Лучше бы рок-н-ролл, честное слово, был мертв

На модерации Отложенный

Вечером 7 марта на церемонии вручения премии "Чартова дюжина" Юрий Юлианович Шевчук зачитал по бумажке сумбурный текст, в котором говорилось о плохом и хорошем.

Там говорилось, что "фанера" и бездуховность — это плохо, а Ходорковский и духовность, наоборот, хорошо. И что Шевчук поет хорошие песни, а по пса поет песни плохие. И если слушать хорошие песни, то и страна будет хорошая, а если слушать песни плохие, то и у страны все будет плохо.

Публика отнеслась к речи Шевчука с недоумением. Она то пришла песни послушать, а тут такой митинг протеста. Мало того что платили не за это, так еще и русский рок-н-ролл никогда в своей истории не занимался протестами. Наоборот, протестным было официальное советское искусство. "Ядерному взрыву — нет! Нет! Нет!" — пел Иосиф Кобзон, и, слушая этот гимн, любой нормальный человек хотел сразу же удавиться.

Творчество столпов русского рок-н-ролла всегда было подчеркнуто аполитичным, антисоциальным и антигражданским. Русский рок-н-ролл создавали люди, которые не хотели жить в государстве. Но и бороться с ним они не хотели. Они просто прятались от этого государства в котельных.

Группа "Аквариум" пела о неведомых мирах, о любви и о чуде как таковом. О чуде реки, о чуде дерева, о чуде судьбы инженера или о чуде познания дзена.

Группа "Кино" очень четко следовала складывающейся конъюнктуре. Когда надо было петь постпанк, она пела постпанк. Когда надо было перейти на псевдорусские распевы, переходила на псевдорусские распевы. А когда дело дошло до попсы, занялась и попсой.

"Машина времени" вообще всегда пела традиционное интеллигентское "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Во всем этом не было ни слова "против государства" — по той простейшей причине, что на государство всем этим артистам было наплевать. Государство было само по себе, партия — сама по себе, а рокеры были сами по себе.

Разве что Илья Валерьевич Кормильцев, человек с пылающим огнем внутри, писал для группы "Наутилус Помпилиус" тексты на социальные темы.

Но, во-первых, делал это Кормильцев уже тогда, когда это делали все (что сильно снижало сущностную ценность протеста), а во-вторых, как нам показала дальнейшая судьба этого талантливейшего человека, он бы протестовал всегда и против всего. Просто потому, что так был устроен.

Все это очень хорошо было видно в перестроечном фильме "Взломщик". Фильм этот очень плохой, но его ценность состоит в том, что там очень много натурных съемок ленинградского рок-клуба второй половины 80-х. И крик зрителя на одном из концертов, где "Алиса" поет "Мое поколение": "Кончай филозу, попс давай!" — говорит о русском рокн-ролле и его публике куда как больше, чем все последующие исследования.

А потом все изменилось.

И песня неудачника "Мое поколение" вдруг стала протестной, а хрестоматийная фраза "Нас нельзя изменить, нас можно только уничтожить", произнесенная Кинчевым в фильме "Взломщик", неожиданно обрела какое-то героическое звучание. А ведь эта фраза завершает монолог Кинчева, где он говорит о том, чтобы его все оставили в покое. Что все, чего он хочет, — это просто петь песни. Как и герои цоевской "Перемен": сидят люди на кухне, курят и ждут. Ждут перемен. "И вдруг нам становится страшно что-то менять", — поет Цой. Это песни слабых людей, которые ничего не хотят менять сами. Они просто ждут, когда закончится жизнь.

БГ как-то в запале сказал, что рок-н-ролл мертв. Нет, он не мертв, он просто очень и очень болен. Системной волчанкой. Если кто не смотрит про доктора Хауса, поясню: это такое аутоиммунное заболевание, при котором организм начинает борьбу против себя самого. Так вот русский рок-н-ролл, кажется, начал системную борьбу против себя. Позабыв о себе, рокеры вдруг начали обличать. Обличает Шевчук. Обличает Борзыкин. Обличает Арбенина. И как только появилось это обличение — куда-то вдруг делаcь собственно музыка.

А вернее всего, произошел обратный процесс. Когда исчезла музыка — осталось лишь обличать. И уж лучше бы такой рок-н-ролл, честное слово, был мертв.