Кризис кончился, а власти скрывают! Что на самом деле стоит за протестами марта-2010

В 2008 году россияне отнеслись к новостям об экономическом кризисе довольно-таки серьезно (судя по опросам ФОМ). Уже в октябре подавляющее большинство граждан (73%) знали или что-то слышали о проблемах мирового экономического развития; почти половина (48%) понимала, что экономика России зависит от международной ситуации, и 32% выражали опасения, что "мировой кризис" крайне негативно отразится на нашей стране. Граждане выбирали разные стратегии адаптации - экономили на еде и товарах, возрождали натуральное хозяйство, отказывались от отпусков; находили дополнительные подработки, старались укрепить свои позиции на работе, опасаясь увольнения, или же предпринимали активные действия - повышали квалификацию, начинали заниматься предпринимательством, переезжали. Протестные настроения, разумеется, присутствовали, однако доля допускающих для себя возможность участвовать в акциях протеста не превышала традиционной "нормы" - 20-25%.

Оказалось, что это кризис и его угрозы оказались внятным аргументом, относительно которого сформировалось общественное согласие и на основании которого можно выстраивать договоренности между самыми разными участниками социального взаимодействия - региональными властями, федеральным центром, населением, наемными работниками, работодателями и собственниками. Однако сейчас ситуация меняется. В представлении людей, кризис в стране еще продолжается, однако понемногу растет доля тех, кто уверен в наступающей перемене к лучшему (28%). Распространяется ожидание скорого окончания кризиса как в мире, так и в России:декабрь 2009 г.). "Окончательный конец" относится на 2011 год и после, но уже сейчас виден еще один интересный тренд: разговоры об этом слышали почти половина - 43% опрошенных, 47% иногда встречают рассуждения об этом в СМИ (ФОМ, начинается психологическая демобилизация. Например, сокращается доля утверждающих, что среди их друзей и знакомых "много" тех, кто пострадал от кризиса - с 52 до 44%; растет число тех, в окружении которых "мало" пострадавших (с 19 до 23%) или же таких "нет вообще" (с 11 до 15%). Следующий этап (если ничего экстраординарного не произойдет) - усиление у людей того впечатления, что лично им удалось справиться с негативным воздействием кризиса на их собственную жизнь (уже сейчас снижается доля уверенных в обратном - с 40 до 36%).

Что может означать этот тренд - ожидание перемен к лучшему? Вспоминается "закон революции" Алексиса де Токвиля: народ, безропотно перенесший тяготы плохих времен и жестоких законов, яростно сбрасывает их бремя, как только оно ослабеет. Пугать революцией - дурной тон, да и не в этом дело. Важен принцип: люди начинают ждать и требовать нового к себе отношения не когда "все плохо", а когда обнаруживаются перемены к лучшему.

Разговоры и серия интервью с руководителями промышленных предприятий подсказало: среди наемных работников усиливаются ожидания, что работодатели выполнят свою часть "кризисного контракта". Если прежде лояльность и умеренность обменивались на антикризисные меры, то сейчас должно случиться если "вознаграждение" за терпение, посильную помощь и преодоление опасностей коллапса, то, как минимум - восстановление "справедливой" системы ценностей в отношениях: "Вы" должны позаботиться о наших проблемах так же, как "Мы" приняли экономические проблемы ваших фабрик-заводов-пароходов. Примерно те же самые интонации можно уловить в отзвуках больших протестных акций, проходивших в Калининграде, Самаре, Иркутске. Люди согласились на перераспределение суверенитета и сейчас все сильнее будут полагать, что свою часть обязательств они выполнили - они не паниковали и излишне жестко не спрашивали с властей за ошибки и экономические неурядицы, они помогли сохранить то, что им не принадлежит. Благодарность есть, недаром доверие правительству за последнее время понемногу увеличивается - с 38 до 49% с ноября 2009 г. (ФОМ, январь 2010 г.). Одновременно с ощущением, что кризис закончился или вот-вот закончится, люди ожидают, что свою часть контракта выполнит и власть - в той части, которая касается и ее традиционных социальных обязательств, и общего отношения к интересам и потребностям граждан.

Последние могут вырастать "не из желудка", а быть связанными с социальной идентичностью людей. Региональные элиты и общественные объединения, протестующие против запуска ЦБК в Байкальске, уверены, что в таком решении нет не только экономической целесообразности, оно разрушает их ответственность за эту территорию, их готовность к конструктивному обсуждению, демонстрирует неуважение к ним со стороны федеральных властей и пренебрежение мнением жителей региона. Байкальск - не Пикалево, проблемы похожи, но требования другие. Та же линия разлома между "кремлевским ставленником" Г. Боосом и калининградскими элитами и гражданскими инициативами. Многотысячные акции протеста, прошедшие в конце прошлого и уже этом году, заслонили другой калининградский прецедент - своеобразную "публичную приемную", почти что шестьдесят пикетов, проходивших каждую неделю в течение года против развала системы здравоохранения региона. Подобный перечень можно продолжать.

Складывается ощущение, что действующий социальный контракт между элитами, гражданами, властью и НКО близок к исчерпанию. Он вроде бы еще и ощущается, и в его значимости еще не время сомневаться, он проявляет себя в темах и идеологемах, отсылающих к ответственности, благополучию, общественной солидарности и т.п. Однако его убедительность и непреложность уже не кажутся безусловными - словно смотришь на суровую снежную крепость, построенную для масленичных баталий. Красиво, фундаментально и неприступно, но срок жизни уже отмерян. Кризис и множество других событий и объективных обстоятельств истончили с таким трудом созданный "общественный договор", как истончает мартовское солнце февральский снег. Опросы подсказывают - пусть фрагментарно, чего ожидают россияне в ближайшие несколько месяцев (ФОМ, декабрь 2009 г.). Опасения сильны: рост цен на товары и услуги (89%), рост цен на жилье (75%), усиление безработицы (58%), снижение доходов населения (54%). Однако обращают на себя внимание позитивные ожидания. Помимо спасительного "роста цен на нефть" (50%), россияне предвидят развитие инновационных технологий (46%), развитие малого бизнеса (44%), спад экономического кризиса (39%) и рост доходов населения (24%).

Опросы ведущих поллстеров не фиксируют трендов в развитии общественной активности, однако в этой сфере происходят существенные перемены. За четыре года, прошедших с акций против реформы льгот, гражданские инициативы прошли несколько этапов своего становления - от координационных центров к сетевым структурам. Сегодня уже можно говорить о феномене городских движений. "Частные" вопросы экологии, социальной защиты, городской застройки, развития инфраструктуры, самоуправления и т.д. начинают все больше соотноситься с общегородской тематикой, а общественные инициативы и движения перестают быть узкосегментированными по сферам, а становятся инвайроменталистскими по своим базовым ценностям и целям. А это означает, что формируется новый язык обсуждения актуальных проблем и задач, новый язык социальной идентичности, потенциально способной выйти за естественные границы различных социальных групп. На этом фоне не покажется чересчур смелым предположение, что в обозримой перспективе будут формироваться новые практики гражданского участия (не обязательно протестные), и главное - это будет происходить в контексте посткризисных настроений и ожиданий. Кажется, что власть ощущает или даже ожидает подобных перемен - МВД строится и перестраивается, и вектор такой перестройки не столько репрессивный, сколько модернизационный (хотя бы по духу): нужно готовиться к работе в условиях новой социальной атмосферы. Удар дубинкой не вписывается ни в посткризисный контракт, ни в модернизационную идеологию. Via Toquille! Объективное улучшение условий существования и связанный с ним рост ожиданий побуждает людей не признавать легитимность существующих законов, властных структур и социальных институтов, если они воспроизводят традиционные принципы господства.