Листая старую записную книжку

Предыдущая часть - http://maxpark.com/community/1851/content/4778079

История 12 – «Прибой-101»

     Итак, остались позади полторы недели чтения технической документации на заводе, перелет Волгоград – Москва – Хабаровск - Владивосток, месяц хождения стажером за специалистами приморской бригады, переезд Владивосток - Южно-Сахалинск – Корсаков – Невельск, знакомство с местной специфической человеческой средой. Все, это было описано мною ранее. Наступил момент, когда я, наконец,  остался один на один с этим чудом тогдашней отечественной техники - ГАС «Прибой-101». Почему "Прибой" понятно. Разработчик  из таганрогского НПО "Прибой" увековечил,  таким образом, свой бренд. А вот почему именно – «101», откровенно говоря, до сих пор не знаю. Ни про «001», ни про «201» и т.п., по аналогии с бытовой техникой, означавшей в те времена класс устройства, мне ничего неизвестно. Могу только сказать, что эта гидроакустическая станция являла собой, в то время, развитие предыдущей, полностью выполненной на лампах, модели, которая носила название "Палтус". «Прибой» в части элементной базы был переходной моделью. Он унаследовал от «Палтуса» электронный индикатор на портативных лампах и магнитострикционную приемно-излучающую антенну. Приемно-усилительный тракт был выполнен на полупроводниках: транзисторах и микросхемах; генераторный – на мощных тиристорных инверторах. Управление электродвигателями ПВУ (Поворотно-Выдвижного устройства) осуществлялось тоже с применением тиристоров. В общем, - сборная «солянка». Комплексы, установленные на судах НБТрФ по порядковым заводским номерам, на момент моего прибытия, входили в первые сорок изделий с момента начала их производства. Самым маленьким номером обладал (и потому был самым старым в нашем ведении), как сейчас помню, комплекс  на СТР «Сурск». Его заводской номер был - 10.

    Не знаю, из каких соображений, но разработчик изделия поначалу применил в качестве ПВУ (поворотно-выдвижного устройства) новую по сравнению с «Палтусом» конструкцию так называемого Прибора 1-1, предназначенного для вывода штанги с антенной и обтекателем за обводы судна и осуществления перемещения антенны по горизонтали и вертикали. Обтекатель в нем вращался вместе с антенной гидролокатора. Однако, к моменту моего появления на Сахалине, всем уже было ясно, что это конструкторское решение себя не оправдало из-за стремительного износа редуктора поворота, который подвергался очень большой нагрузке при движении судна, вынужденный преодолевать  при повороте обтекателя напор встречного потока воды. За один только рейс (а это 4,5 - 5 месяцев) зубья бронзовых червячных пар, входящих в его состав, изнашивались до состояния лезвия ножа, что приводило к необходимости их срочной замены, что, соответственно требовало полной переборки редуктора поворота антенны. Основной работой слесаря-механика как раз и была деятельность по замене этих быстро изнашиваемых деталей. Завод же, к этому моменту,  в срочном порядке перешел на изготовление и комплектование комплекса ПВУ старой проверенной временем конструкции (от «Палтуса»), поименованной как Прибор 1-1М, с неподвижным обтекателем, уже внутри которого поворачивалась только сама антенна, что снимало нагрузку с приводов антенны во время движения судна. Заводу пришлось изготавливать и поставлять ПВУ владельцам старых комплектов для замены не оправдавших себя устройств, а нам, работникам, занимавшимся обслуживанием, - таскать в командировки сумки с шестернями и червяками для старых редукторов, пока шел процесс замены. Смена ПВУ для судовладельцев было делом весьма хлопотным и требовало постановки судна в док, что само по себе было тогда делом нескорым, т.к. очередь на постановку в док была расписана на годы вперед, а вне очереди суда ставили в док только в самых экстраординарных случаях.

   Комплекс наш состоял из двух похожих частей - рыбопоискового гидролокатора и рыбопоискового же эхолота и устанавливался на рыболовецких судах трех типов:

-  СТР (Средний Траулер Рефрижераторный), который изготавливали в стране три судоверфи: Волгоградская, Ярославская и Киевская «Ленинская кузница»;

- БМРТ (Большой Морозильный Рефрижераторный Траулер) производства Николаевской судоверфи;

- РТМС (Рефрижераторный Траулер Морозильщик Супер), производства судоверфи г. Штральзунд, ГДР.

Схематично можно представить нашу аппаратуру в виде следующей блок схемы:

Блок-схема ГАС «Прибой-101»:Пр.4-1,4-2 приборы управления и индикации гидролокатора и эхолота; 2А и 2Б-генераторные стойки; 20А-питание эл.двигателей ПВУ;1-1 и 1-1М – устр-ва сопряжения(согласования)антенн с генераторным и усилительным трактами + сами антенны

    Приборы 4-1 и 4-2, отвечающие за управление и индикацию, устанавливались в рулевой рубке судна, там, где во время плавания находились вахтенные помощник капитана (или он сам), штурман и рулевой. Тут же располагалось и рабочее место гидроакустика, за пультом этих приборов, которые в среде рыбаков получили прозвище - «пианино», из-за большого количества разных кнопок и переключателей управления. Все остальные приборы комплекса размещались ниже ватерлинии в специальной гидроакустической шахте. Чем больше было судно, тем дольше надо было спускаться по трапам вниз, чтобы до них добраться. Это, вполне естественное для гидроакустической аппаратуры размещение антенного хозяйства в непосредственной близости от днища корабля и даже в нем самом, отрицательным образом сказывалось на здоровье обслуживающего персонала, т.е. и на моем, в том числе. Металлический корпус, погруженный в воду, даже в летнее время здорово отнимает тепло у человеческого тела. Тут даже шерстяной костюм не очень-то помогал. Отсюда и профессиональные заболевания, при работе такого рода - простуды, хронические гаймориты, синуситы. Тимофей Иванович в силу своего возраста, как мы тогда ошибочно думали, частенько жаловался на «прострелы» в позвоночнике. Однажды его подруга чуть ли не в течение недели даже вынуждена была таскать его на своей спине в туалет…

В рулевой рубке СТР «Ступино». Один из акустиков НБТрФ позирует

на фоне Приборов 4-1,4-2 ГАС «Прибой-101»

    Конечно, тогда, в самом начале своей самостоятельной работы на Сахалине, я еще очень многого не знал. Потому, придя на следующий день после описанного в предыдущей части знакомства с местной радио-гидро-технической публикой на один из упоминавшихся уже ранее четырех сейнеров, для начала, решил произвести «проворачивание механизмов», как, наверное, выразился бы военный человек, с тем, чтобы попробовать оценить их состояние. Чтение технической документации в Волгограде до отъезда во Владивосток, стажировка во Владивостоке даром не прошли, и я представлял себе в целом устройство, размещение и порядок использования аппаратуры рыбопоискового комплекса, хотя и не представлял в полной мере, каким образом он участвует  в добыче рыбы и каковы общесистемные принципы настройки его узлов. Случай же, когда можно было, наконец, самостоятельно включить и опробовать ГАС в работе на практике, впервые появился у меня именно тут. На мостике никого не было, Тимофей Иванович еще не пришел, акустик – тоже, радист был занят чем-то своим и не вылезал из радиорубки. Так что ничто моим опытам не препятствовало.

     Не мудрствуя лукаво, я включил электропитание эхолота и гидролокатора, по индикатору и самописцу эхолота убедился в наличии нескольких метров под килем до дна. После этого нажал кнопку запуска привода механизма спуска-подъема антенны гидролокатора и, дождавшись выхода последней за обводы, о чем мне сообщил соответствующий индикатор, включил режим автоматического сканирования внутренней акватории порта, предварительно установив угол сканирования, направив его примерно перпендикулярно борту траулера или, как говорили моряки, вдоль траверса, дабы наблюдать отраженный от брекватера эхо-сигнал. Надо отметить, что одним из главных параметров станции была мощность. У гидролокатора она составляла 22 кВт в импульсе.  Я менял ширину диаграммы направленности, варьировал усиление,  переходил в ручной режим, наблюдая за изменениями в отображении эхосигнала от волнолома порта на электронном индикаторе и самописце. Таким образом, я самостоятельно знакомился с работой аппаратуры играя клавишами «пианино» минут десять - пятнадцать, пока в рулевой рубке не появился некий запыхавшийся человек, который издав,  победный вопль, как будто нашел что-то давно утерянное, но лично для него очень важное обратился ко мне с вопросом: «Ты кто такой?». Я представился как вновь прибывший представитель завода-изготовителя и, в свою очередь, поинтересовался, кем тот сам является.

Вместо ответа он, выяснив, что это мой первый в практике визит на местный сейнер, стоящий у стенки, попросил выключить гидролокационную аппаратуру и, после того как я выполнил его просьбу, вывел меня из рубки на капитанский мостик. При этом он обратил мое внимание на наличие голубого флага на флагштоке одного из портовых буксиров, стоявшего у причала третьим или четвертым бортом. После этого человек внушительно и достаточно доброжелательно разъяснил мне, глупому, общее портовое правило. Если голубой флаг на этом буксире поднят, значит, в воде работают водолазы и включать гидролокаторы нельзя. Упомянутые мной выше 22 киловатта в импульсе весьма прилично, по словам представителя водолазной службы, чуть ли ни как молотком, били по телу погруженного в водную среду водолаза, заставляя его моментально выскакивать из нее. Это был второй урок, полученный мною за два неполных дня самостоятельной работы на Сахалине. Впоследствии я уже без крайней нужды не включал генератор в порту. А если этого требовал ремонт аппаратуры, то предварительно сам осматривал акваторию в поиске голубого флага и просил это сделать еще и местного акустика для страховки, та неловкость в "дебюте" моей работы на Сахалине надолго мне запомнилась…

У причала НБТрФ. Вид с одного СТР на другой

     Должен сказать, что первые дни моей самостоятельной работы были богаты на такие уроки. Эти первых четыре сейнера стали для меня серьезным наглядным пособием в плане освоения профессии регулировщика гидроакустической аппаратуры. Во-первых, чем ближе был срок их выхода в море, тем больше обнаруживалось в аппаратуре неполадок, разрегулировок, устранить которые легко и быстро мне не удавалось, т.к. я еще не имел детального представления о ней на уровне единой принципиальной электрической схемы, которой как таковой (что выяснилось по ходу) в натуре не существовало. К изделию прилагалась обширная документация, которая размещалась в полутора десятках пухлых папок. Это были отдельные электрические схемы модулей, блоков, приборов, которые требовалось идентифицировать, поставив в соответствие с реальными физическими объектами, определив их соединения внутри более крупного сборочного узла (принцип матрешки). И если с первым дело обстояло еще терпимо, то со вторым возникли проблемы, вызвавшие у меня поначалу состояние близкое к панике. Учитывая ограниченность времени, пришлось знакомиться с электрическими схемами в экстренном порядке. Я, в этот период своей работы в Невельске, практически каждый день вынужден был брать папки со схемами с собой в гостиницу, где, расстелив их развернутые «гармошки» на полу номера, до поздней ночи ползал по ним, изучая прохождение трактовых сигналов. При этом, я , на первых порах, регулярно впадал в состояние ступора, когда на схеме число проводников, подходящих к тому или иному разъему с одной стороны (в схеме модуля) не совпадало с числом проводников, подходящих к его же ответной части (в схеме блока), при чем, частенько, как по количеству, так и по номерам контактов разъемов, к которым они подводились. В довершении ко всему, когда с утра я приходил на судно и вскрывал соответствующий блок или модуль, чтобы воочию убедиться на какой же из схем изображение соответствует действительности, нередко оказывалось, что реальность не соответствовала изображенному на бумаге вовсе. Связана такая ситуация была с тем, что производство описанной мной аппаратуры имело ярко выраженный мелкосерийный характер. Изделие, по ходу его выпуска, подвергалось заметным доработкам и изменениям (проводимым Серийным Конструкторским Отделом, помимо всего прочего, и на основании анализа карточек отказов, которые мы заполняли по каждому ремонту каждого комплекта изделия на флотах и отсылали руководству своего участка в Волгоград вместе с табелями учета рабочего времени). Изменения эти порой носили срочный характер, особенно в период освоения изделия, и просто не успевали отражаться в прилагаемой сопроводительной тех.документации, которая изготавливалась партиями и правке при отправке изделия не подвергалась. Кроме того, самые первые доработки, которые я не застал, имели тотальный характер и, по словам механика Тимофея, которому я, за неимением кого-то еще, жаловался, проводились заводскими спец.бригадами электромонтажников, которые переезжая от базы к базе какие-то провода обрезали, а какие-то подвязывали в имеющиеся жгуты. Следы деятельности этих спец.бригад на первых образцах изделий наблюдались мною почти повсеместно во всех приборах. Надо сказать, заметно было, что действовали они  в спешке и вид местами не подвязанных обрезанных проводов поначалу действовал на меня удручающе… Со временем я к этому привык и перестал вообще обращать на них внимание. Но тогда в последние дни перед отходом траулеров в рейс они меня сильно раздражали и отвлекали, заставляя впустую тратить много времени. Отмечу, что бригадир, Леня, все это время находился в Корсакове и никак не вмешивался, предоставив  меня самому себе. Как я понял, это был с его стороны такой методический ход, известный как обучение плаванию методом бросания в воду. Выплывет – стало быть, плавать будет; утонет – ну, значит, так тому и быть, не судьба…

      В общем, не помню как, но худо-бедно три траулера ушли в море. Оставался последний сейнер, назывался он - "Синегорье". Надо сказать, что попутно со схемотехническими проблемами приходилось, по первости, сталкиваться и с чисто человеческими, психологическими вопросами. Дело в том, что каждый акустик стремился выглядеть в чужих глазах человеком компетентным не только в сфере грамотного использования аппаратуры собственно для поиска и лова рыбы, но и в деле ее ремонта и настройки, что, как мне стало ясно много позже, особо ценилось капитанами сейнеров. Однако, далеко не всегда видимость соответствовала действительности. Тем не менее, от этого часто зависело качество трудоустройства акустика. В хорошем, квалифицированном  экипаже заработки были выше, т.к. и ловил такой экипаж больше рыбы, чем малоквалифицированный. Поэтому, со временем, я вообще перестал обращать внимание на бодрые рапорты акустиков о работе их аппаратуры, которые они делали по возвращению их судна с промысла, особенно, если намечалась их замена (в связи с отпуском, переходом в другой экипаж или списанием на берег). Кроме того, со временем я заметил, что часто аппаратура, безукоризненно работавшая в море и на момент возвращения в порт, после полутора-двух недельного простоя начинала вдруг сбоить, являя взору реальные неисправности, повергавшие в недоумение: "Как же они с такими неполадками в море работали?!!". Эта особенность поведения техники знакома всем, кто профессионально занимается ремонтом и обслуживанием сложных технических устройств. Но для меня, начинающего в то время, это было открытием. Ушедшие в рейс три «моих» траулера, добравшись до района промысла, тут же начали на рапортах докладывать о неполадках гидролокатора, что было странно, т.к. все они только что были приняты основным экипажем без особых претензий. Попытки что-то выяснить по радио (а начальник отдела связи пытался наладить наши переговоры с экипажем) ни к чему не приводили. Разговор наш с судовыми акустиками был похож на разговор слепого с глухим. С одной стороны, моя терминология на тот момент отличалась от того жаргона, которым пользовались местные акустики, потому дать практический совет не видя того, о чем ведет речь акустик, было для меня, на тот момент, не реально. С другой стороны, претензии имели чаще надуманный характер, на «железо» легче было списать не всегда удачную работу всего экипажа в комплексе, оно ведь не могло само за себя постоять. Не знаю, сам начальник отдела связи придумал или кто ему подсказал, но он вдруг предложил нам с Тимофеем выйти в море в район лова и на месте отладить аппаратуру, если оно того потребует. Мне это предложение очень понравилось, т.к. обещало дать много новой и полезной информации, которая могла впоследствии очень пригодиться. Нас оформили радиомеханиками их местной базовой радиомастерской и, как ее работников, отправили в район промысла, разместив в каюте изолятора (была на траулере и такая)  СТР «Синегорье», ставшего на пару ближайших месяцев нашей с Тимофеем базой по обслуживанию рыбопоисковой аппаратуры рыболовного флота «Сахалинрыбпрома» непосредственно в районе промысла сельди иваси и скумбрии. Интересно, что уже в тот момент, когда СТР "Синегорье" с нами на борту стоял на внутреннем рейде порта и проходил положенную перед отбытием в район промысла процедуру пограничного контроля, после того, как на Рапорте в ответ на очередной "скулеж" по поводу неудовлетворительной работы гидролокатора был дан ответ, что заводские специалисты выходят в экспедицию, стенания по поводу рыбопоисковой аппаратуры сразу прекратились. Помню, что специально поднялся на мостик и слушал переговоры по коротковолновому приемнику. Разговоры на эту тему резко прекратились. Акустики, судя по всему, затаились, почувствовав политическую угрозу своему благополучию, которую мы с Тимофеем физически собой олицетворяли. Сказывалось нежелание прослыть некомпетентным, как я говорил выше. Это вызвало у меня легкую улыбку, то, что меня воспринимали всерьез мне льстило, но в тоже время вызывало беспокойство и у меня самого. Я-то себя крутым «заводским специалистом» тогда еще не ощущал. Это ощущение появилось несколько позже и мой вояж в зону промысла сельди иваси и скумбрии, как показало время, сильно ускорил его приход…

продолжение - http://maxpark.com/community/1851/content/4809032#share