался в девушках. Выгодный брак – это была их главная «работа». И означала она многое. Да, вРоссии при дворе служили не только  мужчины, но  их жены, дочери, сестры, матери, которые хотя и не носили мундиров и эполет, но время от времени получали ордена. Только служба женщин великого света была особенной, как сейчас бы сказали – по ведомству финансов, внешней, внутренней разведок и дипломатии.

         История матери Натали – Натальи Ивановны Гончаровой-Загряжской – яркое тому подтверждение.

         Не менее показательна и история Авроры Шернваль, шведки по происхождению. Ее отец — барон Карл Юхан Шернваль (1764—1815), выборгский губернатор, и мать — Ева Густава фон Виллебранд (1784—1844), принадлежали к дворянским родам, прибывшим в Финляндию из Швеции. Овдовев, в 1816 году мать Авроры Карловны вышла замуж за видного выборгского сенатора и юриста Карл Йохан фон Валлена. По словам Я. К. Грота, она была дамой, которой «мало подобных, не столько по приятной наружности, сколько по восхитительному обращению и младенческой ласковости со всеми».

Аврора Шернваль и её сестра Эмилия (будущая жена графа В. А. Мусина-Пушкина) получили хорошее образование и отличались необыкновенной красотой. Трудно было решить, кто из сестер лучше. Эмилия, сравненная Лермонтовым с белой лилией, казалась обаятельнее смуглой брюнетки Авроры, но красота последней была пластичнее и строже.

Но обе сестры были бесприданницами. К тому же жизнь Шернваль часто омрачалась утратами близких ей людей, за что она получила прозвище «роковой Авроры». По выходе в 1828 году замуж сестры, Аврора Карловна продолжала жить в Финляндии и уже готовилась вступить в брак с одним из соотечественников, но жених её неожиданно умер. После этого она уехала в Москву к сестре и прожила в ее семье несколько лет. Второй её жених, «синеглазый демон» и любовь ее юности, Александр Алексеевич Муханов (1802—1834), также умер до уже назначенной свадьбы.

Из-за отсутствия приданого едва не закончилась трагедией жизнь ее сестры Эмили Шернваль, к которой, вопреки воли семьи посватался декабрист граф Владимир Алексеевич Мусин- Пушкин,  родственник Александра Сергеевича. Родители Эмилии не возражали против брака. Но, чтобы жениться офицеру, графу, да ещё ссыльному, было необходимо получить согласие матери, разрешение командира полка, генерал-губернатора и императора. Казалось, преодолеть все эти барьеры не представлялось возможным. Весь 1827 год тянулась эта борьба. Мать Владимира, графиня Е. А. Мусина-Пушкина, никак не могла примириться с тем, что сын женится на шведке-бесприданнице. Хлопотами родственников Владимира перевели в более отдалённую крепость, чтобы удалить от Эмилии. Генерал-губернатор А. А. Закревский, имеющий свои счёты с отчимом Эмилии, действовал заодно с семьей Мусиных и обещал Владимиру всякие милости и награды, если он откажется от невесты. Однако тот был непреклонен и  согласен провести всю жизнь ссыльным в глуши, но только с Эмилией. Доведённый до отчаяния, Владимир тяжело заболел. 19 декабря 1827 года его мать писала:

<cite>…Ты разрываешь моё сердце…</cite>

и дала согласие на этот брак. Начались приготовления, подарки, будущая свекровь прислала Эмилии жемчужное ожерелье, шаль за 3000 рублей и золотой, с мощами, крест. Свадьба состоялась 4 мая 1828 года, никто из Мусиных-Пушкиных на ней не присутствовал.

         Эмилия пережила много горя в этом замужестве. У нее умерли в младенчестве два ее первенца. Сама она тяжко болела, но не покидала свет, постоянно выезжая и блистая при дворе. И это еще больше убивало ее. А Владимир пристрастился к азартным играм и однажды проиграл крупную сумму. Экономические трудности семьи росли, затраты намного превышали доходы. Денег не хватало, их поступало на счёт недостаточно даже от больших имений. Долговая ноша Владимира Мусина-Пушкина росла и к 1856 году составила около 700 000 рублей.

Эмилия становится экономной и мечтает прожить весь 1845 год в Борисоглебе. Письмо Авроры сестре Алине проясняет обстоятельства: «Эмилия решила остаться на пять лет в имении и за этот период поправить свои финансовые дела, так как в настоящее время средства не позволяют им оставаться даже на зиму в Петербурге».

 Эмилия никогда и ничего не делала без энтузиазма. Она наслаждалась работой, за которую бралась, и говорила, что счастлива, когда может украсить жизнь полезным трудом и добрым делом.

В имении, где длительное время отсутствовал хозяин, было много беспорядка. Эмилия занималась садоводством, подыскивала в окрестности умельцев рукоделия, устраивала их на работу и выделяла им помещение. Через знакомых она узнавала о новых модах, принимала заказы на изготовление вещей. Эмилия старалась облегчить жизнь своих крестьян. Её больницы, школа для крестьян и хорошие условия для обучения молодежи свидетельствовали о её стремлении к улучшению положения крестьян. От них  она получила имя «Борисоглебский ангел».

17 ноября 1846 года 36-летняя Эмилия умерла от тифа. Все знавшие её были безутешны. А. О. Смирнова-Россет писала: «Она была очень умна и непритворно добра, как Аврора. В деревне она ухаживала за тифозными больными, сама заразилась и умерла».

 

                                      6

Что делала Аврора при дворе Николая Первого? Даже сегодня историки деликатно обходят этот вопрос, хотя трудно себе представить, чтобы первую красавицу России обделил своим вниманием император. В 1835 году она была пожалована во фрейлины. Наконец, в 1836 году Аврора Карловна была сосватана самой императрицей   за известного богача и мецената, Павла Николаевича Демидова. К этому времени его состояние составляло едва ли не половину всего бюджета Российской империи!

Нетрудно понять,  что этим браком император преследовал две цели – по-царски вознаградить за определенные «заслуги» фаворитку, которая должна была выполнить еще и главную миссию – не позволить уплыть в Европу (если бы Демидов решился жениться на иностранке) половины состояния России. Демидов этого брака не хотел. А перед венчанием так разболелся, что прибыл в церковь в инвалидном в кресле и вокруг аналоя его носили на руках.

Он прожил недолго, умер через четыре года, однако,  у Авроры  от него остался сын – наследник  огромного состояния Демидовых.

Следующим ее мужем стал член почитаемого императором семейства Карамзиных, старший сын покойного историка Николая Карамзина – Андрей. По словам Вяземского, «…все семейство Карамзиных было очень довольно этим браком, хотя невеста и старше жениха, но она милая, добрая женщина, и была и будет примерной женой. Зато все общество и ее родные восстали против этой свадьбы и удивляются, как «Демидова может решиться сойти с какого-то своего класса при дворе и, будучи тайной советницей, идти в поручицы…»

24 мая 1854 года Андрей Карамзин был убит в Дунайской армии во время Крымской войны. Затем последовала в 1868 году смерть молодой жены её единственного сына, Марии Элимовны, а в 1885 году умер и сам сын - Павел Павлович Демидов, известный филантроп, живший в основном в Париже.

         Судьба отмерила Авроре Шернваль долгий век. Она прожила 94 года, управляя половиной промышленности России. Последние годы  провела в Финляндии, где ее до сих пор вспоминают с благодарностью и почитают как общественную деятельницу и благотворительницу. Есть в Финляндии список «100 замечательных финнов», в нем можно найти русскую фамилию: «Карамзина». Многие считают, что Аврора Карловна повлияла на решение императора Александра Второго, с которым была хорошо знакома, (он даже   останавливался в ее имении), дать Финляндии широкие свободы – конституцию. Александр II провозгласил Финляндию конституционной страной, имеющей выборное правительство и все конституционные права и свободы. Об этом судьбоносном решении государь сообщил на открытии Сейма в Гельсинфорсе 18 сентября 1863 года.

Мало кто знает, что Николай Первый назвал ее именем фрегат, а затем имя «Аврора» стал носить крейсер. Тот самый, который в 1917-м выстрелил по Зимнему дворцу.

 

 

 

                                      7

 

 

         Да, много смысла было в этом  выстреле, освободившем от самодержавия и рабского существования не только рабочих и крестьян, но и златокрылых горлиц – женщин, служивших царским прихотям и домострою  родных, не имевших настоящего счастья ни в несметном богатстве, ни, тем более, в бедности.

         Эмилия Мусина-Пушкина храбро пыталась вырваться из этого заколдованного круга. Ее брак по любви был несчастливым, ей пришлось много работать, она потеряла двух детей в младенчестве, остальные прожили недолго. А старший сын сошел с ума, когда его покинула жена. После ее смерти  Аврора писала: «Даже страшно подумать, что наша Эмилия могла умереть в такой молодости, такой любящей и нужной для всей семьи, какой она была… Она управляла всей землей в имении, придумывала и создавала облегчения крестьянам, делилась правдой, защищала бедных и угнетенных…»

         Любимый супруг-декабрист-картежник и мот, который был старше нее на 12 лет, пережил Эмилию на двадцать лет.

В 1825 году в Петербурге на почве сватовства произошла еще одна громкая история. Ее назвали «пресловутой битвой московской спеси с петербургской простотой». Типичнейшая история дуэли пушкинских времен, причиной которой стал конфликт из-за предрассудков, связанных с социальным неравенством. История эта всколыхнула тогдашнее общество настолько, что в какой-то мере даже затмила такое событие в жизни государства, как смерть императора Александра Павловича.

Кондратий Рылеев посвятил его герою стихотворение полное праведного гнева. И как знать, может именно эта история привела его через два месяца на Сенатскую площадь, а затем и на эшафот?

К. Ф. Рылеев «На смерть Чернова»

Клянемся честью и Черновым

Вражда и брань временщикам.

Царей трепещущим рабам.

Тиранам, нас угнесть готовым.

 

Нет! Не Отечества сыны

Питомцы пришлецов презренных.

Мы чужды их семей надменных:

Они от нас отчуждены.

 

Так, говорят не русским словом.

Святую ненавидят Русь.

Я ненавижу их, клянусь,

Клянуся честью и Черновым.

 

На наших дев, на наших жен

Дерзнет ли вновь любимец счастья

Взор бросить, полный сладострастья.

Падет, Перуном поражен.

 

И прах твой будет в посмеянье,

И гроб твой будет в стыд и срам.

Клянемся дщерям и сестрам:

Смерть, гибель, кровь за поруганье.

А ты, брат наших ты сердец.

Герой, столь рано охладелый,

Взносись в небесные пределы:

Завиден, славен твой конец.

 

Ликуй, ты избран Русским Богом

Нам всем в священный образец.

Тебе дан праведный венец.

Ты чести будешь нам залогом.

История такова. Летом  1824 года флигель-адъютант Новосильцев, познакомившись в семействе генерал-майорши Черновой, находившейся тогда в своем имении  близ села Рождествена,  с ее красавицей-дочерью, пожелал жениться на ней, объявив матери и прибывшему туда отцу ее генерал-майору Чернову, что имеет на то дозволение своих родителей. Было

получено согласие Черновых.

Вот как описывались события в то время: «Сговор и домашнее обручение сделаны были в августе  того года, а вскоре и свадьба назначена. Но при наступлении этого времени Новосильцев под предлогом болезни отца  отправился в Москву, дав слово возвратиться чрез три недели. С дороги писал он своей невесте, но по прибытии в Москву прекратил переписку и не только не возвратился к назначенному времени, но оставил семейство Черновых в течение трех месяцев без всякой вести.

В продолжение этого времени Новосильцев приезжал в Петербург, но не только не был у невесты, но даже не уведомил о себе письменно. Лейб-гвардии Семеновского полка подпоручик Чернов, брат невесты, в декабре 1824 года отправился в Москву, желая объясниться в сем деле с поручиком Новосильцевым и положить конец оному. В Москве, после объяснения их обоих по сему делу, Новосильцев объявил Чернову в присутствии военного генерал-губернатора и некоторых известных особ с обеих сторон, что никогда не оставлял намерения жениться на Черновой; после чего Чернов, называя его женихом сестры своей, извинился, что сомневался в его честности. Мать Новосильцева тогда же письменно изъявила родителям Чернова согласие на брак своего сына с их дочерью.

Новосильцев дал обещание совершить свадьбу в течение шести месяцев, желая отложить оную, как говорил он, для того, дабы не дать поводу думать, что он был к тому вынужден, и Чернов принят был матерью и семейством Новосильцева как родной, пробыл в Москве около месяца и отправился в Петербург, куда поехал также и Новосильцев.

Но вскоре по прибытии их в Петербург Новосильцев сделал вызов Чернову за разглашенные будто бы сим последним слухи, что принудил его жениться. Чернов объяснил ему, что не только никогда не распускал таких слухов, но и не имел к сему намерения; Новосильцев удовольствовался сим объяснением и объявил при посредниках, что дело их остается в том положении, в коем оно в Москве находилось, т. е. что он женится в течение уреченного времени».

         На самом деле мать Новосильцева ни под каким видом не хотела видеть у себя невесткой дочь Черновых.  Ведь она была дочерью младшего из братьев Орловых – Владимира. Фаворитов Екатерины Второй. И в ее планы никак не входил этот чудовищно неравный брак. Потому дело все равно окончилось дуэлью. Вот посмертная записка брата обманутой невесты Чернова:

 «Бог волен в жизни; но дело чести, на которое теперь отправляюсь, по всей вероятности обещает мне смерть, и потому прошу г-д секундантов моих объявить всем родным и людям благомыслящим, которых мнением дорожил я, что предлог теперешней дуэли нашей существовал только в клевете злоязычия и в воображении Новосильцева. Я никогда не говорил перед отъездом в Москву, что собираюсь принудить его к женитьбе на сестре моей. Никогда не говорил я, что к тому его принудили по приезде, и торжественно объявляю это словом офицера. Мог ли я желать себе зятя, которого бы можно было по пистолету вести под венец? Захотел ли бы я подобным браком сестры обесславить свое семейство?

Оскорбления, нанесенные моей фамилии, вызвали меня в Москву; но уверение Новосильцева в неумышленности его поступка заставило меня извиниться передним в дерзком моем письме к нему и, казалось, искреннее примирение окончило все дело. Время показало, что это была одна игра, вопреки заверения Новосильцева и ручательства благородных его секундантов. Стреляюсь на три шага, как за дело семейственное; ибо, зная братьев моих, хочу кончить собою на нем, на этом оскорбителе моего семейства, который для пустых толков еще пустейших людей преступил все законы чести, общества и человечества. Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души».

Как писал Е.П. Оболенский: «Оба были юноши с небольшим 20-ти лет, но каждый из них был поставлен на двух, почти противоположных, ступенях общества. Новосильцев — потомок Орловых, по богатству, родству и связям принадлежал к высшей аристократии. Чернов, сын бедной помещицы Аграфены Ивановны Черновой, жившей вблизи села Рождествена в маленькой своей деревушке, принадлежал к разряду тех офицеров, которые, получив образование в кадетском корпусе, выходят в армию».

Оба они были тяжело ранены на дуэли и оба умерли. Новосильцева лишилась единственного сына, которому теперь не нужно было ее огромное состояние.

«Многие и многие собрались утром назначенного для похорон дня ко гробу безмолвного уже Чернова,- пишет Оболенский.- Товарищи вынесли его и понесли в церковь. Длинной вереницей тянулись и знакомые и незнакомые, пришедшие воздать последний долг умершему юноше. Трудно сказать, какое множество провожало гроб до Смоленского кладбища. Все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут в безмолвной процессии и безмолвно выразило сочувствие к тому, кто собою выразил идею общую, каждым сознаваемую и сознательно и бессознательно, идею о защите слабого против сильного, скромного против гордого. Так здесь мыслят на земле с земными помыслами! Высший суд, испытующий сердца, может быть, видит иначе; может быть, там, на небесах, давно уже соединил узами общей, вечной любви тех, которые здесь примириться не могли».

 

                                               8

А вот как описывает положение Александра Сергеевича Пушкина, после ссылки в Михайловское переехавшего в это время в Петербург, Ксенофонт Полевой: «Он жил в гостинице Демута, где занимал бедный нумер, состоявший из двух комнаток, и вел жизнь странную. Оставаясь дома все утро, начинавшееся у него поздно, он, когда был один, читал, лежа в своей постели, а когда к нему приходил гость, он вставал, усаживался за столик с туалетными принадлежностями и, разговаривая, обыкновенно чистил, обтачивал свои ногти, такие длинные, что их можно назвать когтями. Иногда я заставал его за другим столиком—карточным—обыкновенно с каким-нибудь неведомым мне господином, и тогда разговаривать было нельзя.

Известно, что он вел довольно сильную игру и всего чаще продувался в пух. Жалко было смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубою и глупою страстью. Зато он бывал удивительно умен и приятен в разговоре, касавшемся всего, что может занимать образованный ум. Многие его суждения и замечания невольно врезывались в память. Говоря о своем авторском самолюбии, он сказал мне: „Когда читаю похвалы моим сочинениям, я остаюсь равнодушен: я не дорожу ими; но злая критика, даже бестолковая, раздражает меня... Самолюбие его проглядывало во всем. Он хотел быть прежде всего светским человеком, принадлежащим к высоко аристократическому кругу. Он ошибался, полагая, будто в светском обществе принимали его, как законного сочлена; напротив, там глядели на него, как на приятного гостя из другой сферы жизни, как на артиста, своего рода Листа или Серве. Светская молодежь любила с ним покутить и поиграть в азартные игры, а это было для него источником бесчисленных неприятностей, так как он вечно был в раздражении, не находя или не умея занять настоящего места...»

Пушкин решил жениться. У него были три избранницы. Софья Федоровна Пушкина, Екатерина Николаевна Ушакова и Анна Алексеевна Оленина. К последней он посватался официально в 1828 году. Оленины не желали этого брака. Много можно назвать причин: и политическая неблагонадежность поэта: началось следствие о "Гавриилиаде", а Алексей Николаевич (директор публичной библиотеки, президент Академии художеств, владелец усадьбы Приютино под Петербургом) был в числе разбиравших это дело, и бедность поэта и его довольно разгульный образ жизни. Сама Анна Алексеевна не настолько любила Пушкина, чтобы идти наперекор семье. Уже позже она сказала своему племяннику о поэте: «Он был вертопрах, не имел никакого положения в обществе, и, наконец, не был богат».

 

 

Отказ Олениных оказался болезненным ударом для самолюбия поэта. 1 сентября 1828 года Пушкин писал П.А. Вяземскому: «Я пустился в свет, потому что бесприютен». В ответ Вяземский скаламбурил: «Ты говоришь, что бесприютен; разве уж тебя не пускают в Приютино?»  Поэт резко порвал с домом Олениных, и, как всегда, выплеснул свою обиду в нелецеприятных стихотворных строчках. В черновых набросках к 8-ой главе "Онегина" он нарисовал сатирическое изображение семьи Олениных.

Тут... дочь его была

Уж так жеманна, так мала,

Так неопрятна, так писклива,

Что поневоле каждый гость

Предполагал в ней ум и злость.

Сатирически выведен и Оленин - старший:

Тут был отец ее пролаз,

Нулек на ножках.

 

 

 

                                      9

 

А через два месяца поэт уже и не вспоминает о семействе Олениных – в декабре1828 года он  встретил Наталью Гончарову в Москве на балу танцмейстера Йогеля.

В апреле 1829 года просил её руки через Фёдора Толстого-Американца. Ответ матери Гончаровой был неопределённым: Наталья Ивановна считала, что 16-летняя на тот момент дочь слишком молода для брака, но окончательного отказа не было.

Ровно через год, 6 апреля 1830 года, согласие на брак было получено. Интересно, что Николай Первый с самого начала сватовства Пушкина внимательно наблюдал за событиями. Его интересовали поездки поэта в это время  между Москвой и Петербургом, в деревню, самовольное отбытие на Кавказ. Интересовало отношение его друзей к сватовству. И конечно интересовала сама Натали, которую царь уже видел и оценил ее красоту. Он даже спросил у кого-то: «Ну как, она согласилась?»

Известно, что первыми красавицами при дворе в это время считались сестры Шернваль и княгиня Софья Александровна Урусова.

Если Эмилия Шернваль, хотя и со скандалом, была просватана в 17 лет и в 18 уже была замужем, то ее сестра встала у алтаря лишь в 28 лет, отработав  положенное императором фрейлиной во дворце. И, собственно, ее супружество с Павлом Демидовым было лишь продолжением этой «работы» на царя. Не случайно же, все понимающий больной Демидов сказал супруге после венчания, что она может пользоваться сколько угодно его деньгами, но он не желал бы, чтобы она слишком часто попадалась ему на глаза. Аврора с присущей ей покорностью старалась оставаться в своих покоях.

Еще красноречивее обошелся с двадцатисемилетней супругой,  бывшей фавориткой Николая Первого, Софьей Урусовой,  назначенный ей в мужья Леон Радзивилл из семейства польских магнатов Радзивиллов. Они вообще практически всю жизнь прожили порознь, были бездетны, и после кончины  похоронены очень далеко друг от друга. Леон – в семейном склепе в Белоруссии, Софья – на кладбище во Франции.

Этот брак носил серьезный политический характер. Дело в том, что Леон оказался отступником в роду Радзивиллов, веками сражавшихся за свободу Польши. Он выступал за Российскую империю и воевал на ее стороне во время польского восстания в 1830 году. Радзивиллы отвергли его, и чтобы укрепить его положение, Николай Первый женил его на фрейлине княжне Урусовой. А перед этим, 25 июня 1832 года, поручик князь Радзивилл был назначен флигель-адьютантом к Его Императорскому Величеству. И в 1833-м,  в год свадьбы, был произведен в штабс-ротмистры и командирован в Москву, где состоял при Николае Первом.

Но император был озабочен не только судьбой Леона Радзивилла, а и самой Урусовой, которую продержал «в девках» до 28 лет. Поэтому сначала он предложил ее в жены своему морганатическому племяннику Павлу Константиновичу Александрову, сыну своего брата Константина Павловича, которого тот прижил от безродной и к тому же замужней француженки. Однако Константин привез младенца и мать во дворец в Стрельню, где его крестила императорская чета – Александр Первый и его супруга.

И вот ему-то и предложил Николай Первый в супруги свою фаворитку. Однако, хотя племянник и был, как  многие, влюблен в Урусову, испугался такой «чести» и отказался, женившись впоследствии на княжне Щербатовой. Кстати, и Пушкин проявлял интерес к Софье Александровне, а за два года до сватовства к Гончаровой даже был вызван ее двоюродным братом на дуэль, которая, правда, не состоялась.

 

 

                                      10

 

До сих пор остается загадкой, почему Натали пошла замуж за Пушкина. Кто и сколько бы тщательно не исследовал этот вопрос, любовь не ставят на первое место. Известно, что мать – Наталья Ивановна – была против, но  «дочь склонила ее»… Значит, любовь была?

Надо заметить, что к Гончаровой в эту пору сватались еще трое поклонников,  все они были состоятельнее и благонадежнее Пушкина, и Наталья Ивановна весьма благосклонно встречала претендентов. Но ничего не получилось. Может быть, из-за того, что сестры Гончаровы считались бесприданницами? Однако как такое могло произойти при наличии у семьи огромных земельных владений в усадьбах Полотняные заводы и Ярополец и при владении  предприятиями и несколькими тысячами душ?

Когда Наталья Ивановна с детьми и больным мужем проживала в собственном доме в Москве, оставив Полотняные заводы, ее свекор ежегодно высылал ей содержание 40-45 тысяч рублей (на «наши деньги» это 40-45 миллионов). И их катастрофически не хватало. При этом надо учесть, что с 1821 года она стала полноправной владелицей Яропольца. Здесь было не менее 14 тысяч гектаров земли, работали полотняный и винокуренный заводы,  было не менее 20 деревень, среди которых   деревня Голоперово, которая существует и сегодня в 11 километрах от Волоколамска в Подмосковье. Многие ли знают, что она, по завещанию Натальи Ивановны,  принадлежала Жоржу Дантесу и его детям?

После смерти жены Екатерины Дантес вел долгую тяжбу с семьей Гончаровых за обещанные ею в 1836 году 25 тысяч рублей приданого. Он даже обратился к русскому царю, чтобы тот издал указ об уплате этих денег. Но такового не последовало. Царь посоветовал уладить все мирным путем. И после смерти  Натальи Ивановны Дантесу и его детям перешла деревня Голоперово с 230 гектарами земли и двухстами душами крепостных. Точно такую же деревню получила в наследство и Наталья Николаевна Пушкина, вышедшая к тому времени, на радость всей родне, замуж за Ланского.

Итак, разве можно было считать при таких огромных состояниях сестер Гончаровых бесприданницами? Но ведь считались же бесприданницами сестры Шернваль при отце-губернаторе Выборга.

Скорее всего, речь тут шла не о доходах, а о затратах будущих жен в новой семье и  в свете. В России развивался капитализм, при котором  должен быть постоянный оборот капитала – от производства, от внутренней и внешней торговли, банковской деятельности. И размер земельных угодий тут мало что значил –   торговля хлебом не давала главных прибылей владельцам усадеб. Чины, хорошие места службы, а, значит, взятки, участие в войне, награды, госзаказы – вот что давало главную прибыль. Многомиллионное состояние Гончаровых выросло исключительно на госзаказах на изготовление парусины. Именно на гончаровских парусах Россия  «открыла окно в Европу». Но на замену кораблям пришли пароходы, и парусиновое производство рухнуло. Рухнуло и состояние Гончаровых.

Осталась бумажная фабрика, которая не могла не привлечь внимание Пушкина. Ведь на ней производилась лучшая бумага в России. А поскольку Александр Сергеевич собирался  иметь капитал в основном за счет публикации своих произведений, то наличие такого производства у Гончаровых могло интересовать его более, чем наличие земельных угодий на Полотняных заводах и в Яропольце. Может быть, именно поэтому его  мало смущала бесприданность Натальи Николаевны, и он даже сам отдал 11 тысяч рублей будущей теще в долг за отсутствующее приданое невесты. Долг этот она никогда не отдала, но тут надо  и ее понять – все последние годы жизни Пушкин печатал свои произведения на бумаге Гончаровых.

Но вернемся к отношениям  Пушкина и Натали. Почему все-таки шестнадцатилетняя девушка, которую не только не неволили к этому браку, но и запрещали его, за два последующие года не изменила своего решения и вышла за поэта, а, положим, не за «архивного мальчика» Мещерского, против которого не возражала Наталья Ивановна? А ведь Пушкин не только не был богат и красив, но он еще был старше нее на 13 лет и слыл неблагонадежным бунтовщиком.

Но может быть, именно тут и кроется тайна их любви и взаимопонимания? Наталья Николаевна была умной и образованной девушкой. Почему бы не предположить, что ее не привлекала перспектива стать наложницей царя, а затем законной потребительницей предметов роскоши в замужестве, назначенном царем же?

Но, видимо. именно к этой роли собрался подготовить ее дед – Афанасий Николаевич Гончаров, оставив трехлетнею девочку у себя на воспитании, когда невестка с семейством переехала в Москву. Он растил Натали как принцессу. И сам, наверное, мнил себя неким всемогущим царьком, когда при разоренном хозяйстве выдавал наложниц замуж с приданным в 11 тысяч рублей.  За что однажды Пушкин, будучи уже женат, сказал о нем: «Дедушка свинья…»

Неизвестно, чем бы закончилось  «царское» воспитание ребенка и каким бы сложился характер у Наталья Николаевны, но в шесть лет мать забрала ее у деда.

Ей было 14 лет, когда Рылеев  написал гневную отповедь царизму после гибели своего двоюродного брата Чернова на дуэли с  богачом Новосильцевым, внуком брата фаворита Екатерины Второй Владимира Орлова:

На наших дев, на наших жен

Дерзнет ли вновь любимец счастья

Взор бросить, полный сладострастья.

Падет, Перуном поражен.

 

И прах твой будет в посмеянье,

И гроб твой будет в стыд и срам.

Клянемся дщерям и сестрам:

Смерть, гибель, кровь за поруганье.

Рылеева Николай Первый повесил вместе с осужденными на казнь декабристами.

Но что написал Пушкин в своем невинном романтическом стихотворении «Зимнее утро» в 1829 году, спустя год после встречи с Натали, перед первым сватовством к ней?

 

Мороз и солнце; день чудесный! 
Еще ты дремлешь, друг прелестный — 
Пора, красавица, проснись: 
Открой сомкнуты негой взоры 
Навстречу северной Авроры, 
Звездою севера явись!

 

Исследователи говорят, что именно в этом стихотворении не нужно искать скрытого смысла за какой-то из строк. Оно – просто о природе. Но так ли это? Двадцатилетняя Аврора Шернваль блистала в свете своей  необыкновенной красотой, которую Николай Первый приметил на балу, находясь в Генсильфорсе, в еще совсем юном возрасте. С тех пор девушка считалась  первой красавицей и… никак не могла выйти замуж, потому что женихи ее умирали в одночасье.

Ей посвятил стихотворение Евгений Баратынский, проходивший в то время службу в Финляндии:

Выдь, дохни нам упоеньем,
Соименница зари;
Всех румяным появленьем
Оживи и озари!
Пылкий юноша не сводит
Взоров с милой и порой
Мыслит с тихою тоской:
«Для кого она выводит
Солнце счастья за собой?»

 

В 1828 году Николай Первый, находясь в Москве, увидел юную Натали Гончарову и обратил на нее внимание. После этого ее предназначение было ожидать царской милости, понятно, какой. Той самой, которая в это время изводила жизнь Авроры и  Софьи Урусовой.

Но в 1829-м к Натали сватается Пушкин. Царь не скрывает своего изумления и лично интересуется у кого-то из приближенных – ну и что, она согласна?

 

                                      11

 

Она согласна. Но любовь ли это или… заговор с поэтом? О чем же? Что задумал Пушкин, а Натали его поддержала? И только ли Натали?

Женщины – не товар, который, чем он прекраснее, тем успешнее приумножает капиталы императора и его приближенных, предназначенных после него в мужья этому «товару». То, что Пушкин думал именно так, свидетельствует  даже такой – скабрезный, но многозначительный - факт, описанный его друзьями. Посещая публичные дома, поэт давал  деньги их обитательницам, чтобы они выкупили себя и обрели волю.

Какую же игру против царя мог задумать вместе с Натали Пушкин? Начало ее можно понять как раз из строк стихотворения «Зимнее утро»:

 

…Пора, красавица, проснись: 
Открой сомкнуты негой взоры 
Навстречу северной Авроры, 
Звездою севера явись!

 

Новая красавица России должна стать звездой света при дворе, затмить ту же Аврору Шернваль, а… дальше – что? А дальше – протестантское воздержание, строгая семейная жизнь, преданность любимому человеку-супругу - наперекор влюбленному царю. Такой сговор этой пары, готовящейся пойти к алтарю, мог быть своего рода не только  демонстрацией протеста против низких нравов Двора. Но и своего рода местью за казненных декабристов, мечтавших о свободе и для женщины, если вспомнить гневное стихотворение Рылеева.

А странно ли, что мать невесты все-таки согласилась на этот неравный  и нежеланный ею брак? Только ли потому, что ее уговорила дочь? А, может, Наталье Ивановне  всю жизнь не давали покоя ее воспоминания об Охотникове,  о его гибели во имя любви, о том, что  Александр Первый выдал ее за сумасшедшего? Так что сватовство это если и было отчасти заговором против  императора, то участников тут было трое – поэт, его муза и ее мать.

Конечно, Николай все понял, но решил не то чтобы закрыть глаза на  эту азартную игру, а понаблюдать за тем, что из этого выйдет. Таким образом, и он стал ее участником. Но азартный Пушкин не захотел учесть того факта, что нельзя садиться за стол с игроком, у которого в колоде девять тузов. И было предопределено, что Пушкин и Гончарова проиграют. Причем царь, вдоволь наигравшись, сделал этой азартной игре смертельный конец, который был с готовностью одобрен его придворными, которые соглашались с бранью Дантеса и его покровителя  Геккерена в адрес  убитого на дуэли Пушкина. Новый муж Авроры Шернваль Андрей Карамзин, писал: «Убийца бранит свою жертву… это в порядке вещей». А вот слова его сестрыЕкатерины Мещерской: «… в наших позолоченных салонах и раздушенных будуарах едва ли кто-нибудь думал и сожалел о краткости его блестящего поприща. Слышались даже оскорбительные эпитеты и укоризны, которыми поносили память славного поэта и несчастного супруга, с изумительным мужеством принесшего свою жизнь в жертву чести, и в то же время раздавались похвалы рыцарскому поведению гнусного обольстителя и проходимца, у которого было три отечества и два имени».

29 января 1838 года в Петербурге именно в этот день, в первую годовщину гибели Пушкина, в доме статс-дамы Софьи Григорьевны Волконской, в комнатах нижнего этажа, где с осени 1836 года поселилась семья поэта, теперь праздновали пышную свадьбу: младший сын хозяйки дома 30-летний Григорий Волконский женился на 17-летней дочери шефа жандармов А. X. Бенкендорфа — Марии. Новобрачные стали жить в бывшей пушкинской квартире.

По поводу этой свадьбы князь Вяземский написал: «Нужно … полное отсутствие такта, деликатности и чувства пристойности, чтобы проводить свой медовый месяц на месте столь трагического и столь недавнего события, которое следует рассматривать как национальное бедствие. Но наши вельможи выше этих национальных пристрастий, они как бы составляют в народе обособленную группу и ничего не понимают ни в его симпатиях, ни в его страданиях».

 

                           12

 

А пока, в 1830-м году, сватовство Пушкина шло по всем правилам. Он сообщал родителям  о сватовстве и просил разрешения у царя жениться.

Родителям он писал: « «Состояние г-жи Гончаровой сильно расстроено и находится отчасти в зависимости от состояния ее свекра. Это является единственным препятствием моему счастью. У меня нет сил даже и помышлять от него отказаться. Мне гораздо легче надеяться на то, что вы придете мне на помощь. Заклинаю вас, напишите мне, что вы можете сделать для…»

Отец решил отдать сыну 200 последних незаложенных душ из нижегородского своего имения, о чем и сообщает ему в том же письме: «Ты знаешь положение моих дел. У меня тысяча душ — это правда, — но две трети моих имений заложены в Воспитательном доме. — Я даю Оленьке около 4000 р. в год. В именье, которое досталось на мою долю после покойного моего брата, находится около 200 душ, совершенно свободных, и я даю их тебе в твое полное и безраздельное владение. Они могут принести около 40 000 руб., а со временем, может быть, и больше».

В тот самый день, когда родители Пушкина в Петербурге пишут ему письмо, сам он обращается с письмом к графу А. X. Бенкендорфу: «…Я женюсь на м-ль Гончаровой, которую вы, вероятно, видели в Москве. Я получил ее согласие и согласие ее матери; два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное состояние и мое положение относительно правительства. Что касается состояния, то я мог ответить, что оно достаточно, благодаря Его Величеству, который дал мне возможность достойно жить своим трудом. Относительно же моего положения, я не мог скрыть, что оно ложно и сомнительно… Г-жа Гончарова боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у государя… Счастье мое зависит от одного благосклонного слова того, к кому я и так уже питаю искреннюю и безграничную преданность и благодарность…»

Бенкендорф не замедлил с ответом:

«Милостивый государь.

Я имел счастье представить государю письмо от 16-го сего месяца, которое вам угодно было написать мне. Его Императорское Величество с благосклонным удовлетворением принял известие о предстоящей вашей женитьбе и при этом изволил выразить надежду, что вы хорошо испытали себя перед тем как предпринять этот шаг, и в своем сердце и характере нашли качества, необходимые для того, чтобы составить счастье женщины, особенно женщины столь достойной и привлекательной, как м-ль Гончарова.

Что же касается вашего личного положения, в которое вы поставлены правительством, я могу лишь повторить то, что говорил вам много раз; я нахожу, что оно всецело соответствует вашим интересам; в нем не может быть ничего ложного и сомнительного, если только вы сами не сделаете его таким. Его Императорское Величество в отеческом о вас, милостивый государь, попечении, соизволил поручить мне, генералу Бенкендорфу, — не шефу жандармов, а лицу, коего он удостаивает своим доверием, — наблюдать за вами и наставлять вас своими советами; никогда никакой полиции не давалось распоряжения иметь над вами надзор. Советы, которые я, как друг, изредка давал вам, могли пойти вам лишь на пользу, и я надеюсь, что с течением времени вы будете в этом все более и более убеждаться. Какая же тень падает на вас в этом отношении? Я уполномочиваю вас, милостивый государь, показать это письмо всем, кому вы найдете нужным.

Что же касается трагедии вашей о Годунове, то Его Императорское Величество разрешает вам напечатать ее за вашей личной ответственностью.

В заключение примите искреннейшие пожелания в смысле будущего вашего счастья и верьте моим лучшим к вам чувствам.

Преданный вам А. Бенкендорф

28 апреля 1830».

Пушкин и его жена начали свой полет прекрасных эльфов в Царском Селе, полагая, что в этой сказке все будет так, как всегда задумывал ее автор  в настоящих своих сказках со счастливым или смешным концом. Но вдруг перед эльфами появился реальный царь и повелел им порхать в его Аничковом дворце. Так на хрупкие прекрасные существа были надеты тяжкие рабские оковы. Но у пары хватило сил и мужества сопротивляться и пытаться разорвать золотые цепи целых шесть лет. Натали блистала в свете, слывя первой красавицей России, околдовала императора, но оставалась неприступной.

Все могло бы кончиться гораздо раньше, но Натали каждый год рожала! Дети до времени спасали маму и папу- «любовных заговорщиков». До мая 1836 года, когда родился последний ребенок Пушкина – дочь Наталья.

Вот тут и пришла пора Наталье Николаевне Гончаровой «послужить» государю, как служили многие придворные дамы, безропотно выполняя поручения царя. Только в данном случае Николай использовал Гончарову-Пушкину, как говорят, « в темную». Мечась в гостиной у своей троюродной сестры Идалии Полетики в ловко расставленных сетях Дантеса, Натали и представить не могла, что подписывает смертный приговор своему мужу и отставку многолетнего посла Нидерландов в России  Геккерена. Отставку, которую  таким вот чудовищным образом организовали Николай Первый и его шурин, муж его сестры Анны, принц   Нидерландов  Оранский.

После того, как  была обнаружена шпионская деятельность посла в России против Оранского, да еще Геккерен внаглую при этом использовал самого императора Николая, участь его двумя правителями была решена. И для скандала  царь привлек Дантеса, обеспечив в свете его  увлечение  Пушкиной.

Свет, всегда державший нос по ветру, тотчас принял сторону Дантеса и Геккерена против Пушкина. Даже такие «верные друзья», как Карамзины и Вяземский «отвернули свое лицо» от семьи поэта.

Самое страшное последнее слово осталось за двоюродным дядей Натали – графом Григорием Александровичем Строгановым. Который решительно  посоветовал Геккерену стреляться с Пушкиным.

 

                             13

 

Откуда же такая безжалостность со стороны родственника? От ненависти. Несомненно, Строганов и его дочь Идалия ненавидели и Гончаровых, и Пушкина. Впоследствии кто бы ни пытался узнать причину этой поистине лютой ненависти к поэту и его семье, она так и оставалась тайной. Тайной семьи Загряжских.

Родственные связи и наследство помогут в какой-то степени ее приоткрыть.

Георгий Александрович Строганов был единственным сыном действительного тайного советника барона Александра Николаевича Строганова  от брака с Елизаветой Александровной Загряжской. А Елизвета Александровна была дочерью Александра Артемьевича Загряжского и Екатерины Александровны Дорошенко, внучки украинского гетмана Петра Дорошенко, которая принесла мужу в приданое имение Ярополец, подаренное в вотчину гетману еще по указу Софьи Алексеевны в 1684 году.

От Александра Артемьевича и внучки  Дорошенко Екатерины Александровны родился сын Иван Александрович Загряжский. Тот самый, что привез в Ярополец жене любовницу баронессу  Поссе и внебрачную дочь – «Парижанку», Наталью Ивановну Загряжскую. Григорий Александрович Строганов был двоюродным братом Ивану Загряжскому и дядей Наталье Ивановне – «Парижанке». Ее детям, в том числе Наталье Николаевне Гончаровой-Пушкиной, он приходился двоюродным дядей.

Как известно, Загряжские были родней Григорию Потемкину, а  Иван Загряжский пользовался его особым расположением и служил при его штабе.

Но родней Потемкину стали и Строгановы – через женитьбу Григория Александровича на княжне Анне Сергеевне Трубецкой, родной сестре графини Е.С. Самойловой ( в девичестве Трубецкой).

С графиней Самойловой связаны имена Светлейшего – Григория Потемкина - и Елизаветы Темкиной, предполагаемой дочери Екатерины Второй  и ее фаворита.

Сестра жены Григория Строганова была выдана замуж за генерал-прокурора А. Н. Самойлова, племянника Потемкина, который был известен тем, что был сначала опекуном одиозных племянниц Светлейшего – дочерей смоленского помещика Василия Андреевича Энгельгардта от брака с родной сестрой Потемкина Еленой Александровной, а затем получил на руки  рожденную в 1775 году в Москве Елизавету Григорьевну Темкину. Прямо из рук повитухи неизвестный младенец перекочевал в дом  Александра Самойлова.

Эта история известная и  загадочная. Ведь Темкина якобы дочь Екатерины Второй и Григория Потемкина, которая родилась в Москве во время празднования подписания Кючук-Кайнарджийского мира после войны с Турцией в 1775 году. Верить этому или нет?

Одна важная деталь заставляет склоняться к мысли, что Темкину все-таки родила Екатерина. Как обычно, на ходу, впопыхах, между важными государственными делами, практически на виду у всех. Хотя ей в ту пору  и был уже сорок один год. Однако и в те времена немало женщин рожало в такие лета.

Народ заметил, что Матушка, прибывшая на празднества в Москву, была одета в просторный крестьянский сарафан. Вдруг у нее разболелся живот – не то съела…

А важная деталь, склоняющая к мысли о родстве Темкиной и Екатерины, заключается в замужестве Елизаветы. Она была выдана замуж за греческого дворянина Ивана Христофоровича Калагеорги, который воспитывался вместе с великим князем Константином Павловичем и, таким образом, был с детства приближённым к императорской семье. Свадьба состоялась в 1894 году. Темкина родила десять детей. В приданое она получила огромные поместья в Херсонской губернии. Ее супруг был в Херсоне вице-губернатором. А затем губернатором вы Екатеринославе (Днепропетровск- Т.Щ.)

Императрица не случайно воспитывала внука Константина вместе с греком. Известно, что она имела греческий проект и мечтала освободить Константинополь  от Османской империи и возродить Византию. Константин должен был стать там императором. Видимо,  греческий дворянин Калагеорги должен был  научить  его греческим традициям и языку. И наверняка и ему в будущем предназначалась не последняя роль вельможи при дворе Константина.  Так что Елизавета Темкина была выдана замуж с  дальним политическим прицелом. Но с греческим проектом ничего не вышло из-за вмешательства европейских стран, и семья Темкиной-Калагеорги жила обычной жизнью. По отзывам современников, это был «добрейший человек и благодетель». Правнук Елизаветы Тёмкиной Дмитрий Овсянико-Куликовский в своих мемуарах писал, что большое семейство Калагеорги «жило дружно, весело и шумно, но вместе с тем как-то очень беспокойно, ожидая по временам всяких бед и напастей».

Таких, каких должны были ожидать от Строгановых Гончаровы и Пушкин, Но вместо этого они неосмотрительно доверяли графу и его внебрачной дочери Идалии. Которая вошла в историю России как  злейший враг поэта.

У Идалии и ее отца были три причины ненавидеть Наталью Ивановну Загряжскую-Гончарову, ее детей и Пушкина. Первая – это  обидное неравенство в социальном положении  Полетики и Загряжской. Вторая – наследство. Третья – невыгодное замужество Натали.

 

                                      14

 

Как известно, первым браком Строганов женился на сестре Трубецкой-Самойловой. То есть, он приходился шурином  племяннику Григория Потемкина Самойлову, который очень много значил для Светлейшего, опекая его племянниц и Темкину. Но также ценил Светлейший и Загряжских, в доме которых, по просьбе его матери провел юношеские году  обучения в Москве. Его кузен Иван Загряжский, отец внебрачной  Наталья Ивановны, находился при штабе Потемкина, дружил с ним.

Удивительно, но три родственные семьи пережили одну и ту же любовную трагедию. Первыми были Потемкины. Отец будущего фаворита Екатерины Великой, шестидесятилетний  Александр Васильевич Потемкин. Однажды он оказался в сельце Маншино (существует и сегодня в 11-и километрах от Алексина –Т.Щ.) Алексинского уезда Тульской губернии, где познакомился с молодой красавицей-вдовой, которая была на тридцать лет моложе него. Утаив, что он женат, Потемкин-старший, объявив себя вдовцом, повенчался с Дарьей Васильевной. Вскоре молодая жена забеременела и вдруг узнала, что ее муж - двоеженец. Дарья Васильевна добилась, чтобы Потемкин увез ее в свое смоленское имение, в село Чижово близ Смоленска, и там познакомил с первой женой. Та, будучи женщиной доброй, милосердной и довольно старой, по собственной воле ушла в монастырь и тем самым утвердила новый брак. Вскоре родился Григорий, а за ним еще пять  его сестер. Отец умер, когда мальчику исполнилось семь лет.

Отец умер в 1746 году, когда Грише исполнилось семь лет.

Думая о судьбе своих детей, Дарья Васильевна списалась со своим влиятельным родственником генерал-поручиком Александром Артемьевичем Загряжским  и отправилась со своим сыном в Москву. В его семье и началась самостоятельная жизнь будущего сподвижника Екатерины Великой.

От живой жены, Марии Алексеевны Ганнибал, венчался дед Александра Сергеевича Пушкина Осип Абрамович Ганнибал, также объявив себя вдовцом. Его избранницей стала псковская помещица, вдова, Устинья Толстая. Этот брак не был узаконен Екатериной Второй, и все состояние  Осипа ( в частности, село Михайловское)  после его смерти перешло к матери Пушкина, дочери Ганнибала, Надежде Осиповне.

И, наконец, третья подобная история произошла с мужем сестры графини Самойловой - графини Трубецкой - Григорием Александровичем Строгановым. Будучи посланником в Испании, граф познакомился с португальской графиней д’Ойенгаузен, супругой камергера португальской королевы Марии I графа д’Ега (брак распался), влюбился в красавицу-португалку, и вскоре она родила ему дочь, названную в честь одной из почитаемых католических святых — Идалией (при рождении получила имя Идалия де Обертей). После смерти своей первой жены Строганов женился в 1827 году на матери Идалии, но по законам того времени Идалия так и осталась незаконнорожденной. Девочка жила и воспитывалась со своими старшими братьями. В свете её называли «воспитанницей» графа. Однако, по сведениям Смирновой-Россет и великого князя Николая Михайловича, у графини д’Ега вообще не было детей. Идалия же, как утверждала Смирнова-Россет, бывшая близкой приятельницей графини Строгановой, — действительно дочь Г. А. Строганова, но от другой женщины: «…от одной француженки, гризетки или модистки. Эта молодая девушка была прелестна, умна, благовоспитанна, у неё были большие голубые, ласковые и кокетливые глаза, и графиня выдала её замуж за monsieur Полетика, человека очень хорошего происхождения и с порядочными средствами».

Идалия Полетика приходилась троюродной сестрой Н. Н. Пушкиной — через свою бабушку (по отцу) Елизавету Александровну Загряжскую (1745—1831), тётку Натальи Ивановны Гончаровой. 

Кроме того, и Идалия Полетика, и Натали Гончарова  были  внучатыми племянницами Григория Потемкина.

 

                                      15

 

А вот теперь можно переходить к тайне ненависти  Полетики и ее отца к Александру Сергеевичу и Наталье Николаевне Пушкиным.

Вполне возможно, что одна из причин ее – незаконное рождение Идалии и Парижанки. Которое повлекло за собой цепь событий, которые могли привести к смерти поэта. И все началось с того, что они очень по-разному зашли в семейство Загряжских - Строгановых-Потемкиных.

«Парижанку» – Наталью Ивановну – Екатерина признала законным ребенком Ивана Загряжского, и хотя она «числилась» воспитанницей в этой семье, ей даны были все социальные права: фамилия отца, дворянское звание и не только все наследство от гетмана Дорошенко, облагодетельствованного еще Софьей Алексеевной, но огромные деньги от родового имения Загряжских Кориан. То есть, неизвестный ребенок, которого привез  в семью Иван Загряжский, был поставлен даже не в равные, а в превосходные условия над его законными детьми. О чем свидетельствует и факт венчания Натальи Ивановны в царском дворце, в бриллиантах самой императрицы (матери Александра) в присутствии всей семьи императора Александра Первого.

Да,  свадьбы и других фрейлин проходили иногда во дворце. Но, видимо, когда на это были особые причины. Какие? Родство с императорской фамилией, конечно.

Можно вспомнить и крестины во дворце неизвестного ребенка, который  родился в семье дочери маршала Кутузова, у его незамужней дочери Екатерины. Мальчика крестил император Николай Первый и его супруга,  которая приходилась ему родной теткой, будучи сестрой его внебрачного отца – германского императора. Этот мальчик и его потомки  получили затем фамилию и титул князей Юсуповых, а также все их  баснословное богатство.

А вот с Идалией все было иначе. Александр не только не разрешил  удочерить Григорию Александровичу Строганову прижитую на стороне дочь, но даже называть ей своих родителей отцом и матерью. Она не только не получила фамилии Строгановых,  но и прав на их наследство, а также права появляться  во дворце и, тем более, служить там. Поэтому Строганову пришлось  исправлять  положение своей дочери ее ранним браком с Полетикой.

Почему же так получилось? Ведь Строгановы – миллионщики, да еще  родня царям через брак со Скавронскими. И вдруг такая немилость! Вот тут и  напрашивается мысль, что Наталья Ивановна Загряжская все-таки была бастардом из царской фамилии и определена в дом Ивана Александровича самой Екатериной Второй. А что касается наследства Загряжских, большую часть которого она получила – то так уж было принято – цари дали, цари взяли. И передали, кому считали нужным. И Ярополец, и Полотняные заводы,- все перекочевало Наталье Ивановне и ее детям.

Разве не разрывалось сердце у Григория Александровича Строганова,  который не мог не сравнивать положение своей внебрачной дочери Идалии и положение внебрачной «Парижанки», ее  двоюродной тетки? Разве мог они считать справедливым такое отношение Екатерины и ее сына Александра Первого к нему и к его дочери? Наверняка ненависть Строганова и Идалии не имела границ. Но до поры тщательно скрывалась ими. Ведь высказывать недовольство действиями царей – значит, бунтовать.

Но, видимо, чаша терпения этого семейства переполнилась в связи с замужеством Натали. Промотавшие два огромных имения под Москвой, на которые мог иметь виды (и имел, как покажет время) Строганов, Гончаровы-Загряжские брали в семью  бедного поэта, вместо того, чтобы выгодными браками детей поправить свое никудышнее материальное положение! Выходя замуж за Пушкина, Натали перекрывала дорогу к выгодным бракам своим сестрам – кому нужны бесприданницы?

Конечно, с ненавистью наблюдали Строгановы и за  тем, как своим отказом царю Пушкина перерезала последнюю золотую нить, которая связала бы ее с большими деньгами.

Но что еще хуже, ее тетка, престарелая фрейлина Загряжская,  пообещала выделить  для племянницы долю из поместья Кариан – 500 душ! Те самые, которые недополучила от сестер  Наталья Ивановна Загряжская при дележе наследства после смерти отца.

Но завещание она так и не написала, а уж Строганов после ее смерти,  будучи опекуном овдовевшей  Пушкиной, наотрез отказался выдать ей то, что обещала фрейлина Загряжская.

Понимая это отношение  Строганова и Идалии к Гончаровым и Пушкиным, можно понять их одобрение действий Екатерины Гончаровой и Дантеса. Дантес убил их врага, а Екатерина сделала правильный выбор для замужества, обретя огромное состояние во Франции.

 

                                      16

 

После смерти поэта настало время Строганова отомстить. Одной смерти Пушкина ему и его дочери было мало. В их руках оказалась несчастная вдова. И началось все прямо с похорон, которые Григорий Александрович взял на себя и  решил сделать их очень пышными. Что сразу же насторожило Жуковского и его друзей, не отходивших от гроба покойного. Николай Первый если и давал  приказание Строганову организовать похороны за свой счет, тут же дал обратный ход, испугавшись массовых студенческих волнений. И хотя  на отпевании (уже не в Исаакиевском соборе, а в церкви на Конюшенной) собрался весь Свет, ночью  гроб с телом тайно повезли в Тригорское. Где во время погребения над ним некому было пролить слезу. Только один из погубителей Пушкина – масон и политический оборотень Александр Тургенев, привезший тело на Псковщину, всплакнул, да и то,  судя по записям в его дневнике – о своем  умершем младшем брате, но не о поэте. К которому испытывал неприязненные чувства из-за неудобств, доставленных ему приказом Николая Первого везти гроб с  убитым Пушкиным в Тригорское.

В истории царь Николай Первый остался благодетелем осиротевшей семьи Пушкина, взявший ее под опеку. Только вся эта опека оказалась в руках злодея Строганова. Который своим «покровительством» довел Наталью Николаевну и ее детей до того, что они  нередко оставались даже без свечей, чаю и теплой одежды. Начались скитания вдовы великого поэта в прямом смысле с протянутой рукой.

Тем не менее, она появлялась в высшем свете, но, побежденная им, постоянно думала лишь о благополучии и здоровье своих детей. Наталья Николаевна сумела выкупить на средства от первого полного издания  (очень неряшливого по вине Строганова) произведений Пушкина Михайловское, на раздел и продажу которого претендовала сестра поэта Ольга Павлищева (ее муж даже составил план раздела и продажи русской святыни) и брат Александра Сергеевича Лев Сергеевич. Который так и не расплатился с поэтом за выплаченный им его огромный карточный долг. Вдова переехала в Михайловское с детьми и в это время поставила памятник на могиле мужа. Ее брат Дмитрий Гончаров постоянно задерживал причитающиеся ей выплаты с полотняных заводов. Так что Наталья Николаевна не могла даже нанять лошадей, купить детям теплую одежду, а чай и свечи одалживала в Тригорском у подруги мужа Осиповой, которая очень плохо к ней относилась. Мать,  Екатерина  Ивановна, наотрез отказалась предоставить  дочери помощь из доходов своего огромного  Яропольца. Но зато предложила Дантесу взять на воспитание у него  детей дочери Екатерины, прожившей всего 34 года. Отдав ее в руки мирового злодея и несказанно радуясь богатству, свалившемуся на дочь-бесприданницу, Наталья Ивановна на самом деле сунула  своего ребенка в адскую топку  дворцовых страстей, где Екатерина и сгорела, прожив короткую жизнь и оставив детей сиротами.

История второго замужества Натальи Пушкиной очень темная. Сколько бы ни писали о любви ее и Ланского, об  их взаимопонимании и счастье, трудно осмыслить тот факт, что мужчина, едва не умерший от любви к Идалии Полетики, проживший с нею в греховной страсти много лет, обнимал и целовал затем ее смертного врага, жену Пушкина. Да еще по совету своей же любовницы.

И как отбросить те факты, что сватом практически тут был Николай Первый, восторженно отдавший Пушкину  родственнику  фаворита (Александра Ланского)  его бабки Екатерины Второй, давший ему значительное «приданое» в виде карьеры, казенной квартиры и дачи. Так Николай Первый праздновал свою идеологическую победу над бунтовщицей, вступившей в сговор с одним из самых опасных для него противников – великим певцом свободы Александром Пушкиным. И портрет Пушкиной-Ланской, который царь заказал для себя, о многом говорит. На нем она изображена в венце из алых роз и с повязкой на шее, которую застегивает бриллиантовое колье. И только умный поймет – на покоренную красавицу России надели кровавый терновый венец и  рабский ошейник.

Едва ли царь посягнул на тело Натали. Это было бы уж слишком. Достаточно было демонстрации фактической победы над врагом.

И мало кто в современной истории понимает, что настоящую победу против Двора и его низких нравов одержала все-таки эта женщина. Оставшись с четырьмя малолетними детьми без мужа, в окружении злейших врагов и таких же злейших «друзей», зачастую просто нищенствуя,  Наталья Николаевна сохранила всех своих детей ( их было у нее вместе с детьми от Ланского семеро и еще  его племянник-сирота) и даже бесценное для  всего мира Михайловское. В то время как  ненавидящая ее и Пушкина Идалия Полетика по ходу своей  войны против  четы Пушкиных потеряла всех своих детей – двоих в младенчестве, третья дочь умерла у нее на руках в двадцатилетнем возрасте.

Проиграв в этой страшной смертельной схватке, уже будучи древней старухой, проживая одиноко в Одессе у брата, она говорила, что «… пойдет и плюнет на памятник Пушкину, который был изверг!»

И, может быть, брак с Ланским – это была всего лишь загадочная усмешка Натали, которую никто никогда не мог разгадать?

 

 

                           17

 

       И вот, наконец, настало время Строгановых в усадьбе Кариан. Перед своей смертью графиня Софья де Местр (Загряжская, тетка  Натальи Николаевны Пушкиной) завещала имение вместе со всем состоянием двоюродному племяннику —  (напомню, его отец, Григорий Александрович Строганов, являлся сыном родной сестры Ивана Александровича Загряжского — Елизаветы).

Сергей Григорьевич Строганов вступил в права наследника 1 октября 1851 года с обязательством выплачивать 6 процентов годовых с капитала овдовевшему Кса­вье де Местру. Со смертью в июле 1852 года графа де Местра это наследство Загряжских пол­ностью перешло к Строгановым. Сергей Григорьевич выплатил отступные за отчуждение от наследства Гончаровым, претендовавшим на имение, и уплатил долги, лежащие на нём. В апреле 1859 года он передал Знаменское своему сыну Павлу Сергеевичу «в вечное и потомственное пользование».

Во владении Павла Сергеевича теперь находилось почти 24 тысячи гектаров земли — целинная ковыльная степь, пашня, сенокосные луга, пастбища, лесные угодья; из них 17 тысяч сдавалось в аренду. На оставшейся части по передовой агрономической науке велось собственное хозяйство.

При новом владельце был отремонтирован двухэтажный барский дом, возведено каменное ограждение, остатки которого сохранились до наших дней, благоустроен пришедший в запустение парк. Для реставрации и роспи­си Знаменской церкви Строганов пригла­сил мастеров из столицы. По сохра­нившимся местным преданиям, оформление церкви воссоздавало интерьеры Исаакиевского собора — храма, где был крещён владелец имения.

Граф выделил средства на постройку церковно-приходской школы. Кроме нее Строганов содержал аптеку, приёмный покой богадельни, столовые для рабочих.

В 1864 году был основан конный завод, на котором разводились рысистые породы (скакуны брали призы на бегах в столице) и велась работа по улучшению породы крестьянских лошадей. В имении работали полотняный и винокуренный заводы, оборудованные механизмами с керосиновыми двигателями.

В 1894 году на деньги, выделенные Строгановым, на ветке Рязано-Уральской железной дороги в шести километрах от 3наменки была построена железнодорожная станция «Кариан-Строганово». В июне 1896 года были электрифицированы усадебный дом, все служебные помещения и церковь. Тогда же в Знаменском появился телефон.

В 1899 году при Знаменской школе Строганов открыл общественную читальню. Владелец усадьбы коллекционировал старинные книги и рукописи, собирал живопись. Он был одним из немногих русских коллекционеров, обративших внимание на произведения ранних итальянских художников. В особняке Знаменской усадьбы находилась часть коллекции Строганова: собрание картин российских живописцев: И. Айвазовского, А. Боголюбова, В. Боровиковского, К. Брюллова, Ф. Васильева, М. Клодта; а также западноевропейских: Скорела, Тенирса, Фрагонара.

П. Строганов умер в 1911 году, не оставив прямых наследников. Имение перешло к сыну племянницы Павла Сергеевича князю Г. А. Щербатову (1898—1976). Опекун малолетнего князя, А. Г. Щербатов почти сразу после смерти Строганова взял ссуду в Тамбовском дворянском земельном банке в размере 300 тысяч рублей. Но вскоре грянула революция. Наверное, эти деньги пригодились ему в эмиграции.

Сегодня усадьба Кариан, в отличие от возрожденного Яропольца (только потому, что там трижды побывал Александр Сергеевич Пушкин), стоит в разрушенном, заброшенном виде.